Читать интересную книгу Асы против асов. В борьбе за господство - Олег Смыслов

В 3.30 утра звено лейтенанта Молчанова из 33-го ИАП обстреляло первый немецкий бомбардировщик, который тут же рухнул, объятый пламенем, на землю. В 4.15 младший лейтенант Кокарев из 124-го ИАП, израсходовав боеприпасы, таранил на МиГ-3 двухмоторный Ю-88.

Согласно данным, приведенным М. Спиком в книге «Асы союзников», «за 8 часов с момента начала войны 15 немецких самолетов стали жертвами таранных ударов на всех фронтах. Последним уничтожил таким образом немецкую машину около полудня пилот П. Кузьмин из 127-го ИАП, пилотируя истребитель И-153 «Чайка».

Так что потери люфтваффе с каждым часом войны увеличивались. О двадцати победах над врагом доложил командир 127-го ИАП. Более двадцати побед записали на счет летчики 123-го ИАП. Командир этого полка майор Сурин лично сбил 11 самолетов и т.д.

Таким образом, несмотря на внезапность, захваченное господство в воздухе и большие потери, советские летчики яростно сражались с противником до конца. Вот что пишет Кайюс Беккер: «Вначале германские истребители встретили неожиданные трудности в боях со своими противниками. Хотя русские бипланы И-153 и И-16 уступали «мессершмиттам» в скорости, но были более маневренными. Говоря словами лейтенанта Шисса из штабного звена JG-53 «они позволяли нам чуть ли не прицеливаться и тут же разворачивали свои машины на 180°, до тех пор, пока оба самолета не начинали стрелять друг в друга в упор».

3

После 12 часов дня 22 июня Сталин разговаривал по кремлевскому телефону с наркомом обороны маршалом Тимошенко: «Внезапность нападения, разумеется, имеет важное значение в войне. Она дает инициативу и, следовательно, большое военное преимущество напавшей стороне. Но вы прикрываетесь внезапностью. Кстати, имейте в виду — немцы рассчитывают внезапностью вызвать панику в частях нашей армии. Надо строго-настрого предупредить командующих о недопущении какой-либо паники».

В 16 часов на заседании Политбюро в кремлевском кабинете Сталина маршал Тимошенко докладывал обстановку. Выслушав его, вождь сухо проговорил: «Стало быть, много советских самолетов уничтожено прямо на земле». И после утвердительного ответа маршала пришел в неописуемое негодование: «Неужели до всех аэродромов добралась немецкая авиация?» И снова услышал утвердительный ответ. А когда Тимошенко назвал ему цифру потерянных советской авиацией самолетов, Сталин вскипел: «Это же чудовищное преступление. Надо головы поснимать с виновных». По свидетельству управляющего делами Совнаркома СССР Я. В. Чадаева, «он тут же поручил Берии расследовать дело и о результатах доложить на Политбюро». Поздно вечером Сталин вновь собрал членов Политбюро. В этот раз на многие вопросы вождя Тимошенко ответить не мог. «Что у вас сидят за шляпы, — сказал Сталин, — которые не могут точно установить обстановку. Совесть у них есть? Сознают они ответственность за судьбу страны? Подводят они вас и погубят дело...» «Животы там нарастили некоторые генералы, а знаний не прибавили», — добавил вождь.

* * *

Несмотря на упорное сопротивление Красной армии, уже на второй день войны, 23 июня, был оставлен Гродно, 26-го сдан Даугавпилс, 27-го — Слуцк, 28-го пал Минск. И это на седьмой день войны. Еще через два дня был занят Львов.

К июлю 1941 г. численность ВВС действующей армии сократилась до 2516 самолетов, или в 2,8 раза по сравнению с 21 июня 1941 г., а к 1 октября этого же года — до 1716. В ВВС действующих фронтов на 10 июля 1942 г. осталось 70 % авиадивизий, сформированных в мирное время, а к августу 1941 г. — 54 %.

Большие потери ВВС привели к тому, что численность самолетного парка ВВС резко сократилась. Например, в составе ВВС Северо-Западного фронта на 1 августа 1941 г. осталось всего 36 исправных самолетов, Западного — 136, Центрального — 105.

Армия отступала. Перебазировалась в глубь страны и авиация, но в результате спешки, а порой и халатности на аэродромах оставались неисправные самолеты, подлежащие полевому ремонту, а иногда и боеспособные самолеты, не имевшие экипажей. С 22 июня по 15 июля 1941 г. в ВВС Северо-Западного фронта при перебазированиях было уничтожено или оставлено противнику 308 боевых (исправных и неисправных) самолетов. За этот же период в ВВС Юго-Западного фронта был оставлен 461 боевой самолет, что составило 31 % по отношению к боевым потерям.

Однако, «хотя огромные потери, понесенные русской авиацией, показали, что ее самолеты практически беззащитны против германских истребителей, она не собиралась сдаваться», пишет К. Беккер.

Отсюда, несмотря на победоносную кампанию «блицкрига» на Востоке летом 1941 г., люфтваффе понесло тяжелые потери в личном составе и в технике. Так, с 22 июня 1941 г. по 2 августа 1941 г. они составили уничтоженными 1023 самолета и 657 поврежденными. Для ВВС Германии это были ощутимые потери, которые составили одну треть от германского производства за весь этот период.

Примечательно, что противник по-разному расценивал причины своих потерь. Генерал Марквордт из технического управления люфтваффе считал, что «советская зенитная артиллерия, очень эффективная против атак на малых высотах, скоро вынудила нашу авиацию забираться на большие высоты».

Другой авторитет, командующий истребительной авиацией, летчик-ас Адольф Галланд считал иначе: «Примитивность страны, большие расстояния, трудности в снабжении — все это служило причинами наших серьезных затруднений. Собственно сама авиация в техническом отношении является достаточно утонченным и сложным механизмом, который сильно зависит от службы снабжения и ремонтной базы. Так что фактором, который вскоре резко сократил боеспособность люфтваффе в России, явилась не столько противовоздушная оборона русских, сколько полнейшее отсутствие всех необходимых условий для нормального жизнеобеспечения столь высокоразвитой и поэтому столь чувствительной к отсутствию этих условий авиационной техники».

И вот еще одно мнение. «На протяжении первого года кампании, — считал В. Швабедиссен, — выяснились три основных пункта, которые противоречили данным немецкой разведки и явились большой и неприятной неожиданностью. Эти пункты касались:

а) численности советских ВВС на момент начала кампании;

б) эффективности советской зенитной артиллерии;

в) неожиданно быстрого восстановления ВВС в конце 1941 — начале 1942 г., несмотря на сокрушительные удары, которые были нанесены им летом».

Дело в том, что немецкий летный состав инструктировали, основываясь на данных разведки, согласно которым советскую зенитную артиллерию и истребительные силы «вряд ли стоило принимать во внимание».

Но когда немцы сталкивались и с теми и с другими, то это являлось для них большим сюрпризом', причем в техническом отношении превосходство люфтваффе было очевидным. Немецкие командиры были удивлены эффективностью вражеской зенитной артиллерии, поскольку представляли ее устаревшей.

Не менее удивились они и оборонительному огню пехоты из легкого оружия, который приводил к большим потерям с немецкой стороны. Очень скоро, удерживая превосходство в воздухе, немцы стали понимать, что желаемого полного уничтожения советской авиации достичь не удалось. И это несмотря на то что, по их первичному мнению, «русские были опрокинуты» и «вражеской авиации буквально не существовало».

Действительно, единодушие во взглядах на эффект массированного воздушного удара в первые дни войны сменился озабоченностью. После того как советская авиация, застигнутая врасплох, была, по сути, уничтожена на аэродромах, тем не менее сопротивление не прекращалось.

По их убеждению, три фактора благоприятствовали восстановлению советской авиации:

«а) большое количество летчиков уцелело, в то время как их техника была уничтожена на земле летом 1941 г., а также наличие больших резервов техники и личного состава во внутренних районах России и на Дальнем Востоке;

б) эвакуация (несмотря на громадные трудности) авиационной промышленности на восток, где она оказалась недосягаемой для немецкой авиации;

в) раннее наступление исключительно суровой русской зимы, которое нарушило все планы немцев по ведению воздушных операций и дало русским долгую передышку для реорганизации своих ВВС».

В общем, Советский Союз был виноват перед врагом исключительно из-за своей огромной территорией и русской зимы. А Германии бы хотелось получить его на блюдечке с голубой каемочкой!

Вот как немцы описывали среднего русского летчика: «Противник, совершенно не способный вести самостоятельный атакующий воздушный бой и представляющий весьма небольшую угрозу в атаке. Часто складывалось впечатление, что в отличие от немецких летчиков, советские пилоты были фаталистами, сражавшимися безо всякой надежды на успех и уверенности в своих силах, движимые своим фанатизмом или страхом перед комиссаром». Между тем и даже такому образу они находили свое объяснение: «Как можно было ожидать настоящего энтузиазма в бою от летчиков со столь безнадежно устаревшими самолетами, оружием и оснащением? Как должен был вести себя в бою летчик, уступающий противнику в технической и летной подготовке и который был деморализован огромными поражениями Советского Союза?