Но Рэйфу было мало поцелуев.
– Пойдем потанцуем со мной.
– Не-е-ет! Я не умею. – Пенелопа почувствовала, как лицо залилось румянцем. – Ты ведь это знаешь. Ты видел, как я пыталась танцевать в твоем лабиринте.
– Но ты же ни разу не делала этого со мной…
И они танцевали среди сотни других людей, пляшущих у сцены под музыку ирландской группы, которая когда-то выступала на первом фестивале Локсбери. Не пропустили ни одной их песни. Пенелопе казалось, что танцевать – это так просто. Рэйф был отличным партнером и прекрасно вел ее в танце.
А когда выступление ирландских музыкантов закончилось, лидер-гитарист группы вышел к микрофону и поднял вверх руки, показывая, что просит тишины.
– Последний раз мы играли в Локсбери тридцать лет назад, – сказал он. – Но мое сердце всегда оставалось в этом городе. – Переждав, когда затихнут раздавшиеся аплодисменты, он продолжил: – Любовью всей моей жизни была девушка из Локсбери.
Пенелопа, услышав эти слова, застыла, а Рэйф крепче прижал ее к себе. Она стояла посреди толпы, но ей казалось, что все смотрят на нее, словно ее одну высветил луч прожектора.
Впрочем, ведь она не была одна – рядом был Рэйф.
– Кто этот человек?
– Его зовут Пэдди Мерфи.
– Патрик Мерфи?!
А Мерфи между тем печально покачал головой:
– Я приехал на первый фестиваль в Локсбери тридцать лет назад, чтобы снова увидеться с той девушкой, однако наша встреча не состоялась. Всю мою жизнь я любил только ее, но так уж получилось. Может, ты сегодня здесь, Шарли, дорогая. Если это так, я надеюсь, твоя жизнь сложилась счастливо. Эта песня – для тебя.
Музыканты заиграли, люди вокруг снова начали танцевать, но Пенелопа стояла неподвижно, словно окаменев.
– Боже мой… – прошептала она.
Рэйф отвел ее в сторону, туда, где не было людей – на огороженную площадку для команды пиротехников, на краю которой змеилось множество перепутанных проводов, ведущих к подъемникам для фейерверков.
– Смотри под ноги. Осторожно, не споткнись…
Здесь музыка звучала гораздо тише, и можно было забыть обо всем, кроме одного:
– Он мой отец, ведь так?
– Думаю, да. Когда смотришь на него вблизи, замечаешь, как вы с ним похожи. И он очень приятный человек.
– Ты знал, что он будет на фестивале?
– Я знал, как его зовут и что его группа собирается выступать. А пару дней назад я встретил его, и он рассказал мне, что больше всего в жизни сожалеет о потере любимой женщины. – Рэйф привлек Пенелопу к себе и поцеловал. И в тот момент я понял, что совершу самую крупную ошибку в своей жизни, если потеряю тебя, потому что ты – любовь всей моей жизни.
– Патрик не знает, что случилось с моей матерью?
– Судя по всему, нет.
– Знаешь, что я думаю? Мне кажется, это моя мать пришла сюда со мной, чтобы я встретилась с отцом, потому что она тоже очень любила его.
– Патрик сказал мне кое-что еще: он больше всего на свете сожалеет о том, что у него нет детей.
Пенелопа ощутила ком в горле.
– Полагаешь, он захочет встретиться со мной?
– А кто бы не захотел? – Рэйф снова поцеловал ее. – Если бы он смог общаться с тобой, думаю, это сделало бы его счастливейшим человеком на свете… после меня.
Каким взглядом смотрел сейчас на нее Рэйф! Пенелопе хотелось, чтобы он глядел на нее так всю жизнь.
– Мне бы хотелось встретиться с ним, – произнесла она тихо. – Но мне страшновато.
– Я буду с тобой. Не бойся.
Их прервал сигнал рации, и Рэйф обменялся несколькими фразами со своей командой. Фейерверк вот-вот должен был начаться. Оркестр уже приготовился исполнять для него песню.
Рэйф пояснил:
– Это шоу будет проходить под музыку, исполняемую «вживую», и все фейерверки будут запускаться вручную, без автоматики.
– Разве тебе не нужно быть сейчас со своей командой?
– Нет. Они прекрасно обучены. Я там, где должен сейчас быть.
– А музыку будет исполнять оркестр?
– Да, вместе с шотландскими волынками. Слышишь, волынщики разыгрываются?
Звук волынок становился все громче. Фонари, установленные вокруг поля, внезапно погасли, погрузив всех присутствующих на фестивале в непроглядную тьму. Огни зажигалок мерцали, словно звезды, в море людей, понимающих, что сейчас должно начаться что-то потрясающее. Пенелопа и Рэйф находились позади сцены между толпой зрителей и местом запуска ракет. Рэйф повернул любимую лицом к подъемникам для наземных фейерверков и встал позади нее, обняв и прижав к себе.
С громким хлопком в высоту взлетела первая ракета и разорвалась, пролившись в небе цветным дождем. Толпа удивленно ахнула. А затем зазвучала красивая музыка – волынки в сопровождении симфонического оркестра.
– О! – Пенелопа узнала эту песню, известную всем.
«Ты никогда не будешь идти в одиночестве». Гимн солидарности.
Никогда еще Пенелопа не видела фейерверк с такого близкого расстояния. Каждый раз, когда ракета выстреливала в небо, земля вздрагивала под ногами. Формы и цвета фейерверков отсюда казались невероятно красивыми, но пылающие обрывки картонных картриджей от выпущенных в небо ракет падали совсем недалеко от того места, где стояла Пенелопа.
И все же она никогда еще не чувствовала себя в большей безопасности, чем здесь и сейчас – в объятиях Рэйфа.
Больше ни он, ни она не будут идти в одиночестве, потому что теперь они есть друг у друга.
– Подожди, то ли еще будет, когда ты увидишь наземный фейерверк в конце шоу, – сказал Рэйф. – Долго же нам пришлось его изготавливать.
Представление достигло своего апогея: почти ослепляющее буйство цвета, невероятно красочно. И до чего же замечательно было одновременно слышать, как под звуки оркестра поют все зрители. Наверное, каждый пел во всю силу своего голоса, раз в результате получалось так громко.
Пенелопа не пела. Рэйф тоже. Она чувствовала, как он напрягся всем телом, когда начал затухать финальный залп из нескольких зарядов одновременно, и пришел в движение самый высокий подъемник.
На установленном на нем каркасе вспыхнуло красными огнями фейерверка огромное сердце. А внутри его – монета с изображенными на ней квадратной решеткой, цепями и короной наверху. А над короной по кругу даже были выписаны слова «один пенни».
– Для тебя, – прошептал Рэйф. – Для моей Пенни.
Это могли видеть все, и одновременно этот фейерверк был чем-то глубоко личным, принадлежащим лишь им двоим.
Пенни. Та женщина, которой Пенелопа была на самом деле и которую пыталась прятать от всего мира, пока Рэйф не помог ей стать самой собой.
У нее задрожали губы.
– Нынче пенни – это жалкий грош.
– Как же ты ошибаешься! Моя Пенни мне дороже жизни!
Рэйф развернул ее к себе и поцеловал неторопливо и так нежно, что Пенелопе показалось: сейчас ее сердце от этого разорвется. Впрочем, и пусть, ведь она знала, что в таком случае Рэйф просто возьмет и снова соберет все кусочки ее сердца вместе.