Читать интересную книгу Смерть на выбор - Марианна Баконина

Нун — одна из последних букв арабского алфавита.

Оглу (тюрк, огул — сын) — употребляется как род отчества.

Пирезоль (перс, старуха) — традиционная героиня персидских сказок.

Староосманский — имеющий отношение к средневековой Турции, которую называли Османской, по имени основателя державы Османа I.

Сулейман Челиби — выдающийся турецкий поэт, жил на рубеже XIV–XV вв., автор поэмы «Мевлид-е Неби» — «Рождение пророка», в этой поэме он собрал сказания о жизни пророка Мухаммада и первым назвал день рождения Мухаммада — 12 раби.

Суфизм (араб, суф — шерсть) — мистико-аскетическое течение в исламе, целью суфиев было уничтожение своих личностных качеств и замена их божественными или полное слияние с божественной истиной. Будучи изначально проповедью смирения, суфизм сыграл значительную роль в политической жизни многих мусульманских стран, становился идеологией многих повстанческих движений.

Такийа (араб. осмотрительность, осторожность) — благоразумное скрывание своей веры, особенно в среде инакомыслящих, один из руководящих принципов шиитов-имамитов, исмаилитов.

Тарбаган — млекопитающее рода сурков, считается носителем возбудителя чумы.

Текке (тюрк.) — обитель, приют для суфиев, вокруг текке объединялись не только члены братства, но и сочувствующие, те, кто оказывал материальную или другую помощь. Текке строили как отдельный комплекс зданий с мечетью, комнатами для молений и жилья, но иногда текке помещались в частных домах.

Улугбек Мухаммад Тарагай (1394–1449) — государственный деятель, ученый, просветитель, V 1409 г. правитель Самарканда, построил обсерваторию, руины которой сохранились до наших дней.

Фирман — (перс.) — указ правителя.

Ханым (тюрк, госпожа) — вежливое обращение к женщине.

Хариджиты (араб, харадж — выступать) — самая ранняя в исламе религиозно-политическая группировка, часть сторонников халифа Али, которые после начали с ним вооруженную борьбу, позже хариджитами называли всех, кто выступал против законной власти, поборники неукоснительного выполнения всех религиозных предписаний, причем учение предписывало убивать всех, кто совершил «тяжкий грех».

Хаус (перс.) — в Средней Азии небольшой пруд.

Хуруфиты (араб, хуруф — буквы) — община шиитов-мистиков, основанная в XIV в., учение делилось на внешнее и внутреннее, основой внешнего учения была вера в мистическое значение букв, внутренний аспект учения идея богоявления в человеке. Их учение оказало влияние на идеологию братства бекташи.

Чачван — черная сетка из конского волоса, закрывающая лицо, носится с паранджой. Паранджа — (араб, фараджийя — верхняя, свободная одежда) — в Средней Азии женский халат с ложными рукавами, покрывает женщину с головы до ног.

ФАНАТИКА ВЫЗЫВАЛИ?

Мужчины, сидевшие за столом, были веселы, умны, талантливы. Также наличествовали два других и непременных в сегодняшнем мире качества: сила и здоровый цинизм. Каждый знал и любил свое дело, каждый умел грозить не на шутку, смело спорить, бранить за дело, и каждый знал, что такое пир горой.

Именно пир и был в разгаре. Наскоро застеленный использованными факсами письменный стол заставлен высокими бутылками — льдисто-туманными с водкой «Абсолют», прозрачными и круглыми с полюбившимся стремительно капитализирующимся россиянам «Мартини»; для тех, кто полагал, что нет ничего лучше воспоминаний студенческой молодости, купили «Кинзмараули» и «Хванчкару». Студенты восьмидесятых довольствовались куда менее изысканными болгарскими «Огненным танцем» и «Вечерним звоном». Стоили они меньше двух рублей, и кроваво-красное содержимое полностью оправдывало причудливые наименования. «Хванчкару» в те былинные времена потребляли не нуждающиеся студенты, а люди куда более состоятельные и со связями. Впрочем, в России за неимением гербовой всегда писали на простой и наоборот.

Закусывали любовно подобранные напитки, во-первых, принесенной кем-то квашеной капустой, во-вторых, яблоками. Третьим и последним блюдом был шоколад компании «Фазер», с орехами и изюмом. Не густо для шестерых голодных мужчин. Но никто не унывал: они же на Литейный не есть пришли, а работать. И пусть будет стыдно тому, кто плохо подумает о них и их работе, глядя на полупустые бутылки.

— Ну, еще по одной, — хозяин кабинета ловко наполнил бокалы, — я рад видеть здесь тех, кто нам помогает, кто знает, почем фунт милицейского лиха.

Человек наивный решил бы, что в пресс-центре Главного управления внутренних дел по Петербургу и Ленинградской области проходит слет внештатных сотрудников милиции, в просторечии — стукачей, и ошибся бы. В служебном и довольно тесном кабинете сидели: глава криминального отдела газеты «Поколение» усатый и добродушный Василий Стрекалов, криминальный репортер из телевизионных новостей коренастый и улыбчивый Валентин Сараевский (он любил посетовать на псевдоаристократичность собственной фамилии: «Кто Волконский, кто Шуйский, кто Рымникский или Таврический, а мои предки решили увековечить никому не ведомый сарай»). Также присутствовали мальчик из юного еженедельника «Голос», корреспондент старейшей петербургской газеты «Городские вести» — почти пятидесятилетний, солидный и умудренный многолетним общением с различными милицейскими начальниками Сергей Никитич Барсиков и патриарх, зубр и акула петербургской криминальной журналистики — Максим Самохин. Он, на правах любимца публики и любимчика двух последних начальников ГУВД и, соответственно, двух начальников милицейского пресс-центра, сидел на почетном гостевом месте — по правую руку хозяина. И преимущественно молчал. Не пристало столь важной персоне впустую воздух сотрясать. Молчание давалось ему с трудом. Особенно когда юные и менее осведомленные коллеги вдруг начинали молотить чепуху.

— Да, ребята, здорово вы астраханских повязали. Такая операция, такая… — льстиво приговаривал юноша из «Голоса». Он только-только вступил в сообщество избранных и приобщенных и старательно зарабатывал очки. К действительно серьезным тайнам его пока не подпускали.

Самохин и Сараевский переглянулись. Они и хозяин кабинета, лукавый обрусевший литовец с совсем не прибалтийской фамилией Фомин и с внешностью артиста Будрайтиса, знали, как именно удалось схватить верхушку астраханского преступного сообщества. Сараевский был непосредственным и двойным очевидцем — с камерой. Правда, первую часть операции, после разрекламированной как невиданный успех всех милицейских подразделений, он никому не показывал. Потому что трех бригадиров и начальника штаба всей банды никто не выслеживал и не вылавливал, не было ни донесений агентов, ни ловко установленных подслушивающих устройств.

Просто Валентин, Саша Фомин и помощник Фомина Кондратьев решили выехать на пикник. Отдохнуть культурно, на пленэре. Разумеется, с девушками. Разумеется, слегка злоупотребив служебным положением, точнее, служебным «джипом». Они уже почти выбрались из города, когда у светофора их нахально подрезал точно такой же «джип» с затемненными стеклами. Самолюбивые служители милицейской журналистской музы решили наказать нахалов, с легкостью догнали автомобиль обидчиков, но, прежде чем включать маячок и громкую связь, решили разглядеть, с кем имеют дело. И разглядели — весьма характерный профиль главного стратега астраханцев, Павиана: прямой длинный нос, скошенный лоб, длинный острый подбородок, словно специально приспособленный для того, чтобы чайник вешать. Из источников, близких к астраханцам, было известно: иногда суровую кличку Павиан заменяли более игривой Чайник, именно из-за крючкообразной формы черепа. Сообразив, на кого нарвались, отдыхающие решили не торопиться. Высадили у светофора девушек. Очень пригодился радиотелефон — атрибут служебного автомобиля, — вызвали подкрепление и тихо ехали за бандитами. Потом как в голливудских боевиках — внезапно перекрытое колючей цепью шоссе, мальчики в пятнистых комбинезонах и черных шапочках, с автоматами, выскочившие даже быстрее, чем чертики из коробочки. Беспечные преступники растерялись и сдались без сопротивления. Теперь отдыхают в следственном изоляторе — все вчетвером. Один — поскольку находился в розыске, остальные — по традиционной статье, за ношение оружия.

Юный репортер обо всем этом не знал. А посвященные — Сараевский, Самохин и конечно же Фомин, — хотя и разгоряченные водкой и вином, решили в детали не вдаваться — пусть сначала возмужает юный сподвижник.

— Да, было дело под Полтавой, — скромно потупился Саша Фомин и тут же сменил тему: — А на той разборке, помнишь? — Он проворно повернулся к Максиму. Фомин, на вид длинный и нескладный, двигался на удивление ловко и быстро. Максим, уже давно научившийся надувать щеки, выдержал паузу и живенько включился в беседу: