наконец широко улыбнулся, потому что сейчас с его метающейся души такой груз упал, что даже задышалось легче.
Буран только покачал головой, с широкой улыбкой наблюдая за тем, как его друг уносится сквозь ночь и тьму по лесу с такой скоростью, что не догнали бы и бешенные беровские блохастые черти.
Оставалось только позвонить девушке в деревне и сообщить ей не самую приятную новость о том, что встречи с большим волосатым мужиком не будет, и пойти со спокойно душой лечь уже спать.
До своего дома Гром в буквальном смысле долетел.
Он несся с такой скоростью, что не замечал перед собой леса, но сердце билось часто и задыхалось вовсе не от бега на пределе возможностей, а потому что он знал, что снова окажется рядом с Гулькой.
Уже очень-очень скоро.
У него даже пальцы сводило от желания касаться её снова - жадно, но теперь осторожно, чтобы не испугать и не причинить вреда еще больше.
Не то, чтобы он был в себе уверен на сто процентов - просто мужчина понимал, что отпустить Гульку от себя он уже не сможет.
А это означало только одно - нужно было идти вперед, как бы тяжело не было.
Они должны были вместе справиться с этим всем.
Другого варианта не было.
Гром почему-то даже переоделся, словно его одежда, в которой он собирался идти к другой девушке, могла осквернить чистоту Гульки, а потом, волнуясь, спустился в свой погреб и долго выбирал самое сладкое, вкусное и ароматное варенье. И остановился все таки на малиновом.
Как бы там не было, а почему-то именно эта ягода была словно признание в медвежьей любви.
Так ему казалось сейчас.
Пока Гром был в кладовке - в доме появился расслабленный и довольный Буран, который кивнул ему, не останавливаясь, когда поднялся на второй этаж в свою спальню:
- Сегодня я сплю, так что не шали в деревне. И держи руки при себе, пока не вернешься в лес на любимую развороченную поляну.
- Так точно, товарищ генерал, - хоть и слегка нервно, но хохотнул Гром, - Будут еще какие-то указания?
Буран сладко зевнул, кидая последний хитрый взгляд на цветущего друга:
- Если вернешься утром, то приготовь завтрак. А я займусь уборкой, как проснусь.
- Ладно. Думаешь, я останусь у Гульки до утра?
- А что в этом есть какие-то сомнения? – улыбнулся Буран, дернув многозначительно бровью, и скрылся за дверью своей комнаты, оставляя Грома в возбуждении и полном смятении от всего происходящего.
Про ночевку он и не думал.
Куда там!
Ему бы сначала надо было научиться просто находиться рядом с девушкой и при этом не рычать, не шалить и не говорить слишком откровенно.
А ночевка – это уже высший пилотаж!
На это потребуется вся его выдержка.
И много-много времени.
К зиме, может, управятся, если все будет хорошо.
Гром быстро вышел из дома и пошел по уже привычной дороге по направлению к деревне, каждую секунду прислушиваясь к тому, что происходит с Гулькой. С его девочкой.
Он заглянул по пути на озеро, чтобы убедиться, что Буран ответственно собрал всю пойманную рыбу, затушил костер и забрал все принадлежности, которые были необходимы для следующего похода.
То, что этот поход состоится, Гром даже не сомневался.
Он покажет весь лес Гульке вдоль и поперек, если только девушке это будет в радость и будет интересно.
Он научит ее собирать грибы и отличать ядовитые от съедобных.
Он покажет ей все хитрости выживания в дикой природе и всегда-всегда будет рядом, чтобы защитить и согреть.
Пересекая ров, который отделял шрамом на земле запретный лес от деревни, сердце медведя снова загрохотало, а тело бросило в жар так, что руки моментально вспотели.
Ну вот он и пришел.
Что дальше?
Гулька так и не уснула, не смотря на то, что было уже поздно, и вся деревня давно и безмятежно спала, а большой Гром потоптался на месте, глядя в окошко дома девушки, где едва-едва теплился свет из печи.
Лучше войти и сразу показать себя, чем сидеть на пороге до утра, потому что за это время Гулька успеет себе такого навыдумывать, что потом будет уже не распутать.
Гром сделал пару шагов по направлению к ее дому и нахмурился, прищуриваясь в темноте.
Его звериный нюх и зоркие медвежьи глаза не могли обмануть - он был не один у дома девушки.
Это что еще за подзалупная хрень в мужском обличии делала под окнами девушки?
Хрень очень знакомая по запаху.
Тот самый Матвей, который уже ошивался здесь недавно.
Когда в ручищах Грома затрещала банка с вареньем, он поспешно поставил ее у шаткого заборчика, и направился стремительно вперед, при этом уговаривая себя, что сразу убивать людей, по меньшей мере, неприлично.
Нужно хотя бы уточнить какого лешего он здесь делал.
Вдруг заблудился.
Или память отшибло случайно.
Поди пойми этих людей, что там с их мозгами еще может произойти!
А размотать кишки на заборе он всегда успеет.
Медведь себя уговаривал, но помогало это едва ли.
Особенно, когда он по-звериному незаметно и тихо подошел ближе, и сжал кулачища, потому что первым делом ощутил запах возбуждения. И алкоголя.
- Ты какого хрена тут шаришься? - пробасил Гром хоть и не громко, чтобы не испугать девушку, если вдруг она услышит, а вышло все равно очень низко и раскатисто, словно гром на небе громыхнул.
Мужчина подпрыгнул на месте, потому что, конечно же, совершенно не понимал, как не услышал момента, когда к нему почти вплотную подобрался такой здоровенный мужик.
Но, надо было отдать ему должное, он не испугался.
Напротив, окинул нависающего сверху Грома мутными глазами и нагло усмехнулся:
- А сам-то что тут делаешь, громила?
Гром удивленно приподнял брови, молчаливо, но весьма доходчиво спрашивая – ты правда такой бесстрашный, и перелома позвоночника совсем не боишься? Или тебя в детстве часто роняли на деревянный пол в доме?
Но молчаливого вопроса Матвей не понял.
Он просто был слишком пьян, и потому был такой неоправданно смелый.
Но Грому на это было наплевать. Он понимал отчетливо только одно - в таком состоянии этот чертов Матвей мог не просто постоять тут и уйти, а мог и завалиться к девушке домой и по меньшей мере напугать. Про другое лучше было даже не думать, потому что растерзать его на сотню Матвеев хотелось все сильнее с каждой чертовой секундой.
- Что бы я здесь