Читать интересную книгу Мед для медведей - Энтони Бёрджес

Затем Пол услышал странную, но удивительно приятную музыку. Это звучала та самая вещь Опискина. Колокола. И еще он почувствовал запах свежей влажной земли. Так пахло в землянках во время войны. И Пол отчетливо понял: пора отступать. Он с тяжелым вздохом сполз с такого притягательного, манящего тела женщины и прошептал:

– Извини, не получается.

– Что? – Ее глаза даже округлились от удивления.

– Виноват, – проговорил Пол, – я не могу. – Он уже стоял рядом с кроватью и с искренним сожалением смотрел на лежащую на ней полуобнаженную женщину. Анна, в свою очередь, некоторое время изумленно разглядывала Пола, затем громко фыркнула и расхохоталась. Ее груди сразу ожили, задвигались, заколыхались, как плохо застывший студень. Было совершенно очевидно, что все происшедшее не только не разозлило ее, а даже позабавило.

Она тоже встала с кровати и, продолжая смеяться, процедила сквозь зубы: «Мужчины…» – вложив в одно это слово всю силу своего презрения. Такая постановка вопроса заинтересовала Пола. Любопытно, почему она употребила это слово во множественном числе? Неужели Алекс тоже несостоятелен как мужчина? Пол еще не составил своего мнения об Алексе, они недостаточно времени, провели вместе. Но, лежа по ночам без сна в своем неудобном кресле, он ни разу не слышал, чтобы Алекс и Анна занимались сексом. Старые пружины кровати не скрыли бы от него сей факт. Пол потряс головой, вытащил из смятой пачки «Дымка» сломанную сигарету и предложил Анне. Она не отказалась, закурила и, насмешливо поглядывая на хмурого мужчину, принялась сушить волосы полотенцем. Пол машинально отметил, что полотенце было далеко не первой свежести и больше походило на тряпку.

Только закончив с волосами, она оделась. Имеется в виду, надела свою верхнюю половину. После чего жизнерадостно спросила:

– Чай?

Пол взглянул на женщину с искренней благодарностью и кивнул. Стакан горячего и крепкого чая представлялся для него в тот момент пределом мечтаний. Что ж, по крайней мере, он установил контакт с Анной. Не важно, каким образом. Главное – результат.

Алекс явился домой взволнованный. Он был одет в свой обычный рабочий костюм – джинсы и спортивную куртку. В руке он держал пакет с едой. Каждый вечер на ужин они ели одно и то же – бутерброды с кровяной колбасой, копченым лососем и ветчиной. Запивали все это сомнительное великолепие весьма неплохим русским лимонадом. Еще Алекс приволок нечто плоское и квадратное, аккуратно завернутое в газету.

– Посмотри, что у меня есть, папаша, – воскликнул он и помахал непонятным предметом перед носом у Пола. – Это же джаз! Самый настоящий! Взял у одного из туристов, – пояснил он. – Сегодня у нас праздник. Устроим вечеринку, сечешь? Борис обещал притащить проигрыватель. Будем слушать джаз.

– Послушай, – сказал Пол, хмуро рассматривая слипшиеся бутерброды, – а разве мы не можем иногда приготовить что-нибудь горячее? Борщ, например?

– Тогда придется топить плиту, папаша, – объяснил Алекс, – а мы никогда этого не делаем до осени. Кстати, папаша, а как у тебя сегодня с наличностью?

– Тридцать рублей, – честно сознался Пол и достал из кармана деньги.

– Блеск! – обрадовался Алекс. – Купим за углом пару бутылок. У нас будет незабываемая ночь.

– А как же квартплата?

– Подождет, – отмахнулся Алекс. – От этого никто не пострадает. Домовладельцем у пас является государство, а государство вполне может подождать. Государство не умрет, даже если подождет, – в ритме джаза пропел он и затанцевал по комнате, покачивая бедрами. У него были узкие и очень подвижные бедра.

Глава 3

На пластинке была записана музыка двух тромбонистов – негра из Индианаполиса по имени Дж.Дж. Джонсон и датчанина Кая Уиндинга. Владимир с пеной у рта доказывал, что может различить их игру. Более того, он утверждал, что в состоянии, прослушав музыку, определить цвет кожи исполнителя. Мол, негры и белые играют по-разному. Последнее утверждение было подвергнуто сомнению, и вспыхнул жаркий спор. Владимир, которому Пол очень симпатизировал, поскольку тот всегда говорил по-русски медленно и четко, поэтому его высказывания о джазе всегда были понятны, разгорячился и нечаянно пролил немного липкой русской водки на проигрыватель Бориса. Это еще более накалило обстановку. Некоторые из присутствующих перешли к открытым угрозам, похоже, дело двигалось к мордобою.

У Пола раскалывалась голова и сильно болела нижняя десна. Музыкальную композицию в исполнении дуэта тромбонистов прослушали уже восемь раз.

Но тем не менее все это было чертовски здорово. Словно вернулась давно ушедшая юность. Или это была своеобразная компенсация за те молодые годы, которые отняла у Пола война? Он никогда не был студентом, не знал, что такое дешевое вино и жаркие споры с друзьями до рассвета. После войны уже было слишком поздно начинать учебу в университете. И надо же было такому случиться, что именно в Советском Союзе он получил возможность испытать то, чего был лишен в молодости. Ему наверняка понравилось бы щеголять в форменном головном уборе, курить огромные трубки, до хрипоты спорить о религии и о смысле жизни… Но собравшиеся в этой ленинградской квартирке юнцы могли вести полемику только по одному вопросу: о джазе.

Пластинка медленно крутилась, и вот снова раздались звуки музыки.

– «Черный ястреб», – тут же сказал Владимир, – Сан-Франциско. Майлс Дэвис, Хэнк Мобли, Уинтон Келли, Пол Чэмберс, Джимми Кобб.

Похоже, он действительно знал их всех. Он часто не спал ночами, пытаясь поймать западные радиостанции, транслирующие музыку, был частым гостем на морском вокзале, ходил по пятам за иностранными туристами в поисках новых пластинок. Он говорил, что в спальне у него висит карта Нового Орлеана. Владимир скороговоркой объяснил Полу, что Майлс Дэвис – один из величайших трубачей современности, и снова замолчал, восхищенно внимая мелодии. Похоже, его заворожила, скорее даже околдовала эта обычная американская долгоиграющая пластинка.

Сидя на кровати, Пол добродушно взирал на собравшуюся в комнате молодежь: Алекс, Анна, Владимир, Сергей, Борис, Федор, Павел. Рядом с ним сидел незнакомый юноша в очках в тонкой металлической оправе, которого называли по-разному: то Пьер, то Петрушка. Он показался Полу смутно знакомым, хотя он так и не смог вспомнить, где и когда они встречались. Самого Пола молодежь величала не иначе как «Дядя Павел», видимо учитывая его весьма почтенный, по их понятиям, возраст. Алекс сидел на полу рядом с Анной, его рука покоилась на ее плечах. Анна временами поглядывала на Пола и насмешливо ухмылялась. Видимо, короткое перемирие, установленное в процессе совместного чаепития, подошло к концу. У Пола отчаянно болела голова. Коньяк, который он постоянно потягивал из бутылки, почему-то не помогал сиять боль. Конечно, пили все и не только коньяк. Тридцать рублей, принесенные Полом, прожили не долго.

– Этот парень, Томас, – кумир Нового Орлеана, – снова высказался Владимир. Для верности он повторил то же самое по-французски.

– Очень интересно, – вздохнул Пол. Он никогда не интересовался музыкой и не участвовал в дискуссиях о джазе. Сейчас он бы предпочел послушать песенки его юности – «Эти глупости», «Два лентяя» или «Красивая и любимая». Учитывая количество выпитого, они бы пришлись как нельзя кстати. Пол довел свои мысли до сведения Алекса, тот, ухмыляясь, перевел их собравшимся. Быстрее всех отреагировал юный Павел:

– Ты, дядя, забудь на время о своем возрасте и живи, как живется.

– И вообще, – продолжил Алекс, – эта твоя музыка насквозь буржуазна и является не чем иным, как опиумом для народа.

– А все это, – громко вопросил Пол, картинно указав на проигрыватель, – разве не опиум?

– Ни в коем случае, – последовал ответ хором, – это не опиум. Это музыка пролетариата, порабощенной расы.

– Порабощенной расы? – изумился Пол. – Поцелуйте меня в задницу! Кучка бездельников, нажравшихся джипа и обкурившихся марихуаны! – Он сделал паузу, чтобы дать возможность перевести эту весьма сложную для восприятия фразу и продолжил: – Кстати, у них все поставлено на коммерческую основу. Считать они умеют хорошо.

Пол начал разочаровываться в своих юных собеседниках. Поначалу он всерьез считал их бунтарями и мятежниками. Конечно, в какой-то степени они и были такими, ничем не отличаясь от молодых людей во всем мире.

– Послушайте, – громко сказал он, – давайте вспомним замечательных представителей русского искусства. Чайковский и Бородин, Мусоргский, Опискин. Почему вы ничего не говорите о них? По сравнению с их великими произведениями джаз даже музыкой назвать нельзя.

Полу не следовало упоминать Опискина. Но понял он это слишком поздно. Фамилия Опискин здесь превратилась в ругательство.

Алекс проговорил:

– Что ты знаешь об Опискине, папаша? Сейчас о нем много не говорят, сечешь? Утверждают, что он перешел на сторону врага.