Осчастливленный Сверчок уселся на коня и отправился со своим первым поручением — пригласить герцога Македонского на обед к Тиранту Белому.
— Это подвиг, достойный истинного рыцаря, — напутствовал вконец смущенного юношу Диафеб, — потому что испытанию подвергнутся твоя учтивость и твое терпение, не говоря уж о твоем умении владеть собой. Теперь ступай и помни, что севастократор ждет тебя за своим столом, и притом с куда большей радостью, нежели герцога Македонского.
И Сверчок уехал.
Диафеб проводил его глазами, а затем обернулся к Тиранту и увидел, что его кузен глубоко растроган случившимся.
— Сдается мне, кузен, что этот Сверчок на самом деле — переодетая девица, которая отправилась на войну, потому что влюблена в кого-то из сеньоров, — сказал Диафеб.
Вся кровь отхлынула у Тиранта от лица.
— Это было бы великим позором для меня и для всего рыцарского ордена, — прошептал он. — Но почему же вы не остановили меня, если это так?
— Потому что я сомневаюсь, — ответил Диафеб невозмутимо. — Может быть, у нашего Сверчка совсем другие причины для смущения.
— Какие, например?
— Может быть, он вовсе не знатного рода, как представлялся нам вначале.
— Как такое может быть? — удивился Тирант. — Судя по его поведению, он весьма знатного рода.
— В таком случае, я рад, что все обернулось именно таким образом, — сказал Диафеб.
Тем временем Сверчок прибыл к герцогу Македонскому и с глубоким поклоном передал ему приглашение от севастократора разделить с ним трапезу.
— Мой господин не сомневается в том, что и в вашем лагере обед будет приготовлен наилучшим образом, — продолжал Сверчок, — но зато у севастократора вы сможете утолить голод куда скорее, ведь наш обед уже готов. Осталось лишь ополоснуть руки.
— Да за кого он принимает меня, этот ваш господин? — воскликнул герцог в досаде. — За побирушку, каковым он сам является? Вот напасть на мою голову! Я не желаю к нему ехать. Впрочем, если он захочет, может сам у меня перекусить, не то у него живот прилипнет к хребту.
— Какую же трапезу вы ему предложите? — спросил Сверчок на латинском языке, который недурно успел выучить, пока прислуживал Тиранту. — Разве что бычье пойло да курью сечку?
И с тем он развернул коня и уехал.
Бывший с герцогом Македонским рыцарь обратился к своему господину:
— Этот рыцарь вам только что надерзил, а вы и не поняли. Знаете ли вы, что он сказал про бычье пойло да курью сечку?
— По правде говоря, мне такие слова неизвестны, — отозвался герцог Македонский.
— Бычье пойло — это сырая вода, а курья сечка — сорванная руками трава, — объяснил рыцарь.
Герцог Македонский так и вспыхнул:
— Как же я ничего не разобрал в этих дерзостях! До чего надменны чужеземцы, и слуги их таковы же! Если бы я понимал латынь, я ответил бы нахальному посланцу добрым ударом меча по голове.
— Это было бы справедливо, — сказал рыцарь герцогу Македонскому.
Но еще справедливее было то, что к столу у герцога Македонского действительно подавали обед, немногим лучше того, о каком рассуждал рыцарь Сверчок!
* * *
После превосходного обеда Тирант передохнул и, взяв с собой отряд в двести человек, отправился к городу, который заметил еще прежде. Это был тот самый городок Миралпейщ, о котором Тирант, впервые увидев его на карте, почему-то подумал, что непременно умрет под его стенами.
Сейчас ничего подобного у Тиранта и в мыслях не было. Он даже не вспомнил о странном чувстве, что сжало ему сердце в тот день на совете у императора.
Город был занят турками, однако при известии о разгроме под Пелидасом и о резне, учиненной в лагере Великого Турка, все неприятели бежали из Миралпейща.
Располагался этот городок на берегу реки всего в одной миле от лагеря севастократора, что было весьма удобно. Когда Тирант прибыл туда, там уже оставались одни только греки, а турок и след простыл.
Тирант остановился перед воротами, разглядывая избитые временем и бомбардами стены; сверху между крупными серыми камнями кладки свисали пучки высохшей травы. Они шевелились на слабом ветерке, и Тиранту вдруг почудилось, будто это усы над сжатыми губами. Много ртов с усами. Одни скалились в ухмылке, другие опустили уголки губ, третьи как будто перекосились от дурного настроения.
Тирант моргнул, и наваждение исчезло.
Ворота отворились. Навстречу севастократору из города вышли самые знатные жители с ключами на большой шелковой подушке. Они не выглядели истощенными, но все же радовались тому, что турки наконец убрались и Миралпейщ вновь принадлежит императору.
Тирант с благодарностью принял ключи и затем вместе со своим отрядом вошел внутрь.
Городок показался ему скучным, лишенным всяких примечательных черт. Впрочем, здесь имелось немало лавок и целых два зеленных рынка. Осмотрев все вокруг хорошенько, Тирант приказал местным куриалам снабжать продовольствием греческую армию, что осадила Великого Турка на горе.
— Потому что, если мы не выкурим его оттуда, турки вернутся, и тогда плохо вам придется, — заключил он свою краткую речь.
Куриалы, слушая Тиранта, глядели на него почтительно, однако он чувствовал, что о таких вещах, как снабжение продовольствием или появление армии и отход ее от города, им известно куда больше, нежели ему. И это Тиранта успокаивало, потому что избавляло от необходимости тратить лишние слова на объяснения.
Глава городского совета задал только один вопрос:
— Намерен ли севастократор платить за хлеб и мясо, которое мы теперь обязаны поставлять?
Тирант чуть покраснел и ответил, что, естественно, все продукты будут куплены за деньги.
На обратном пути, когда Миралпейщ превратился уже в подобие миниатюрного букетика зданий, обвязанного вместо ленты крепостной стеной, Диафеб спросил своего кузена:
— Как долго вы предполагаете осаждать эту гору?
— Пока проклятый и забывший Бога Великий Турок не попросит о пощаде или не решится дать последний бой! — ответил Тирант.
— В таком случае, дело может затянуться, — предупредил Диафеб.
— Надеюсь, этого не случится.
— У вас есть и другие враги, помимо Великого Турка, — напомнил Диафеб. — И их тоже не следует выпускать из виду.
— Вы имеете в виду герцога Македонского?
— В основном я имел в виду нехватку продовольствия в случае затянувшейся осады и возможность мародерства…
— Полагаете, кто-то из христианских воинов способен на грабеж, убийство или кражи? — осведомился Тирант.
Диафеб молча кивнул. Тирант посмотрел на него странно и сказал: