— Хочешь перья содрать? Так тебе еще меня заставить истинный облик принять придется. А тут ты не справишься, и никто не справится, — ехидно скалится феникс. И что интересно, нет страха в его глазах.
— Дана?
— Да Малыш — переключилась я на Вана.
— А он феникс?
— Да.
— Ух ты! А что он может.
Вот чувствую, в интересах сохранности тушки розового не стоит рассказывать Вану о фениксах. Он же его на обереги разорвет. Исключительно из любопытства.
— Малыш, давай потом, а? — он кивнул, соглашаясь.
— Какие-то странные у вас отношения, — подал голос, слегка удивленный феникс.
— Какие есть.
— А вы кто вообще?
— Меня Дана зовут, его Ваном, он мой друг.
— А больше на ребенка или любимого раба похож, — не знал он, как точно описал наши отношения, а я его просвещать не собиралась.
— А ты кто такой? — феникс дернул плененным плечом, видимо затекшим от лапищи моего раба, — Ванюша, да пусти ты его, сбежит, страдать не стану, — и мой недомаг отпустил плечо розового. Тот осторожно отстранился от Ваньки, опасливо косясь на него и растирая плечо.
— Мое имя Ласкан зи Верт Нало, я изгой, — на последнем слове он скривился как от зубной боли.
— И что это значит?
— Что меня изгнали из клана, — нехотя пояснил он.
— Слушай, меня мучает вопрос. А все фениксы розовые? — как он покраснел, если б чуть другой оттенок, то с волосами слился бы.
— Нет, я единственный, — буркнула птичка в ответ.
— Тебя из-за этого изгнали? — опять пуляет молниями в меня.
— Слушай, а ты всегда так над трупами глумишься? — бросила на него испепеляющий взгляд. Розовый, а такой колючий.
— Один-один, Ласка, — зарычал. А я думала фениксы — это птички. Хищные что ли?
— Ласкан! Я, между прочим, из знатного рода, простолюдинка!
— Ага-ага, — покивала как болванчик, — это из которого тебя турнули?
Кто-то обиделся.
— А тебе чего вообще от меня надо, плакальщица-извращенка? — сложил руки на груди и грозно смотрит.
— Да, собственно, ничего, — пожала я плечами, а он удивился. Еще бы, как это я его пернатое высочество ободрать не хочу. Ведь перо феникса, а точнее пепел от сгоревшего пера излечивает любые раны.
— Хотя, — он презрительно ухмыльнулся, — зря делаешь поспешные выводы птичка, оставь при себе свои перышки. Мне бы дорогу узнать.
— А куда вам надо? — уже более дружелюбно спросил Ласкан.
— В Хрустальный лес.
— А зачем? — нахально интересуется.
— А тебе все знать надо. Идем, значит, есть причина.
— Я вот о чем подумал, ты ведь банши, вымирающий вид, — я скривилась, говорит обо мне как о животном, — а раз к эльфам идешь, значит, они тебя приняли.
— Необязательно, — протянула я, — так к чему ты клонишь?
— Если я прав, то они тебя укроют. А я ведь тоже… — договорить не дала.
— А ты тоже птичка редкая, и одной летать — значит пеплом землю посыпать каждый день. Так? — он кивнул.
Смотрю на розовое чудо, а оно мне слезную мордочку строит. И ведь внутри ни капельки не розовый и не пушистый, а все равно жалко. Ну что за жалостливая у меня натура. Вон Широ же не пожалела. Хотя жалость к этому извергу он сам же у меня и отбил.
— Ладно, огненный наш, пойдешь с нами. Но если доставишь проблемы, мигом браконьерам сдам, — лихорадочно закивал, — так куда идти?
— А вы правильно шли, вот по этой тропинке через тринадцать дней до самой заставы и дойдем.
— Тринадцать? Так мы только шестой день в степях, а до лесов минимум двадцать два дня. Ты что-то путаешь.
— Нет, это короткий путь. О нем никто почти не знает, — и Ласкан самодовольно ухмыльнулся, — его мои предки проложили, чтоб незаметно по степям передвигаться.
Понятно, как целый клан фениксов скрывался от мира.
— Русалку гному в жены! Так это же великолепно!
Получи Широ, распишись под поражением. И я крепко сжала феникса в объятьях. А отпустила уже пепел. Удивляться своей силушке, раздавившей птичку, времени не было, так как песенка полилась в тот же момент.
У вампира клык отпал,И куда-то ускакал.А на ужин у бессмертной знати,Девственница в льняном халате
Как кусать теперь прикажешь,И на дверь ей не укажешь.Плакать собралась она,В пасть полезла и сама.
И спросил ее вампир:— Что это за номер?Доставая с пасти шеюЧто не сделал он своею.
— Коль тебе я не нужна, —Осветила пол луна, —— То кого любить я буду,Ведь тебя я не забуду.
Ошарашен был вампир,Сума сошел егоный мир.Куда катится земля?Кровопийца и дитя.
— Ты послушай малышня,Ноги уносила б от меня.Потрошить не стал покаПотому что нет клыка.
Истерить она изволитЧувство мести ее гонитИ девица с горяча,Дала в лоб и стрекача.
И остался наш вампирОполчившись на весь мир,Без девицы для себя,И с улыбкой без клыка.
— Ха-ха-ха, ой убейте меня снова, это нужно повторить! Ха-ха, — смотрю на две валяющиеся фигуры, и так убить их хочется, что сил терпеть нет. Да только одного убьешь, песенки похабные петь будешь, а второго сил убить не хватит, быстрее сама убьюсь.
— Может, хватит ржать, как кони. Ты мне, Ласка, лучше объясни, как так получилось, что силенок меч держать у меня нет, а тебя прикончить — есть?
— Ну-у-у… я нежный.
— Ага. На сколько нежный?
— Хм, очень нежный. Одной царапины или большого синяка достаточно, чтоб я сгорел, — грустно как-то он это сказал.
— И что, все фениксы от насилия так застрахованы, или с синяками не модно гулять?
— Нет, это скорее особенность моего организма…
— Ага, розовая, — перебила его я, — заметили уже.
— Розовые волосы и глаза — это подарок, — печально произнес он.
— Чей?
— Моей мамы. Понимаешь ли, Дана, я не чистокровный феникс, моя мама нимфой была, — держите меня, я проваливаюсь сквозь землю. Нимфы такие же часто встречающиеся существа, как и банши. И вот где его мифический папаша-феникс нашел не менее мифическую нимфу-мамашу?
— Да как такое возможно? Ты либо нимфа, либо феникс, а ты…
— А я и то и другое. Моя мама была нимфой…
— Сладкоежкой, — снова перебила я.
— Нет, нимфой светлой мечты. Эти нимфы самые редкие и их цвет — розовый, — слышала что-то о том, что нимфы разноцветные существа. К примеру, у нимфы надежды волосы и глаза зеленого цвета, у нимфы веры — желтого и так далее, — вот мне и передался ее цвет, а так же…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});