за преступления в них либо замалчивалась, либо возвеличивалась до уровня героического финала лихой и бесшабашной жизни, — и я задумался, насколько глубоко и серьезно укоренился этот образ мыслей в голове Фрэнка. Его внутренний протест против собственных физических недостатков являлся богатой почвой для подобного рода фантазий.
— На твоем месте я бы не стал слишком доверять россказням Сэма Запевалы, — заметил я, подумав при этом, что парню не следовало бы разрешать столь тесное общение с Пайком и Фентоном.
Он бросил на меня быстрый взгляд своих живых выразительных глаз, в которых, казалось, постоянно таилась скрытая усмешка, намек на то, что собеседник никогда полностью не воспринимается им всерьез, и молча отошел к нактоузу[29], где Черный Майкл перебирал загорелыми пальцами спицы штурвала, в то время как зоркие глаза его пристально следили за положением парусов и замечали малейшие попытки судна сойти с курса под влиянием встречной волны.
О Фентоне мы так ничего и не узнали. Но теперь, когда мы благополучно вышли в море и пустились наперегонки с нашим вероятным соперником — если таковой действительно существовал, — это нас уже не очень тревожило. Пайк, постоянно напоминая о своей верности и преданности, находился у нас на борту. Между ним и Черным Майклом не было открытой вражды, и последний не вспоминал о ссоре в «Обросшем Якоре».
По настоянию сэра Ричарда и к явному неудовольствию капитана Джекобса я получил должность первого помощника. Невзирая на отсутствие морской практики, я охотно приступил к своим новым обязанностям, поскольку они давали мне возможность участвовать в судовождении. Я рассчитывал, что Черный Майкл, как наш квартирмейстер, поможет мне возместить мое невежество в этой области.
Мы закончили прокладку курса. Он пролегал почти строго на юг и слегка к западу от Плимута прямо до Мадейры (куда мы намеревались зайти за пресной водой), затем снова в том же направлении до островов Зеленого Мыса, минуя Азоры, и оттуда до мыса Доброй Надежды. После Кейптауна курс наш поворачивал на восток к Мадагаскару и в Мозамбикский пролив.
«Золотая Надежда» довольно резво шла в бакштаг[30] левым галсом[31], подгоняемая свежим северо-восточным бризом. Она обладала, как оказалось, лучшим ходом, чем я предполагал, хоть и зарывалась носом в волну по самые якорные крамболы[32], разбивая синюю гладь моря в белоснежную пену, которая шумела вдоль бортов и исчезала за горизонтом, превращаясь в искрящуюся и переливающуюся всеми цветами радуги жемчужную кильватерную струю. Вдруг мне показалось, что я заметил какое-то недовольство в прищуренных глазах Майкла, когда тот бросил взгляд на паруса, хотя они и так были до отказа наполнены ветром. Подойдя поближе якобы для того, чтобы проверить показания компаса, я тихо — поскольку была вахта капитана Джекобса — спросил его, в чем дело.
Черный Майкл покосился в сторону капитана, который стоял у леерного ограждения, глядя на быстро исчезающие вдали берега Англии, и передвинул языком из-под правой щеки под левую табачную жвачку, помогавшую ему бороться со вчерашним похмельем.
— Если выбрать шкоты[33] и обтянуть паруса, она пошла бы быстрее, — пробормотал он вполголоса.
Я и сам подумал о том же, поэтому подошел к капитану Джекобсу и как бы невзначай высказал свое предположение.
— Ветер, кажется, немного меняет направление, — сказал я. — Не следует ли потуже обтянуть паруса?
Со времени нашего отплытия и после назначения меня первым помощником достойный моряк стал относиться ко мне с вежливостью, граничащей со снисходительностью. Он обернулся ко мне с любезной улыбкой.
— С такими обводами судно слишком уваливается под ветер и перестает слушаться руля, если чересчур форсировать парусами, — ответил он. — Это строгая кобылка и не любит понуканий!
Ответ достаточно резонный! Капитан лучше меня знал судно и был опытным моряком. Тем не менее, я предпочел бы придерживаться советов Майкла, который понимал в этом деле получше многих. Для Майкла, рулевого, штурвал являлся пульсом судна; он мог на ощупь, по одному поведению руля, угадать любой трюк, который оно собирается выкинуть, и предупредить любой. Он умел по форме и виду кильватерной струи, по сопротивлению встречной волны, по давлению воды на рулевое перо определить соответственно наиболее благоприятный режим движения судна. И все-таки я решил не затевать спор по такому малозначительному поводу.
Команда наша состояла из сорока одного человека. Майкл и его друзья все были англичанами, причем семеро из Девона. Еще шестерых мы наняли в Плимуте перед самым отплытием, а остальные представляли собой пеструю смесь, набранную с бору по сосенке на всех морях капитаном Джекобсом. Было даже трое индусов-ласкаров. Между людьми Майкла, занявшими посты классных специалистов, и прочими членами команды уже успела наладиться своеобразная субординация. Матросы Девиса умели поставить на место своих товарищей по кубрику.
Подобное размежевание могло послужить нам как на пользу, так и на вред, если неприятности, которые, как я предвидел, ожидали нас впереди, действительно наступят. Главное было добиться уважения, а следовательно, и поддержки у Черного Майкла и его компании. Эти одиннадцать парней вполне способны были справиться с любой неожиданностью.
Кроме обычных судовых работ, мы распределили среди членов команды дополнительные обязанности и посты, намереваясь установить на борту некое подобие воинской дисциплины со шлюпочными учениями и учебными тревогами по отражению возможных нападений. Хотя опасность нападения пиратов нам вряд ли угрожала, такие меры помогали заполнить свободное время команды и не допустить праздности, поскольку домыслы об истинном характере нашего путешествия, естественно, являлись главной темой для сплетен и разговоров на полубаке. К тому времени, когда тайна неизбежно раскроется, следовало установить на корабле строжайшую дисциплину.
Разумеется, сохранялась и постоянная опасность того, что Пайк преждевременно разболтает сведения о целях и задачах нашей экспедиции, но он, к счастью, находился в незавидном положении, не войдя в состав экипажа «Золотой Надежды» и не примкнув к друзьям Черного Майкла, хотя и старался изо всех сил завоевать всеобщую популярность знанием бесчисленного количества морских песен и баллад.
Крайняя оконечность мыса Лизард растворилась в голубом пространстве, и мы час за часом продвигались все дальше на юг по покрытому белыми барашками морю. На закате ветер немного поутих, но с поднятыми верхними марселями и фор-брамселями[34] мы удерживали неплохой ход.
За обедом в кают-компании, где мы сидели с сэром Ричардом и юным Мадденом, мы неожиданно услыхали топот ног и скрип такелажа. Баркентина накренилась, поворачивая на другой галс. Вскоре в каюту вошел капитан Джекобс.
— Ветер переменился в сторону западных румбов, — сказал он. — Пришлось поменять галс. Идем в полветра, так что вряд ли нужно уменьшать