Читать интересную книгу Тайна России - Михаил Назаров

Англичане действовали особенно подло, заверяя, что "выдачи несовместимы с честью Великобритании" — так было в Австрии, в лагере Пеггец близ Лиенца (там остановился Казачий стан генерала Доманова — полувоенное поселение). Сначала всех разоружили (под предлогом "замены вооружения"). Затем 28 мая 1945 г. (якобы "на конференцию") были вывезены и переданы СМЕРШу офицеры. А 1 июня был предпринят штурм лагеря (более половины его составляли женщины и дети) — во время богослужения под открытым небом, под тысячегласное пение "Отче наш"; в молящихся стреляли, кололи штыками, били священников, перевернули престол. Десятки трупов, окровавленные иконы и хоругви остались на площади… Англичане (в значительной мере состоявшие из говоривших по-русски польских и украинских эмигрантов-евреев, некоторые очевидцы писали о них как о "палестинском корпусе" [56]) передали всех СМЕРШу, а в последующие дни вместе со СМЕРШем устроили совместную охоту на беглецов в горах — общее число жертв было не менее 150…

При этом англичане даже перевыполнили Ялтинские обязательства: "Тысячи беженцев, никогда не живших в Советской России, покинувших свою страну в 1919 г. в качестве союзников англичан и американцев и, соответственно, не имевших отношения к Ялтинским соглашениям, были переданы в Австрии СМЕРШу по договоренности столь секретной, что до сих пор принимаются самые исключительные меры для сокрытия следов этой операции" [57], - пишет живущий в Англии исследователь этой трагедии Н. Толстой (за разглашение правды против него было возбуждено дело, что привело к лишению его всего имущества по приговору английского суда…)

Так, "по ведомостям Казачьего стана, не меньше 68 % офицеров Доманова, или около 1430 человек, являлись старыми эмигрантами"; немало их было среди рядовых и членов семей. В числе не подлежащих выдаче были хорошо известные англичанам союзники по первой мировой и гражданской войне генералы Краснов, Шкуро (награжденный английским орденом Бани), Султан-Гирей Клыч (предводитель кавказцев). "Никак нельзя сказать, что старые эмигранты не старались привлечь внимание к своему статусу. Султан Гирей прибыл в лагерь в Шпиттале в полной форме царского офицера, генерал Кучук Улагай размахивал… албанским паспортом. В Пеггеце многие показывали майору Дэвису нансеновские паспорта и паспорта различных европейских стран". Вообще у англичан "могло создаться впечатление, что у казаков заправляют делом исключительно старые эмигранты" [58].

Однако полученный английским бригадиром Мессоном "устный приказ полностью исключал всякую возможность не выдавать казаков, не являющихся советскими гражданами". Другой английский офицер свидетельствует: …мне было приказано сообщить белоэмигрантам в наших лагерях, что им предстоит перевод в другие лагеря русских пленных. Затем мне надлежало погрузить их всех, в том числе женщин и детей, на грузовики, вывезти в советскую зону и передать советским представителям" [59].

Многие, зная, что их ожидают мучения и казнь, при выдачах сразу кончали с собой, чтобы избежать вымученного отречения от своих идеалов. Митрополит Анастасий разрешил совершать отпевание таких самоубийц: "Их действия ближе к подвигу святой Пелагии Антиохийской (8 окт.), выбросившейся из высокой башни, чтобы избежать поругания, нежели к преступлению Иуды" [60]. На местах особо кровавых выдач Русская Зарубежная Церковь ежегодно проводит панихиды, на которые съезжаются русские люди из разных стран…

* * *

В любой гражданской войне каждая из сторон может привести те или иные весомые аргументы для оправдания своей позиции. Для православного же человека главным критерием в оценке противоборствующих сторон должно быть их отношение к главной Истине — к Богу. Христос заповедал нам, что любовь к Богу и служение Ему должны быть выше любви к родной земле и даже к родителям (Мф. 10:37; 19:29), не говоря уже о правительстве. Даже верность Царю-Помазаннику наш святой и идеолог-государственник преп. Иосиф Волоцкий строго обусловливал тем, служит ли сам Царь Богу или же своим греховным страстям, — призывая не слушаться царя-отступника даже под угрозой смерти.

Именно поэтому в нашей гражданской войне всего XX в. по одну сторону стояли и монархисты-черносотенцы, противившиеся революционерам; и белые воины, выступившие (несмотря на многие недостатки непредрешенческого Белого движения) против интернационалистов-богоборцев; и те русские патриоты 1940-х гг., которые были готовы отдать жизнь за воссоздание православной России в борьбе против ее противников.

Вот только в 1941–1945 гг. противников у России было столь много, что на практике сделать выбор в пользу Истины было очень непросто, учитывая, что гражданская война между белыми и красными в чистом виде уже не шла, а была лишь ее попытка в рамках небывалой по жестокости внешней войны, значение которой перевесило возможный вариант возобновления гражданской. Если судить по идеологической сути режимов, это была война двух врагов России друг с другом: врага внутреннего (большевизма) и внешнего (нацизма). Однако Сталин быстро сообразил проявить лояльность к русскому патриотизму как к союзнику, враг же внешний тупо проводил на оккупированных территориях антирусскую политику, толкая народ на сближение с коммунистической властью.

Таким образом, разделенные линией фронта, разные части нашего народа имели разные возможности действий для борьбы за Россию против разных ее врагов. Поэтому и проблема выбора меньшего зла решалась ими по-разному. Этот сложный нравственный вопрос зависел не только от географического местопребывания, но и от разных личных оценок целого ряда факторов: целей Гитлера, террора Сталина, возможности эволюции коммунистической власти в сторону патриотизма и Церкви, наличия антикоммунистического потенциала в народе, возможности отстройки независимой русской силы…

Даже в советской армии этот вопрос не всеми решался одинаково. Как уже сказано, к лету 1943 г. — еще до создания РОА — на немецкой стороне в виде мелких частей воевало около миллиона бывших советских военнослужащих (тогда как в годы Первой мировой войны из 2,5 миллионов российских пленных лишь 2 тысячи западно-украинских самостийников поддались на посулы и перешли в немецкую армию) [61]. Такие цифры трудно объяснить простым предательством. По сути, это было подобие гражданской войны в рамках Второй мировой. И можно себе представить ее исход, если бы немцы решились на создание русского национального антикоммунистического правительства…

Легко судить о прошлом, зная, чем все кончилось. Труднее было принимать решение, когда будущее было неопределенно, а от выбора нельзя было уклониться. Поэтому те обвинители, кто не стоял перед столь сложным выбором, вряд ли имеют право осуждать ту часть эмиграции, которая не уклонилась от участия в помощи своему народу — в той форме, в какой это было возможно в ее положении.

Тем более никто не имеет права осуждать русское зарубежное духовенство, которое не оставило без своего духовного окормления русских людей, сделавших такой выбор. Все они, побежденные, заплатили за это слишком дорогую цену. Как, впрочем, и победители. Вся наша многострадальная страна до сих пор расплачивается за действия тех, кто захватил власть в 1917 г., и их нынешних преемников.

Завершим эту статью последними абзацами из военных глав "Миссии русской эмиграции":

"Вспоминая о том выборе меньшего зла, который стоял перед русским Зарубежьем в начале войны, можно видеть, что в своих надеждах жестоко обманулись обе части эмиграции [ориентировавшиеся на Германию — и на западные демократии]: ни Гитлер, ни демократии не были заинтересованы в свободной России. Гитлер погубил в концлагерях миллионы противников коммунистического режима, а Запад после войны выдал уцелевших на расправу Сталину — тоже миллионы… Обманулись и те — как в эмиграции, так и в СССР — кто надеялся на перерождение коммунистического режима после победы…

Однако годы войны наглядно показали существование в России национально-освободительного потенциала, проявившегося, несмотря на все разрушения и потери. И лишь состояние мира было таково, что этот потенциал не мог реализоваться, — в этом причина спорных и сомнительных сторон явления РОД.

Вторая мировая война стала экстремальной ситуацией, в которой обнажилась духовная суть всех сил, противоборствовавших в расколотом мире: капитализма, коммунизма, фашизма. К осмыслению их сущности мы еще вернемся, но уже сейчас виден главный политический урок тех лет. Они окончательно показали, что ключ к освобождению и возрождению России — только в самой России; что освобождение снаружи — вряд ли возможно, ибо в эгоистическом мире у русского дела нет друзей. А против врагов россияне способны бороться даже при таком режиме.

Послевоенный период характерен тем, что в мире остались только две из этих сил, в конфликте между которыми, грозившем новой мировой войной, предстояло жить и действовать политической эмиграции — помня о полученном уроке" [62].