Без детей спальня выглядела пустой, холодной, грустной. И все же Дафна отчетливо видела немалые возможности просторной комнаты и надеялась, что от взгляда спутника они тоже не ускользнут.
– Здесь чисто и аккуратно, – одобрительно заметил Бенджамин. – У мальчиков никогда не бывает такого порядка.
– Воспитанницы очень трудолюбивы. Старшие по очереди стирают и убирают.
Едва не задевая головой потолок, он прошел по комнате.
– Наверное, непросто делить спальню с двадцатью семью сестрами.
– Зато как весело! – возразила Дафна.
Внимательно разглядывая все вокруг, граф медленно кивнул.
Они спустились на второй этаж и едва не столкнулись с матушкой, которая вместе с директрисой выходила из кабинета.
– Лорд Фоксберн! – воскликнула та. – Мейси сказала, что вы приехали. Как щедро с вашей стороны навестить бедных крошек!
– Рад новой встрече, миссис Ханикот. Не хотел бы вводить вас в заблуждение относительно собственной склонности к филантропии. Ничем подобным не занимаюсь. Оставляю благотворительную деятельность в ведении добрых людей, подобных вашей дочери.
– Право, вы чересчур скромны, милорд. Но моя Дафна действительно обладает чрезвычайно отзывчивым сердцем, – гордо сообщила мама.
Директриса протянула руку.
– Добро пожаловать, лорд Фоксберн. Чем могу служить?
Граф ответил вежливым пожатием, а для убедительности присовокупил к нему самую очаровательную из своих улыбок.
– Случайно проезжал мимо и увидел возле крыльца карету Хантфорда. Решил, что герцог здесь, и зашел.
Более беспомощное оправдание придумать было трудно, но обе дамы, кажется, поверили.
– Поскольку граф все равно здесь, я решила показать ему здание, – вступила в беседу Дафна. – Можно нам пройти в классы?
– Пожалуйста. Буду рада вас проводить. – Директриса, миссис Мидлтон, быстро зашагала по коридору и распахнула одну из дверей. Петли жалобно заскрипели, как будто прослужили без смазки двести лет кряду. Собственно, так оно и было. Комната оказалась большой, сквозь три высоких окна проникал сумрачный вечерний свет. Парт не было. Их заменяли длинные столы, окруженные шаткими деревянными табуретками. Значительная часть дальней стены скрывалась под картой Европы, а на книжных полках размещались кое-какие необходимые в учебе вещи: стопки бумаги, несколько изрядно потрепанных книг, маленькие доски для письма и кусочки мела.
– Это главная классная комната. У нас работают две учительницы. Мисс Хэмфри занимается со старшими воспитанницами, а мисс Рэнд работает с младшими. – Директриса вздрогнула, как будто упоминание о печальной участи мисс Рэнд вызвало в ее душе ужас. – Надо сказать, что она обладает ангельским терпением.
Дафна постаралась увидеть комнату глазами лорда Фоксберна. Смотреть, конечно, было не на что, и все-таки в этих убогих стенах жила надежда. Возможность научиться читать и писать открывала сиротам дорогу в будущее, немногие девочки их положения могли похвастаться бесценным даром грамотности.
Бенджамин подошел к окну и посмотрел во двор. Вернулся к столу и провел ладонью по надежной дубовой поверхности. Одобрительно кивнул.
– Прекрасная комната.
Не то чтобы слова прозвучали безусловным одобрением, но Дафне внезапно захотелось обнять графа. Слово «прекрасная» прозвучало так, как будто класс вполне годился для обучения двадцати восьми юных принцесс. Все три спутницы понимали, что это не так, и все же согласно закивали.
– Мы планируем провести небольшой ремонт, – поспешила объяснить миссис Мидлтон. – А пока благодаря щедрости покровителей – в частности, миссис и мисс Ханикот – получили возможность знакомить девочек с внешним миром, с жизнью, которая течет за этими стенами.
– Спасибо за экскурсию, – поблагодарил Бенджамин. – Было очень интересно и… познавательно.
– Спасибо вам за визит, лорд Фоксберн.
– Спасибо и вам, мисс Ханикот, за то, что уделили мне время.
Миссис Ханикот посмотрела на графа с любопытством и подозрением. Такие чересчур проницательные взгляды маменьки бросают, когда пытаются сложить воедино разрозненные кусочки мозаики, которые складывать вредно.
– Милорд, – произнесла она. – Насколько мне известно, на следующей неделе вы примете участие в поездке в Билтмор-Холл.
– Обязан сопровождать молодого виконта для решения важных хозяйственных вопросов. Возможно, задержусь в поместье на несколько дней. Если позволят обстоятельства.
– Разумеется. Должно быть, ваше время ценится на вес золота. И все же надеюсь, что сможете принять участие если не во всех, то хотя бы в некоторых развлечениях. Дафна, Оливия, Роуз и я будем чрезвычайно рады вашему обществу.
– Взаимно. – Лорд Фоксберн вежливо поклонился. – Желаю всем приятного вечера, леди.
Не успев подумать, Дафна неосторожно предложила:
– Я вас провожу. – Почему-то очень не хотелось, чтобы он ушел без отдельного, особого прощания.
– Не задерживайся, дорогая, – предупредила мама. – Сегодня нам с тобой еще предстоит успеть на обед к леди Мосби.
По коридору Бенджамин шел молча, а возле лестницы неожиданно остановился и взял Дафну за руки. Не успев отреагировать, она покачнулась и нечаянно коснулась плечом твердой, как каменная стена, груди. Дафна хотела извиниться, но вспомнила, что ни в чем не виновата.
К тому же дыхание внезапно сбилось.
Бенджамин стоял у стены, и носки ее туфель касались сапог. Он провел ладонью по руке, плечу, шее, а смотрел при этом так, как будто был очень, очень… голоден.
– Дафна, – тихо позвал он, и в голосе прозвучала мольба о согласии и еще, может быть, о прощении.
С каждой секундой сердце мчалось все быстрее. Руки и ноги тяжелели, а глубоко внутри разгорался пожар. Если звук собственного имени действует с такой силой, то каких же чудес ждать от поцелуя? Взгляд непроизвольно остановился на губах, и она едва заметно подалась вперед.
Легкого движения оказалось достаточно.
Бенджамин жадно обнял и, склонив голову, властно завладел ртом. В поцелуе не было ни тени галантности, ни намека на светскую сдержанность. Только откровенная, горячая, восхитительная страсть.
Язык бесцеремонно раздвинул губы и проник внутрь. Теплая ладонь легла на шею – соблазняя, привлекая, уговаривая.
Никогда еще Дафне не приходилось чувствовать себя всесильной и в то же время слабой. Желание безраздельно завладело и душой, и телом. Внезапно стало ясно, почему благонравные, прекрасно воспитанные леди готовы рисковать репутацией ради нескольких минут блаженства.