Эти слова будут преследовать меня до конца моих дней. Думаю, на моей могиле вместо «Она была великолепна» будут красоваться слова «Она любила банты и жемчуг».
– Ты же сама советовала мне так одеться.
– Не пойми меня превратно, дорогая, ты потрясающе выглядишь, – вдохновенно врала я. – Быть может, даже слишком потрясающе. Весь этот жемчуг – девушки просто позеленеют от зависти.
Никки удивленно моргнула.
– Зависть, – настойчиво продолжала я, – когда мы пытаемся заручиться их поддержкой для твоего избрания в Лигу, не самое подходящее чувство.
– Что ты имеешь в виду?
– Возможно, твой бант слишком экстравагантен для нашей маленькой группы. А жемчуг слишком броский. Ты же хочешь им понравиться – хотя, конечно, важно не это, а то, чтобы они не стали ревновать.
– Ревновать? – спросила она, глядя так, будто я только что наградила ее короной Царицы Полей. – Мне никогда это не приходило в голову! Не могу поверить. Ну надо же!
– Но помни, ревность – плохое чувство. Что не совсем правда.
Конечно, поведение ревнивой женщины абсолютно непредсказуемо. Но покуда у тебя есть власть, чужая ревность может быть тебе очень даже полезной. Тот, кто испытывает зависть или ревность, всегда оказывается в более слабой позиции. И хотя меня в повседневной жизни окружали завистницы, мне было вовсе ни к чему, чтобы они завидовали Слишком Броской Жене Говарда Граута. Мне нужна их помощь, чтобы провести ее в Лигу. Хотя, честно говоря, ни одна из известных мне женщин не позавидовала бы банту или жемчугу Никки.
– Пойдем наверх, в гардеробную. Я покажу тебе одежду, которую, на мой взгляд, ты должна носить.
– Правда? Ты сделаешь это для меня?
– Конечно.
По пути наверх Никки останавливалась через каждые два шага, чтобы рассмотреть то одно, то другое. Вазу. Картину. Семейные ценности семьи Хилдебранд.
Я привела ее в мою спальню.
– Ух ты, здесь все такое...
Я ожидала слов «прелестное», «великолепное», «красивое» – они могут верно описать мое жилище.
– Такое бежевое, – закончила она. Ну что тут скажешь?
Я провела ее в гардеробную, и на этот раз вместо «бежевого» прозвучало:
– Тут так скучно.
Скучно, просто, неярко. И это она говорила обо мне.
Никки подошла к встроенным полкам и шкафам с окошками на дверцах, чтобы можно было заглянуть внутрь. Открыв один, она провела рукой по вешалкам с кашемировыми свитерами (в Центральном Техасе их можно носить лишь несколько месяцев в году, и они уже были убраны до осени).
– Они такие мягкие, – промурлыкала Никки, прижавшись к одному джемперу щекой.
Потом она засунула его обратно (не сложив) и обернулась ко мне:
– Ну, я готова. Я сказала Гови, что буду делать все, что ты скажешь. Итак, расскажи, какую одежду мне следует носить.
– Общее правило, которое нужно всегда помнить, таково: внешний вид леди должен быть неброским, скромным и сдержанным. Возьмем, к примеру, украшения.
Никки явно начала нервничать.
– Ты когда-нибудь слышала выражение «До обеда никаких бриллиантов»?
Она скосила глаза, задумавшись, что бы это могло значить.
Я не хотела, чтобы она переутомилась в самом начале.
– Это значит, что бриллианты – за исключением бриллиантовых обручальных колец – нельзя надевать днем, а точнее, до шести вечера.
Она подняла руки и ощупала свои гигантские серьги с бриллиантами.
– Я не могу носить свои бриллианты? Можно было подумать, что я не разрешила ей носить никакой одежды, хотя это, возможно, не очень бы ее расстроило.
Я продолжила наступление:
– И еще, леди никогда не носит часы после шести вечера – люди определенного класса, скажем так, по вечерам не следят за временем.
Ее рука потянулась к запястью.
– Если нельзя носить бриллианты до шести, а часы после шести, когда мне носить вот это? – И она показала свои часы, инкрустированные бриллиантами.
Я постаралась утешить ее и пожала плечами.
– Никогда? О Боже! Я не могу носить мои часики! Но я люблю их! Это моя самая любимая вещь.
– К сожалению, часы с бриллиантами нельзя надевать вообще.
Никки часто заморгала. Я поспешно продолжила:
– Браслеты на щиколотку.
Она перевела взгляд на свои ноги и наморщила нос. Было понятно, что она догадывается, что что-то не так, просто не знает, что именно.
– Ты хочешь, чтобы я надевала его поверх чулок?
Я сдержала дрожь.
– Нет, не поверх чулок. Единственное подобающее место для браслета – это запястье.
Она нахмурилась:
– Но ведь это же браслет на щиколотку?!
– Никаких щиколоток!
Она снова захлопала глазами.
Прежде чем она успела ответить, я сказала:
– Давай перейдем к одежде.
Было не похоже, что ее вдохновило мое предложение, но потом она глубоко вздохнула, собираясь с силами.
– Может быть, я примерю что-нибудь из твоей одежды, посмотрю, как она смотрится и все такое?
– М-м, ну... хорошо.
Я перебрала несколько платьев, ища такое, которое бы наилучшим образом выражало понятие «сдержанность». Я нашла идеальный вариант, бежевое английское платье с плетеным кожаным поясом. Я никогда не носила его, потому что выяснилось, что оно плохо сидит на груди. Хотя у меня и великолепная грудь, она не слишком большая, а фасон платья ничуть не подчеркивает мои формы. Но на Никки оно будет сидеть просто запредельно.
– Voila[12]. То, что надо.
Лицо Никки вытянулось.
– Ты хочешь, чтобы я надела это старье?
Глава тринадцатая
– Только примерь его, – уговаривала я.
– Но оно бежевое.
– Что ты имеешь против бежевого?
– Того, что он скучный, достаточно?
– Сарказм леди не к лицу. – Неужели это произнесла я? Точь-в-точь моя мать. – Бежевый вовсе не скучный, Никки. Он может великолепно смотреться.
При хорошем крое и ткани, на определенном типе женщин.
Вряд ли мне удалось ее убедить, поэтому я продолжила наступать:
– Пойми, женщина носит одежду, а не наоборот. После встречи с Никки Граут люди должны помнить ее, а не ее платье.
Невозможно было втолковать ей, что для некоторых женщин одежда становится доспехами, будь то дикие обтягивающие леггинсы или черные строгие костюмы и уродливые очки. Я считаю, что шарм, исходящий от женщины, должен поведать миру о ней, а не о ее одежде. Однако если у женщины нет шарма, сделать что-нибудь очень трудно.
– Теперь обувь. Я всегда держу под рукой лишнюю пару лодочек от Феррагамо на всякий экстренный случай. Какой у тебя размер?
– Семь с половиной.
– Отлично.
Я вытащила коробку и вручила ей. Она с подозрением взяла ее и заглянула внутрь. Лицо ее изменилось, как будто ей вонзили в сердце одну из ее шпилек.