даже путем кражи у соседей. Хозяин должен настойчиво угощать, буквально заставить гостя съесть всю еду и выпить все питье. Если же вдруг гость откажется от еды и питья, то тем самым он не просто обидит хозяина, но может наслать порчу на коров, пчел и другую живность, что может привести к их полному вымиранию. Но и сам гость, отказавшись от угощения, может вызвать болезни на себя. Гостю следует предложить ночлег, если он приехал или пришел издалека.
Поведение гостя тоже регламентировалось рядом ограничений. Ему нельзя было самостоятельно беседовать с женщинами в доме или кормить домашних животных, обходить дом, сарай, хлев, амбар и другие хозяйственные постройки. Он не мог унести с собой ни крошки из предложенного ему угощения, и даже капли воды после мытья рук он обязан был стряхнуть внутри дома, а не за его стенами. Все, вынесенное гостем из дома, кроме подарков, лишало семью хозяина этого продукта или вещи в дальнейшем, могло нанести непоправимый урон в хозяйстве. Гостю следовало хвалить поданное ему угощение, каким бы оно ни было: «И всяко брашно, или пре тебя поставляют, не подобает похуляти, глаголати се гнило, или кисло, или пресно, солоно, горко, затхлося, сыро, переварено»[131].
Роль хозяйки дома при приеме гостей была чрезвычайно ограниченной. Как записано в «Домострое» XVI века: «Муж ли придет или гостья обышная придет, а она бы (хозяйка. — Л. Ч.) всегда седела за рукодельем»[132]. Если в гости приходили мужья с женами, то застолья были отдельные: мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. Любопытна оговорка в послании автора «Домостроя» протопопа Сильвестра к своему сыну Анфиму, касающаяся женщин, пришедших в гости или принимающих гостей: «А в гостех будет или у нее гости, отнюд бы сама пьяна не была, а з гостьями беседа бы была»[133]. Женщины-хозяйки сидели с гостьями по возможности в отдельном помещении за отдельным от мужчин столом и должны были вести чинные беседы, а не пить вино и веселиться.
Как свидетельствует древнерусская поговорка: «Кто сидел на печи, тот уже не гость, а свой», — существовал неписаный закон превращения «чужого» из гостя как такового в «своего», в близкого человека, и особую роль в этом играла в крестьянском доме печь. Еще одна пословица намекает на то, что свой человек видит и знает все скрытые тайны в доме или во дворе: «Корова — не гостья, на повети сено видит».
От зари до зари…
Жизнь язычников протекала и вне дома: во дворе, в поле, в лесу, у реки, озера и т. д. И в каком бы пространстве они ни оказывались, везде действовали те же законы, запреты, ритуалы, диктуемые языческими представлениями о том, что можно и чего нельзя делать. Так что обыденная каждодневная жизнь была в то же время крайне необычной, с нашей точки зрения, крайне опасной и напряженной. Хотя вполне возможно, что соблюдение усвоенных правил постоянного «пограничного» поведения было доведено у древнерусских язычников до автоматизма. В таком случае люди не придавали особого значения своим словам и действиям, полагаясь на их проверенную поколениями эффективность. Ведь жили тогда по принципу, провозглашенному князем Владимиром еще до Крещения Руси: жить «по устроенью отню и дедню (отцов и дедов. — Л. Ч.)»[134].
Утро начиналось с рассветом, так как день считался от утренней зари до вечерней, а после сразу же наступала ночь. Время с полуночи до рассвета мыслилось как один из опасных временных отрезков, в которые нечистая сила особенно свирепствует, поэтому до рассвета выходить из дома опасались. Спали либо на печи, либо на лавках. Подушки были из пуха, но клали их на особые подголовки — небольшие сундучки с покатой крышкой.
Рабочий день начинался с утреннего кормления животных, дойки коров, выгона стада на пастбище. За день, с рассвета до заката, надо было успеть очень многое. Как сказано в пословице — «Всему снарови, натолки, намели и в печь дров наруби».
Уже сам выход из дома означал вступление на опасную территорию. Хотя двор и считался, так же как и дом, «своим» пространством и был замкнут, огорожен забором, но поскольку он не имел крыши, то связь его с «чужим» пространством была куда большей. Чтобы защитить его от злых сил, пришельцев с «того» света, старались подчеркнуть границы двора, повесив цепь, совершив ритуальное обегание двора, поместив во дворе какие-либо отпугивающие нечистую силу предметы, а еще старались не отдавать никаких находящихся во дворе вещей другим людям, чтобы не лишить свой двор достатка и благополучия. Так, например, русские крестьяне практиковали такой способ обезопасить свой скотный двор от сглаза: вывешивали перед ним кучу лаптей, как бы отвлекая от злых помыслов недоброжелателей. Во время свадеб в центре двора разжигали костер.
Как в доме был свой домовой, так и во дворе существовал свой «дворовой», обязанный охранять дворовое пространство. Хотя часто его функции выполнял именно домовой, так как дом и двор были взаимозаменяемыми понятиями. Так, жители Костромского края задабривали домового-дворового хлебом и солью, «знакомя» его с только что купленной скотиной: «Батюшка, домовой, настоятель дорогой, люби нашу скотину»[135]. До сих пор мы говорим о непонравившемся нам человеке: «Он не пришелся ко двору».
Особую ценность представляли ворота, ведущие во двор: ведь они закрывали и открывали доступ и ко двору, и к дому. Традиция украшать ворота, совершать возле них ритуалы, вешать на них различные обереги, маркирующие предметы или мазать их «говорящей» краской, веществом — все это свидетельствует об огромном внимании наших предков к охране своих ворот. В крайних случаях, чтобы не пропустить во двор нечистую силу, в воротах разводили костер. Для русских крестьян первый выгон скота весной на пастбище был событием чрезвычайной важности: в ворота клали пояс, через который должны были пройти животные, а чтобы они не отбивались от дома, на пояс клали запертый замок. Как уже отмечалось, для остановки нечистой силы в ворота вбивали осиновый кол.
Существовали и другие функции ворот. Например, в свадебном обряде у ворот разыгрывалась сцена выкупа невесты («приворотное»), а сами ворота украшались ветками березы. Березки, связанные верхушками в виде арочек, украшали ворота и в канун летнего солнцестояния.
В пределах двора располагались овин (рига, гумно) с подовинником (ямой, в которой находилась топка для подсушивания зерна), ледник для