– Без каблука?
Она посмотрела мне на ноги. Мои туфельки казались почему-то скорее безжизненными, чем классическими, рядом с туфлями Никки. Это было просто нелепо.
– Они не без каблука. У них миленький каблучок в один дюйм. Ты должна доверять мне в этом, Никки. – Я протянула ей бежевое платье с поясом. – Платье я тоже не носила. Примерь.
Казалось, она вот-вот начнет протестовать. Но потом смирилась и очень быстро разделась до трусиков и лифчика. Обычная женщина за эти секунды успела бы лишь снять пальто.
Сказать, что я была в шоке, значит ничего не сказать. Я-то думала, что она возьмет платье домой и померит позже, к тому же я не видела раздетую женщину с тех пор, как в средней школе меня заставляли посещать уроки физкультуры. Однако у школьниц не было форм Памелы Андерсон и белья, которое продают в магазинах, куда покупатели до восемнадцати лет не допускаются.
Я отвернулась.
– Одевайся, – и поспешно вышла.
Через пару минут появилась несчастная Никки, одетая в бежевое платье и лодочки – без чулок, с чем я разберусь чуть позже. Странным образом, нейтральная палитра цветов приглушила все в ней – накладные ресницы, яркие пятна румян, даже большой бюст.
– Никки, ты выглядишь прелестно. – Я в самом деле так думала.
Когда мы спустились вниз, у нее был очень мрачный вид. Свою собственную яркую одежду она положила в ярко-зеленую сумку.
– Я бы не хотела, чтобы мне пришлось одеваться, как какая-нибудь старуха.
– Как старуха? Ну, знаешь. Я ношу бежевое, и разве я похожа на старуху?
– Раз уж ты спросила...
Я оборвала ее:
– Ленч готов. – Учитывая ее вкус, я сомневалась, что хочу услышать ее мнение.
Я провела Никки на веранду – там мы займемся основами этикета. На столе был белый фарфор с тонким цветочным узором, подходящий для неформальной дневной трапезы.
– Ух ты! – воскликнула Никки, подняла тарелку и перевернула ее, чтобы посмотреть клеймо. – Должно быть, эта посуда стоит целое состояние!
Я взяла тарелку у нее из рук и поставила на место.
– Нельзя поднимать и рассматривать посуду, сидя за столом. И никогда не говори о цене, о чем бы речь ни шла.
– А если я хочу купить себе такой же?
– Всю жизнь подражая кому-нибудь, ты не сможешь стать оригинальной.
– Не понимаю. Я думала, весь смысл в том, чтобы сделать меня менее оригинальной.
Не хочу признаваться в этом, но мне пришла внезапная (и тревожная) мысль, что она права. Потом я прогнала ее, напомнив себе, что секрет прекрасной внешности – во все тех же бежевых и кремовых тонах, идеально уложенных волосах и известной доле индивидуальности, которая позволяет выделиться. Но эта индивидуальность не должна сиять, как неоновая вывеска. Она должна быть неуловимой, но запоминающейся. Как у меня.
– Скоро ты все поймешь. – Я очень на это надеялась.
Кика подала уложенный в половинки авокадо салат из цыпленка с миндалем и виноградом, а также фрукты на листьях салата, сбрызнутых салатной заправкой собственного приготовления. И, конечно, холодный чай – без добавления алкоголя.
Я молилась о том, чтобы мой ленч, лишь отдаленно напоминающий настоящий званый обед, оказался Никки по силам.
Первым сигналом, что это, вероятно, для нее слишком сложно, был восторженный вопль, когда Кика принесла мою фамильную тарелочку для яиц. Уверена, что Никки перевернула бы ее, несмотря на мои наставления, если бы на ней не лежала дюжина яиц.
Как только мы закончили есть, я приступила к выполнению плана атаки.
– Я понаблюдала за тобой, пока ты ела, и у меня есть пара (я была снисходительна) замечаний.
– Слушаю тебя. – Сначала она была полна решимости.
– Так как ты правша, твоя левая рука должна оставаться во время еды у тебя на коленях. В правой руке ты держишь ложку или вилку.
– А как резать что-нибудь?
– Ты поднимаешь левую руку, вот так, – я показала. – Вилка переходит в левую руку, а правой рукой ты режешь – вот почему нож лежит с правой стороны. После того как ты отрезала кусочек, нож бесшумно кладется на край тарелки, а не на скатерть, вилка снова берется в правую руку, левая возвращается на колени, и ты кладешь в рот кусочек.
– Матерь Божья!
– Кстати, выражения вроде « Матерь Божья» не употребляются в вежливом разговоре, и уж точно не за столом.
Она была сбита с толку. Я продолжала:
– Жуй с закрытым ртом. Никогда не говори с полным ртом. И всегда промокай губы салфеткой между порциями еды. Сидящему напротив неприятно видеть крошки у тебя на губах.
Она закатила глаза, но, к счастью, ничего не сказала.
Дальше по списку шел «Разговор», и я дала ей список запрещенных тем:
а) здоровье;
б) политика;
в) религия;
г) вопросы о другом человеке;
д) личное мнение.
Она хмыкнула:
– С ума сойти! Прием, на котором все говорят о погоде и еде.
– Вот! Ты уже начинаешь кое-что понимать.
– Но...
Хоть перебивать и невежливо, я не смогла удержаться.
– Следующее: поведение. – Я не собиралась тратить весь день на ее обучение. Мне казалось абсолютно справедливым, что я не считаюсь с тем, что хотят сказать ее ярко накрашенные губы.
Поведение – тонкий вопрос. Вот от чего я хотела ее предостеречь, но из вежливости воздержалась:
а) нельзя на Рождество украшать дом гирляндами;
б) нельзя расставлять во дворе пластиковых гномов или фламинго;
в) нельзя употреблять имена вроде Сью и Джо наряду с приличными именами типа Бетти и Карла;
г) нельзя оставлять подмышки небритыми на французский манер – пусть так делают француженки. (Если вы используете восковую эпиляцию – пожалуйста, только не упоминайте об этом. Как женщина может считаться леди, если она, подняв руку, выглядит, как мужчина?)
Не желая обсуждать с ней эти вещи, я начала с того, что моя мать и очаровательная дама на курсах «Мисс Маленькая Дебютантка» прочно вбили мне в голову, – с так называемых «четырех Никогда»:
а) никогда не доминируй в разговоре;
б) никогда не говори так, чтобы тебя можно было услышать на расстоянии более трех футов;
в) никогда не делай ничего такого, что было бы заметно с расстояния более трех футов;
г) никогда не хвастайся своими достижениями.
– На самом деле, – продолжила я, – если ты сделаешь что-либо достойное внимания, это будет замечено. Как говорится, не хвали свое болото.
– Говард говорит совсем другое.
– Правда? – Я изобразила удивление.
– Он говорит: если ты хочешь чего-то от жизни, тебе нужно за это драться. Никто для тебя ничего не сделает. И все должны знать, как ты крут. – В глазах Никки светилось искреннее обожание. – Он всегда говорит: хвали себя, и тогда люди предпочтут не связываться с тобой лишний раз и будут уступать.