Ее история с сюжетом остро современным вполне могла бы вдохновить режиссера телевизионных сериалов на очередную риал-стори. Ведь она, как ни крути, подходила под стандарты самой что ни на есть героини нашего времени: стремительная, шикарная непотопляемая бизнес-леди. Словом, как раз из числа тех, про которых говорят: «Да-а, это сильная женщина». И делают паузу, показывая, что комментарии излишни.
И я тоже, познакомившись с ней и услышав ее рассказ, подумала: «Да, сильная». Но с одним но: этот стереотипный образ сильной, активной, вечно знающей, как и кому надо ехать по этой жизни, сыграл с ней злую шутку. В какой-то момент ее железобетонная картинка мира не просто дала трещину – жизнь ее в момент осела, как аварийный дом в центре Москвы. Да так, что было абсолютно бессмысленно возвращать на место старые стены, которые долгие годы она считала надежными.
Случилось то, к чему люди такой сборки не бывают готовы никогда: пришлось отстраивать новый «дом» почти с нуля. Это примерно то же самое, что учить ходить пешком по городу большого босса, привыкшего всю жизнь ездить на авто с водителем.
Я привожу здесь эту историю не случайно: в процессе нашей работы с этой железной леди высшей пробы выяснилось, что энергии танка, осознавшего, что для окружающих он вовсе не легкокрылая бабочка, может хватить на то, чтобы, даже стартовав с нуля, удачно вырулить из, казалось бы, непреодолимого тупика. Но будем последовательны.
Итак, с чем же пришла ко мне эта сильная женщина, которая, согласно житейской логике, в помощи психолога не должна была никогда нуждаться?
«Брак дал трещину. Типичный кризис долгоиграющих семей» – примерно вот так, бегло, парой фраз обрисовал бы ее ситуацию психолог, специализирующийся на кризисах среднего возраста.
Из таких кризисов люди выходят по-разному. Одни впадают в преждевременное старение, ставят на себе крест, теряют веру в свою притягательность. Другие, наоборот, активизируются, стремясь создать новый союз. Третьи погружаются в себя, пытаясь найти честный ответ на вопрос: «Почему это случилось именно со мной?»
Анна Витальевна была из числа этих третьих. Развод с мужем, как электрошок, дал ей такую встряску, что она вдруг поняла: «А ведь я не такой подарок, каким привыкла себя считать. Есть во мне нечто такое, что заставляет людей держать дистанцию или вовсе отказываться от близкого общения».
Будучи человеком исключительно практичным, она решила понять, в чем тут дело. И пришла с этим вопросом ко мне.
Нет, она не стремилась, как многие другие женщины на ее месте, во что бы то ни стало вернуть мужа. Их отношения охладели задолго до развода. Но гораздо больше, чем сам факт его ухода, ее мучил больной вопрос: почему же он все-таки отдал предпочтение Ей. «Ведь она по всем параметрам проще меня», – с горечью недоумевала Анна.
У нее всегда был исключительно свой взгляд на ход событий, в том числе на «нормальную» жизнь мужчины и женщины. Собственный брак казался ей устойчивым и правильным. «Правильным» – значит спокойным, ровным и, что немаловажно, равным союзом двух сильных личностей.
Судя по ее рассказу, они с мужем знали цену друг другу. Как говорится, сошлись два человека одной породы. Анна видела в этом главный плюс: таким, как они, не надо было играть, притворяться, прикидываться, идти на компромисс. Вообще, к слову «компромисс» она относилась с презрением: для людей уверенных, рассуждала Анна, компромисс означает поражение, шаг назад. А она и не думала пятиться. Не умела, не привыкла.
Вот так, в одной лодке, хрестоматийно именуемой браком, они с мужем вместе гребли к процветанию и достатку больше пятнадцати лет. У них было все как у людей и даже больше.
Лодка дала течь не из-за того, что команда гребцов – Анна и Виктор – устали друг от друга или разошлись в бытовых пунктиках, не поддающихся здравой логике. Причина была в другом: оказалось, что перестала работать положенная Анной в основу их брака идея, что с такой, как она, – шикарной железной леди – мужчина, равный ей по статусу, уму и внешности, не может не быть счастлив, что он буквально обречен на гармонию и покой.
В первые годы их брака так считал и Виктор, будучи человеком честолюбивым. Но со временем он стал замечать, что в присутствии Анны, такой внешне безупречной и с язычком острым, как скальпель хирурга, он все чаще чувствовал себя напряженно.
Объективно все вроде бы продолжало оставаться нормальным, но как будто вырастала невидимая дистанция, не позволяющая ему расслабиться. Внешне Виктор был идеальным мужем. Он просто не мог себе представить, как можно с Анной быть другим: жаловаться на что-то, занудствовать, словом, вести себя как мальчик. А все потому, что она, не в пример другим женщинам, которых он знал, не причитала, не показывала, что ей тяжело или больно.
Анна переживала неприятности по-спартански: шутила, иронизировала, но не просила его помочь. Он отметил это давно, еще со времен их совместных студенческих походов, когда они на равных тащили каждый по огромному рюкзаку со снаряжением. Тогда, во времена студенчества, это его действительно заводило, но спустя 15 лет ее пробивная энергия и безапелляционность почему-то стали пугать.
И хотя место неподъемных рюкзаков заняли бизнес-проекты, а друзей-туристов – нужные люди, но суть не менялась. Она оставалась «своим парнем» с безукоризненным лицом женщины, с которой всегда приятно показаться в обществе. Друзья откровенно завидовали Виктору: «Анька у тебя – высший класс: и выглядит, как звезда, и в бизнесе сечет почище твоего главного аналитика. Да еще успела два высших получить и двоих детей тебе родить. Одно слово: везунчик ты, Витя».
После таких речей он обычно молчал. Ему было явно не по себе: почему же его, счастливчика-везунчика, это давно не заводит, если она действительно феноменально успешна, а он всегда хотел окружить себя именно такими людьми – сильными, независимыми, яркими. И когда он снова не мог найти ответа, то просто гнал от себя тревожные, ничем не обоснованные мысли, что в их семье «что-то не так».
Ну, что же может быть не так, когда они даже толком не ссорились? Анна всегда так мастерски выруливала из тупиков, что предмет конфликта угасал сам собой: точка кипения превращалась в запятую. Он привык разговаривать с ней короткими четкими фразами. Еще бы: она была всегда права. Он даже поссориться с ней не мог. Зачем, если все равно правда окажется на ее стороне.
И вот однажды, когда дети уехали на каникулы, а Анна ушла на свои строительные «плантации», ему стало так тоскливо, будто он давно задержался в красивой, но чужой стране. Остро захотелось другого: услышать не уверенную поступь все и всегда знающей женщины, а щебет беззащитного милого создания, с которым так просто ощутить свое мужское превосходство. Ничего не доказывать. Одним своим присутствием вызывать ответную теплую волну.
Раньше, когда его одолевали такие приступы внутреннего одиночества, он не рассуждал на тему «Кто бы мог вернуть меня к жизни». Анна была непотопляемой субмариной: все люки задраены, откроешь – утонешь. Тонуть он не хотел, но и жить под толщей воды устал. У него началось что-то вроде кислородного голодания.
А тут… Острота его желания перемен была так велика, что жизнь, откликнувшись, подарила ему встречу. Ласковая Инна с радостью принимала все его условия, не ставила своих и была прелесть как мила в своей наивности.
Он и не думал уходить из семьи, просто наслаждался тем, что ему может быть с женщиной так невыразимо легко, как никогда раньше.
Анна довольно быстро заметила, что у мужа роман, но, как женщина уверенная в себе, скандалов учинять не стала. Поначалу даже шутила про себя: «Слава богу, мужик нормальный, в тонусе: интрижку завел. Погуляет – успокоится, да и мне больше свободы».
Правда, ее насторожил тот факт, что их отношения стали еще более механическими. Ничего лишнего, случайного – словом, живого не проскальзывало больше между ними. Однажды, когда она вернулась за полночь, ее вдруг как током пронзила мысль: «А ведь он больше мной не дорожит». Виктор даже не бросил дежурной фразы «Как дела, что так поздно?», а равнодушным тоном пожелал ей доброй ночи и спокойно заснул.
Ее самолюбие было задето. Анна впервые стала пристально наблюдать за поведением Виктора. И была поражена: оказывается, он умел быть другим. «Сколько я его знала, он всегда был сдержанным, немногословным, по-мужски замкнутым, а тут нюни распустил, – рассказывала Анна. – С ней он стал просто мальчиком-одуванчиком. Щебетал по телефону нежности. Откуда он только этому научился?»
В какой-то момент умница Анна поняла: все пропало. Он только формально с ней, а так уже давно со своей «ланью». Хорошую мину при плохой игре он делал только ради детей. Но никакие восторги друзей по поводу его идеального брака больше не срабатывали: он не желал прекращать удивительно гармоничные для него отношения с Инной.