Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вряд ли кто-либо возьмет на себя смелость утверждать, что тот Божий совет был дурным, ибо Бог по определению и благ, и свят — все, что исходит от него, не может нести в себе печать зла. Стало быть, исполняя Его совет, я творил добро, и только добро.
Мое деяние было похоже на то, что вы зовете эвтаназией, совершенной по совету Творца, с ведома Спасителя и по Его поручению. Пока Он жил среди нас, мы не раз убеждались в Его Божественности. В тот же день должно было подтвердиться Его человеческое начало. Перед величайшим раскрытием Его Божественной природы — воскресением, должно было произойти величайшее подтверждение Его человеческой сущности — смерть через унижение и распятие.
Творец пожелал, чтобы Иисус завершил Свое земное посвящение, пройдя через смерть точно так же, как и все люди, превращающиеся в прах, прощаясь с мигом жизни во имя вечного бессмертия.
Воистину, ничто не могло случиться с Иисусом, если того не пожелал Творец. Посему пусть не тревожатся ваши сердца; ибо все, что произошло тогда, произошло во славу Бога и во спасение человечества, в том числе и вас.
Что же касается того, что якобы своей добровольной смертью на дереве я навсегда утерял свою душу, хочу вам напомнить, что Господь искупил нас от этой клятвы закона, сделавшись за нас клятвою, ибо писано:
«проклят всяк, висящий на древе (Гал 3:13)».
Народ армянский! Если есть на земле человек, который мог бы быть осужден Творцом на вечные муки, то это я. А раз так, то я и есть тот Агнец, который принял на себя грехи мира. Но я сделал то, поверив словам Иисуса, сказанным за восемь дней до его преображения на горе Фавор и встречи с Моисеем и Илией:
«…кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее» (Лк 9:24).
И если вы тоже чисты в вашей вере, то ваш святой долг вернуть мне мое доброе имя. Ибо сказано:
«…услыши, Господи, глас Иуды и приведи его к народу его; руками своими да защитит он себя, и Ты будь помощником против врагов его». (2Фес; 2 Сол 33:7)
И пусть не точит ваши души червь сомнения, что переосмысление моего деяния причинит ущерб нашей вере. Наоборот, в своем новом свете оно предельно ярко показывает ее неповторимую силу, выраженную в нашей самоотверженной готовности не только к физической, но и к нравственной погибели во имя вечных ценностей христианства в прошлом, сейчас и во веки веков! Аминь.
Закончив свою речь, Иуда скрестил руки, и вновь застыл в прежней позе. В зале воцарилась гнетущая тишина. Люди будто окаменели. В течение всей его речи не шелохнулись даже видавшие виды журналисты, а что до телеоператоров, то те словно окаменели у мониторов своих камер.
Первым очнулся судья. Погрузившись вновь в свои бумаги, он поднял голову и, прокашлявшись, предоставил слово стороне защиты.
С места поднялся православный батюшка. Подойдя туда, где сидели присяжные, он поздоровался с ними и, кивнув судье, внимательно посмотрел на Иуду, Покачав головой, он протянул «мда-а-а» и, вновь обернувшись лицом к присяжным, сказал:
— Уважаемый суд! У меня сегодня трудный день. Ибо призванный прощать, я должен сегодня не только отвратить от этого свое сердце, но и убедить вас поступить точно так же.
Господь ниспослал сегодня тяжкое испытание также и всем моим братьям и сестрам во Христе. Возможно, самое тяжкое из тех, которые Он когда-либо ниспосылал человеку. И имя тому испытанию — испытание верой.
Зачастую говорят «христианское учение», а понимают нашу веру. Не было и нет такого учения, но было, есть и будет учение Господа нашего Иисуса Христа, так же как была, есть и будет наша христианская вера. Мы не должны воспринимать ее как учение, но должны принимать учение Господа нашего Иисуса Христа на веру. Ее кладезем является наше Священное Писание, и поднявший на нее пяту свою, поднимает ее против нас всех.
Здесь говорилось о противоречиях в нем касательно смерти Иуды, и на основании этих домыслов внушалась мысль о якобы человеческом происхождении Писания. Следует ли говорить, что это сделано, чтобы открыть двери для хулителей Священного Писания, ибо если его писали люди, которым свойственно ошибаться, то можно критиковать их, можно сомневаться в их нетленном творении. А от этого мига до гибели веры всего один шаг. И мы должны остановить тех, кто подталкивает нас к нему. Наша вера, впрочем, как и любая, должна быть вне критики. Ибо если сомневаешься, то как же веруешь? Или — или, третьего не дано.
Что касается смерти Иуды, то в Новом Завете о ней повествуют Матфей (27:3-10) и Петр (Деян 1:8-19). Но эти два свидетельства не противоречат друг другу, а взаимно дополняют. Ибо, как считает епископ Кассиан, Иуда повесился на земле, которую, после его смерти, купили на брошенные им деньги, а тело его, по мнению Фаррара, сорвалось с веревки и при падении расселось, потому что сильно распухло, как об этом писал Папий Гиерапольский.
Здесь говорилось еще, что если Иуде была доверена касса, то лишь потому, что Господь знал его бескорыстие, а раз так, то и не мог он предать ради корысти.
Ложь, и еще раз ложь! Зная, что будет им предан смерти, Господь Своим доверием желал удержать его и спасти, впрочем, как и каждого. Он надеялся, что сила любви восторжествует над коварством зла; но такие победы невозможны без той веры, которой присуща искренняя любовь к истине. А сердце того, кто не смог полюбить истину всей душой, носило в себе затаенный плод сатаны.
Здесь еще говорили, что если Иуда в числе двенадцати апостолов врачевал болезни и изгонял бесов, то не мог быть в сговоре с сатаной.
И ведь на самом деле так. Когда Господь наш Иисус Христос посылал своих учеников проповедовать Царство Небесное, исцелять больных и очищать прокаженных, воскрешать мертвых и изгонять бесов, Он не делал никакого исключения; все двенадцать сполна получили от Него власть врачевать всякую болезнь и немощь и изгонять злых духов. И действительно сказано, что все это делали, и, наоборот, нигде не сказано, что Иуда был исключен из этого служения.
Больше скажу, сам Петр подтверждает, что Иуда был «сопричислен к нам и получил жребий служения сего» (Деян 1:17). И когда Иуда проповедовал, то люди каялись. Когда он молился над ними, они исцелялись. Когда он изгонял бесов, те повиновались ему. Но это лишь напоминает о том, что даже исключительный духовный дар и самое высокое положение и служение в церкви еще не обеспечивают верности человека Господу, не свидетельствуют о его обязательной причастности к Его благодати. Ибо сказано было Им:
«Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» (Мф 7:21, 22).
Что до сатаны, то он вошел в Иуду во время последней вечери, ибо засвидетельствовано присутствующим там Иоанном, что сатана вошел в Иуду после куска хлеба, переданного ему Господом на той вечере:
«…И, обмакнув кусок, подал Иуде Симонову Искариоту. И после сего куска вошел в него сатана…» (Ин 13:26).
Господь обмакнул хлеб и подал его Иуде, чтобы тот усовестился этого хлеба и удержался от предательства. Но это не проняло Иуду, а отселе стал он еще более на стороне сатаны, и как неисправимый совершенно предался ему. Доколе Иуда считался одним из апостолов и был причислен к святому лику, дотоле сатана не имел на него прав. И только когда Господь отлучил его от прочих учеников, объявив через хлеб, сатана овладел им, как оставленным Господом и отлученным от Божественного лика. «Сатана вошел в него», то есть проник в глубину его сердца и овладел его душой. Ибо сатана и прежде нападал на Иуду извне, как и на других апостолов, как, впрочем, и на каждого из нас. На сей раз сатана совершенно овладел им, внушив ему предательство.
Иисус говорит еще Иуде: «что делаешь, делай скорее». Сим Господь не побуждает Иуду к предательству, но как бы укоряет его в предательстве. Словом «делай» как бы говорит ему Господь: «Вот, Я оставляю тебя, делай что хочешь; не препятствую твоему намерению, не удерживаю тебя более».
Кроме прочего, истец радел за Иуду как за бессребреника, памятуя его речи на помазании Господа нашего Иисуса Христа в Вифании. Он, видите ли, был возмущен нескромностью Учителя и считал, что благовоние было надобно продать, а деньги раздать нищим.
Начнем с того, что рассуждение ошибочно с точки зрения сравнительного богословия. Предположим, что кто-то и купил бы у Марии это масло, и что, тогда вырученные деньги можно было бы раздать нищим? Но, в конце концов, кто-то поступил бы так же, как Мария, — употребил бы его на умащение и помазание. Ни один сосуд с благовонием не может существовать вечно и служить постоянным источником вспомоществования бедным. А вот добыванием благовоний были заняты бедные люди. Покупка его уже была для них помощью.