— В основном.
Глава 18
Гэнси не спал.
Так как у Блу не было сотового, у него не было способа нарушить правила и позвонить ей. Вместо этого он начал лежать в кровати каждую ночь с закрытыми глазами, держа руку на телефоне, ожидая увидеть, собиралась ли она позвонить ему из телефоннойшвейнойкошачьей комнаты своего дома.
«Прекрати, — твердил он себе. — Прекрати желать этого...»
Его телефон зажужжал.
Он приложил трубку к уху.
— Вижу, ты всё ещё не Конгресс.
Сна не было ни в одном глазу.
Взглянув в сторону закрытой двери спальни Ронана, Гэнси взял очки, журнал и вылез из постели. Он закрылся в кухне-ванной-прачечной и сел напротив холодильника.
— Гэнси?
— Я тут, — отозвался он тихо. — Что ты знаешь о голубокрылом чирке?
Пауза.
— Вот что вы обсуждаете в Конгрессе за закрытыми дверями?
— Да.
— Это утка?
— Дзынь! Очко на Фокс Вей. Банковский праздник, толпа сходит с ума! Ты знала, что они неспособны летать один месяц за лето, когда линяют одновременно все их перья?
Блу поинтересовалась:
— А так разве не у всех уток?
— Разве?
— Это проблема с Конгрессом.
— Не будь со мной забавной, Сарджент, — сказал Гэнси. — Джейн. Ты знала, что голубокрылый чирок должен съедать сто грамм белков, чтобы восстановить шестьдесят грамм нательных и хвостовых перьев, потерянных за это время?
— Не знала.
— Это около тридцати одной тысячи беспозвоночных, которых они должны съесть.
— Ты зачитываешь конспект?
— Нет. — Гэнси закрыл журнал.
— Ну, это было очень познавательно.
— Всегда.
— Тогда ладно.
Возникла другая пауза, и Гэнси понял, что она повесила трубку. Он прислонился к холодильнику с закрытыми глазами, виновный, успокоенный, сумасбродный, сдержанный. Через двадцать четыре часа он бы ждал этого снова.
Ты благоразумен. Ты благоразумен. Ты благоразумен.
— Что за чёрт, чувак? — раздался голос Ронана.
Глаза Гэнси распахнулись, как только Ронан включил свет. Тот стоял в дверном проёме, закрутив наушники на шее, Чейнсо, словно неповоротливая сиделка гангстера, сидела на плече. Глаза Ронана отыскали телефон у ног Гэнси, но он не спросил, а Гэнси ничего не сказал. Ронан бы услышал ложь за секунду, а правда была не вариантом. Ревность разрушала Ронана в течение первых нескольких месяцев внедрения Адама в их группу; теперь бы ему было ещё больнее.
— Я не мог уснуть, — правдиво сказал Гэнси. Затем, после паузы: — Ты ведь не собираешься пытаться убить Гринмантла?
Подбородок Ронана приподнялся. Его улыбка была крутой и невеселой.
— Нет. Я придумал вариант получше.
— Я хочу знать какой? Это принятие бессмысленности мести?
Улыбка расширилась и стала даже более едкой.
— Это не твоя проблема, Гэнси.
Он был куда более опасен, когда не злился.
И он был прав: Гэнси не хотел знать.
Ронан потянулся открыть дверь холодильника, отпихнув Гэнси на несколько дюймов. Он достал содовую и протянул Чейнсо холодный хот-дог. Потом снова взглянул на Гэнси.
— Эй, я слушаю ту клёвую песню, — сказал он. Гэнси пытался игнорировать звуки фыркающего ворона, поедающего хот-дог. — Хочешь послушать?
Гэнси и Ронан редко сходились в музыкальных вкусах, но Гэнси пожал плечами, соглашаясь.
Сняв наушники с шеи, Ронан надел их на уши Генси – они пахли немного пылью и птицами из-за близости Чейнсо.
Из наушников послышались звуки: «Шлёп раз, шлёп дв...»
Гэнси сорвал их, и Ронан разразился маниакальным смехом, которому вторила Чейнсо, хлопая крыльями, оба жуткие и весёлые.
— Ублюдок, — грубо сказал Гэнси. — Ублюдок. Ты предал мое доверие.
— Это лучшая из созданных песен, — сказал ему Ронан, задыхаясь от хохота. Он заставил себя собраться. — Пошли, птичка, давай дадим парню побыть наедине с едой.
Уходя, он выключил свет, вернув Гэнси в темноту. Гэнси слышал, как он насвистывал оставшуюся часть убийственной шлёп-песни по пути к себе в комнату.
Гэнси поднялся на ноги, забирая телефон и журнал, и отправился в кровать. Вина и тревога к моменту, когда его голова коснулась подушки, уже развеялись, и осталось только счастье.
Глава 19
Гэнси позабыл, как много времени занимает школа. Может быть, потому что теперь у него было больше дел за её пределами, или, может быть, потому что теперь он мог, не переставая, думать о школе, даже когда был не там.
Гринмантл.
— Дик! Гэнси! Гэнси, чувак! Ричард Кемпбел Гэнси Третий.
Гэнси, к которому обращались, шагал вниз по колоннаде с Ронаном и Адамом после школы, направляясь к офису. Хотя он смутно распознал крик, в его мозгу было слишком шумно, чтобы разобрать слова. Часть шума была посвящена Гринмантлу, часть – исчезновению Моры, часть – исследованиям Мэлори перпендикулярной энергетической линии, часть – пещере с воронами, часть – знанию, что через семь часов Блу может ему позвонить. И заключительная, тревожная часть – постоянно растущая часть – была занята цветом осеннего неба, листьями на земле, чувством, что время уходит безвозвратно, что оно утекает и сматывается в катушку до конца.
Это был день свободы от школьной формы в честь победы школы в региональной викторине по метанию мяча, и отсутствие школьной формы каким-то образом сделало тревогу Гэнси только хуже. Его одноклассники растянулись по историческому корпусу в пуховых жилетах, клетчатых брюках и брэндовых свитерах. Это напомнило ему, что он существовал сейчас, а не в другое время. Остальные ученики характеризовали себя как безошибочных жителей этого века, этого десятилетия, этого года, этого сезона, этой группы населения. Человеческие часы. Такого не было, когда они все возвращались к идентичным тёмно-синим свитерам с треугольным воротником, в которых Аглионбай выскальзывал из времени, и все периоды ощущались тогда, как будто фактически были одним промежутком времени.
Иногда Гэнси казалось, что последние семь лет своей жизни он провел в погоне за местами, которые заставляли его чувствовать себя именно так.
Гринмантл.
Каждое утро на этой неделе начиналось с вечно улыбающегося Гринмантла, стоящего напротив них на уроке латинского. Ронан прекратил приходить на первых урок. Не было способа закончить школу, если он провалит латынь, но мог ли Гэнси его обвинять?
Стены обваливались.
Адам спрашивал, зачем Гэнси нужно идти в офис. Гэнси солгал. Он завязал со ссорами с Адамом Пэрришем.