Читать интересную книгу Тайна России - Михаил Назаров

В аристократических кругах сохранились симпатии к России в духе старой бисмарковской политики; этому способствовала и вышедшая в 1938 г. в Швейцарии книга немецкого философа (женатого на русской эмигрантке) В. Шубарта "Европа и душа Востока" [27]. Для традиционно-консервативных немцев-христиан Гитлер был едва ли не язычником… Наиболее оппозиционные круги, к которым примыкали также дипломаты (бывший посол в Москве В. граф фон дер Шуленбург), банкиры и промышленники (в Германии не была запрещена частная инициатива), отчаявшись повлиять на фюрера, устроили на него 20 июля 1944 г. покушение (неудачное; сотни человек были казнены)…

Именно с такими немцами искали сотрудничества как эмигранты, так и ген. А.А. Власов, считая, что известный компромисс допустим, а освобожденная от коммунистов Россия не даст себя поработить иноземцам. Но Гитлер, как и его ближайшее партийное окружение (Розенберг), отвергали саму мысль о союзе с русскими. Правда, в немецких войсках, по инициативе военачальников, были разрешены небольшие части из русских добровольцев, общей численностью до миллиона человек [29], но их стали называть "Русской Освободительной Армией" (РОА) лишь в целях пропаганды, для поощрения перебежчиков (разбрасывались соответствующие листовки над советскими позициями). В действительности эти мелкие части подчинялись немецкому командованию и не имели никакого отношения к созданной позже армии Власова.

Цель Гитлера была превратить «унтерменшей» — славян в рабов, а Россию в колонию. Произвол на оккупированных территориях и бесчеловечное обращение с пленными невозможно было скрыть. Тем самым Гитлер придал войне — в глазах советской стороны — характер Отечественной, и на стороне защищавших коммунистический режим оказалась своя важная правда: они защищали родную землю. Их героизм, их жертвы — навсегда останутся в русской (а не только советской) истории.

На этом и сыграл Сталин, привлекший к делу обороны уцелевших епископов и даже восстановивший в сентябре 1943 г. патриаршество. Но неужели можно обвинять зарубежных епископов в "услужении Гитлеру" за то, что они, собравшись в октябре 1943 г. на совещание в Вене, не признали такую процедуру назначения Патриарха канонической?.. За то, что они не поверили в патриотизм коммунистической власти,[14] еще недавно сатанински преследовавшей Церковь? Все помнили, что не кто иной, как Сталин объявил "безбожную пятилетку", после которой к началу войны во всей стране службы совершали лишь 4 архиерея и оставались открытыми несколько сот храмов…

Кстати, одновременно это Венское совещание направило докладную записку германскому правительству с критикой его политики на оккупированных территориях в России; никаких приветствий Гитлеру и его правительству не было [30]. И во время богослужений в Зарубежной Церкви молились не о "победе Гитлера", а о "помощи Божией для освобождения Родины от большевицко-коммунистического ига" и о прекращении войны: "Еще молимся о еже утолити вся крамолы, нестроения, раздоры же и кровопролитные брани, грех ради наших сущия, и прекратити вскоре брань, и мир всему мipy даровати… [31].

Для Русской Зарубежной Церкви и в годы войны главными были не политические соображения, а духовные. Она не имела доступа к соотечественникам на родине, но не могла оставить на произвол судьбы миллионы русских людей, оказавшихся к западу от линии фронта. Она не могла быть равнодушной к их надеждам и усилиям, к их выбору меньшего зла.

Прежде всего она старалась спасать советских пленных, от которых Сталин отказался как от "изменников Родине". СССР отказался подписать международную конвенцию о гуманном обращении с пленными, — предоставив Гитлеру морить их голодом на законном основании. В то время как пленные западных армий содержались в сносных условиях, под опекой Международного Красного Креста, — советские умирали с голоду. К лету 1942 г. их погибло около 2 миллионов человек; лишь после этого, благодаря протестам адмирала Канариса, фельдмаршала фон Бока и других военачальников, русских пленных стали лучше кормить и использовать в качестве рабочих.

Для помощи пленным эмигранты с самого начала войны устраивались на работу в соответствующие немецкие учреждения. Кромиади, работавший в одной из распределительных комиссий, описывает, что эта проблема "подняла на ноги всю русскую эмиграцию. Вопрос о помощи военнопленным стал в эмигрантской среде самым животрепещущим вопросом; священники с амвона призывали свои паствы к оказанию помощи братьям, погибающим в неволе, а общественные деятели создавали комитеты по сбору пожертвований и продолжали это дело до самого конца войны… у лагерей военнопленных целыми днями маячили мужчины и женщины, пытаясь улучить момент, чтобы передать пленным принесенное" [32].

Не допускали эмигрантов и к «остовским» рабочим. Лишь в 1944 г. с величайшим трудом митрополиту Серафиму удалось добиться разрешения для 15 разъездных священников на обслуживание «остовских» лагерей. Как он отмечал, этому все же способствовало то обстоятельство, что "в правительственных кругах рассматривали Православие как иностранное вероисповедание и, чтобы не обидеть болгарских и румынских союзников, с нами обращались более осторожно. Представитель церковного министерства часто говорил нам: ваше счастье, что вашу Церковь считают иностранным вероисповеданием" [33]. В этом еще одна причина того, что Русская Зарубежная Церковь не была тогда запрещена (в отличие от политических эмигрантских организаций).

На оккупированные советские территории эмигранты сами по себе не допускались — ибо "они объединяются с населением в противогерманских интересах" (так говорилось в соответствующем циркуляре). Они могли проникать на Восток лишь нелегально или завербовываясь в немецкие фирмы. Однако возрождению там религиозной жизни немцы не препятствовали. Восточный министр-язычник Розенберг считал, что христианство "делает славян более послушными", но при этом поощрял антирусские сепаратизмы и делал ставку на искусственное создание независимых Белорусской и Украинской Церквей. (Впрочем, с малым успехом: уйдя в эмиграцию, большинство из этих белорусских и украинских епископов присоединилось к Русской Зарубежной Церкви.) И хотя немцы запрещали Зарубежной Церкви помогать своему народу на оккупированных территориях, она пыталась это делать нелегально, в меру возможностей — прежде всего религиозной литературой и антиминсами для тысяч вновь открытых храмов и многих монастырей. Находившаяся в словацком Ладомирове обитель преп. Иова Почаевского печатала Евангелия (100.000 экз.), молитвенники (60.000) и другие издания для нелегальной переправки в Россию (в том числе через солдат-словаков) [34].

В этом отношении гораздо лучшие возможности для "сотрудничества с гитлеровцами", то есть для помощи своему народу, имело эмигрантское православное духовенство из Польши и Прибалтики, не принадлежавшее к Зарубежной Церкви. Одним из первых восстанавливать религиозную жизнь на оккупированных территориях отправился архимандрит Филофей (Нарко) из Варшавы, ставший епископом Могилевским; в последний период оккупации он возглавлял Церковь в Белоруссии (позже, в эмиграции, он стал архиепископом Берлинским и Германским). В августе 1941 г. по благословению митрополита Пантелеймона (Рожновского) в оккупированную Белоруссию направились архимандрит Серафим (Шахмут) и священник Григорий Кударенко из Жировицкого монастыря, открывшие множество храмов и затем осевшие в Гомеле [35]. При открытии храмов народ рыдал, не в силах сдерживать чувств…

А по инициативе митрополита Виленского и Литовского Сергия (Воскресенского) — прибалтийского экзарха Московской Патриархии! — в августе 1941 г. на Псковщину прибыла "сотрудничать с гитлеровцами" целая миссия из 15 священников-эмигрантов, в основном из Прибалтики, в их числе были и выпускники парижского «евлогианского» Богословского института. Миссию возглавляли поочередно прот. Сергий Ефимов, затем прот. Николай Коливерский, прот. Кирилл Зайц; в числе духовенства также прибыли о. Георгий Бенигсен (секретарь миссии) о. В. Толстоухов, о. Иоанн Легкий, о. Алексей Ионов и др. Миссия охватила оккупированную территорию Псковской, Новгородской, отчасти Ленинградской и Калининской областей — все они находились в ведении не тылового, а военного немецкого командования, которое не занималось проведением розенберговской политики по отношению к населению [36]. Хотя все храмы на этой территории были ранее закрыты или разрушены большевиками, религиозный подъем народа был столь огромным и неожиданным для эмигрантов, что один из них сохранил такое впечатление о первом богослужении: "Нам показалось, что не священники приехали укреплять народ, а народ укрепляет священников"… Миссия просуществовала до апреля 1944 г., открыв около 300 храмов, в которых служили около 174 священников. Многим из них, оставшимся в СССР, пришлось за это заплатить лагерями, а то и жизнью…