Читать интересную книгу Мед для медведей - Энтони Бёрджес

– Бедолага, – безразлично протянула Белинда и допила чай.

– Люди вроде бы хотят купить, но ни у кого нет денег. Они все пропивают.

В палату впорхнула еще одна сестричка. Эта была значительно изящнее массивной фермерши. В руках она держала поднос со шприцами. Весело чирикая, она принялась делать больным инъекции.

– Алекс, – продолжал ныть Пол, – все время обещает свести меня с людьми, которые взяли бы товар оптом, но ему некогда. В этой стране невозможно ничего продать.

– Жизнь все расставит на свои места, – нравоучительно проговорила Белинда. – А теперь ты должен уйти. Мне пора спать. – К ней как раз подошла щебечущая сестричка с наполненным шприцем.

– Мне это не нравится, – упрямо повторил Пол.

– Зато мне нравится, – вздохнула Белинда. Укол в руку не занял много времени. – Очень нравится, – повторила она, опустила рукав и зевнула.

Пол вышел из палаты и сразу же почувствовал себя лучше. Очень уж тягостной казалась ему больничная атмосфера. Шагая по коридору, он взглянул на себя в большое старинное зеркало. Видимо, оно висело на этой стене еще с царских времен. Грязная рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, пиджака нет, потому что погода снова стала удивительно жаркой, неглаженые спортивные брюки, покрытые пылью коричневые туфли. Непрезентабельный облик довершали торчащие во все стороны волосы: причесать их было невозможно, поскольку они давно требовали стрижки, и длинная, неряшливая щетина. Или короткая бородка. Это как посмотреть. Пол нацепил на нос темные очки, мрачно подумал: «Теперь я тоже товарищ» – и улыбнулся своему отражению в зеркале. Зубы были в полном порядке. Мост стоял твердо, приклеенный безвкусной жевательной резинкой, которой вчера угостил Алексея американский турист. Вот он какой, Павел Иванович Гуссей, дилер по продаже незаконно импортированных в Советский Союз дрилоновых платьев. Он вышел на залитую солнцем улицу, окинул оценивающим взглядом своих потенциальных покупателей – нескольких товарищей, спешивших к площади Мира, и отвернулся. Улица – совершенно неподходящее место для заключения сделок. Значительно более предпочтительным казался маленький подвальчик с очаровательным названием «Куколка», где продавали шампанское и коньяк в разлив. Там он уже продал два платья, правда, еще не получил за них деньги. Но сегодня он решил проявить твердость: нет денег – нет товара. Цена в двадцать рублей была весьма разумной, но, учитывая свое теперешнее финансовое положение, Пол был склонен снизить свои запросы до пятнадцати рублей. Именно эту цену он собирался получить от Мизинчикова. Шагая к улице Плеханова, Пол проверил содержимое своих карманов. Два рубля сорок пять копеек. Прямо скажем, немного. Все дорожные чеки уже давно были обменяны на наличные, а деньги разошлись. Самую большую сумму пришлось потратить на прощальный ужин с товарищами Зверьковым и Карамзиным (они, как он и предвидел, ожидали его в отеле). Кроме того, следовало оплатить счет за проживание в гостинице и за квартиру Алексея Пруткова, который к тому же выпросил изрядную сумму в долг. И каждый день покупать еду, сигареты, напитки.

Пол улыбнулся, вспоминая ужин с Карамзиным и Зверьковым. Их дружелюбие возрастало пропорционально количеству выпитой водки. Все закончилось громкими тостами за процветание англо-советской дружбы и сентиментальными слезами на прощанье. Интересно, а если он случайно встретит Зверькова и Карамзина на улице? Что будет? Скорее всего, они его не узнают в новом облике бородатого бродяги. А если и узнают, что с того? Он не совершает ничего противозаконного. Ввиду печальных обстоятельств он был вынужден задержать свой отъезд, что же теперь делать? А если его в чем-то подозревают, что ж, пожалуйста, пусть проверяют. Он ничего не скрывает. Конечно, они ни в коем случае не должны обнаружить, где он живет. Ах, если бы этот чертов Алекс помог ему избавиться от платьев. Этот проходимец все время обещает, но ничего не делает. И каждый день говорит, что у него есть кто-то, необыкновенно заинтересованный в приобретении всей партии.

Наконец Пол подошел к «Куколке». Переступив порог, он неожиданно для самого себя преисполнился уверенностью, что все будет хорошо. В этом подвальчике не было ничего привлекательного, кроме названия. Обыкновенное помещение, даже не слишком чистое. Люди приходили сюда с единственной целью: выпить. Дело в том, что в Ленинграде практически не было заведений, где продавали только напитки. Кто-то когда-то решил, что люди выпивают, чтобы больше съесть, и с тех пор это решение беспрекословно выполнялось. Выпивка всегда и везде сопровождалась обильной закуской. В «Куколке» к решению вопроса соотношения количества еды и питья подошли по-своему. Еду свели к минимуму. Для закуски предлагался черный хлеб и покрытые чешуей клочки рыбы, залитые старым маслом. Зато ассортимент напитков радовал глаз. Здесь пили знатоки своего дела: после душистого коньяка шло мягкое сладкое шампанское. Пол вошел и, не глядя по сторонам, вытащил из пакета краешек платья и завел негромкую песню уличного торговца: «Платье, платье, кому платье, очень дешево». В этом месте не было смысла прятаться, здесь можно было действовать открыто. Покрутившись в середине комнаты и продемонстрировав всем окружающим лоскут платья, Пол принялся внимательно рассматривать посетителей в поисках возможного покупателя. Он заметил у одного из столиков кивающего ему человека и подошел поближе. Человек проводил время в компании двух бутылок. Его лицо показалось Полу удивительно знакомым. «Добрый день, товарищ», – улыбнулся Пол и попытался выстроить в уме фразу, в которой содержалось бы предложение потенциальному клиенту рассмотреть и приобрести товар, но в очень вежливой и ненавязчивой форме. Русская грамматика все-таки чудовищна!

– Нет необходимости говорить со мной по-русски, дружище, – сообщил улыбающийся товарищ на хорошем английском языке, – хотя это и неплохой язык. Язык рабочих.

Пол удивленно вытаращился на своего собеседника и, наконец, заметил, что он слишком хорошо одет, по сравнению с окружающими. Его костюм сшит, скорее всего, где-то в Восточном Лондоне.

– Конечно, возможно, вы ведете какую-то очень хитрую игру, в которой исполняете роль русского, тогда, пожалуйста, продолжайте. – И Мэдокс, секретарь и компаньон странного, бесполого доктора, хитро подмигнул Полу. – Садитесь, – сказал он, – в этой диковинной стране мы чужие, но оба происходим из рабочих, поэтому имеем право отдохнуть и выпить шампанского в стране рабочих. – Он свистнул одетому в передник мужику, который со скучающим видом колдовал над посудой, и жестом попросил его принести еще один стакан. – Вы заметили, как оригинально они разрисовали стены? – Он задрал голову, продемонстрировав Полу сильно выдающийся вперед кадык, и указал на грубые изображения танцующих кукол на квадратных фресках под потолком. – Все-таки в Санкт-Петербурге еще остались приятные уголки.

– Вы употребляете старое название этого города, – улыбнулся Пол, – совсем как ваш… ваша… – Вероятно, пора внести ясность в этот вопрос. – Это ваш хозяин или хозяйка? – спросил он и вопросительно взглянул на Мэдокса. – Мне кажется, я имею право это знать.

Верный секретарь, он же компаньон странного существа, путешествующего в инвалидной коляске, пожал плечами, всем своим видом показывая, что пол древнего создания не имеет никакого значения.

– Это зависит от того, – таинственно сообщил он, – какую работу мы выполняем.

– Работу?

– Кажется, я и так уже сказал слишком много. – Наконец, принесли стакан, и Мэдокс тут же наполнил его пенящейся жидкостью. – Насколько я понял, вы сами в настоящий момент занимаетесь не совсем честным промыслом. Так что вряд ли имеете право приставать ко мне с вопросами. Только не подумайте, что док делает что-то незаконное. Можете мне поверить, это предположение не имеет ничего общего с действительностью. Док занимается исключительно благими делами.

Мэдокс насмешливо оглядел неряшливый костюм Пола и лежащий на стуле пакет, из которого нагло высовывался яркий кусочек ткани. Выражение его лица ясно свидетельствовало о том, что Пол не возвысился в его глазах.

– Я не понял, – сказал Пол, – вы что, не видели хозяйский паспорт? И не знаете, кому служите? Мужчине или женщине? Кстати, раз уж мы об этом заговорили: все называют это создание, которое вы катаете в инвалидной коляске, доктором. Но доктором чего?

– Вы хотите слишком много знать, – усмехнулся Мэдокс. У него все время улыбалась только одна сторона лица, но улыбка все время двигалась, перетекала с одной половины физиономии на другую. – Если вам так интересно, вы всегда можете задать свои вопросы непосредственно доку. Обязательно сделайте это! Мы еще целую неделю будем в Санкт-Петербурге. – Удобно откинувшись на спинку стула, он с удовольствием оглядел грязный подвальчик взглядом человека, готовящегося здесь поселиться. – Мы только вчера вернулись из Москвы. Препаскуднейшее место, доложу я вам. Минутку! – внезапно оживился Мэдокс и принялся рыться в карманах. – Не вижу ни одной причины, почему бы вам… черт, куда же я их дел? Я точно помню, что положил в карман… – Судя по всему у него было значительно больше карманов, чем обычно бывает в костюмах. В конечном счете он нашел искомое в кармашке, спрятавшемся где-то почти на спине. Он достал оттуда стопку карточек, кажется приглашений, на которых виднелась выполненная старинным шрифтом витиеватая надпись. – Все-таки вы один из нас. – Пол не разобрался, по каким признакам его классифицировали, но промолчал. – Вы имеете больше прав, чем польские торговцы мехом, инженеры и тому подобные людишки. Доку вы понравились, я это заметил. У вас есть мужество, а это всегда вызывает уважение. Вы не побоялись высказать все об этом… не помню, как его зовут, в сборище падутых снобов и педиков. В общем, вы меня поняли.