Не знаю, как кого, но меня в этом эпизоде прежде всего привлекает ирония (кстати, куда-то пропадающая при его пересказе биографами) — ею Мэрилин спасается от унижений, о которых вспоминает. Далее, что действительно интересно здесь, так это кинематографичность. Впечатление такое, будто перед нами кусок из сценария. Его литературные и пластические достоинства оказываются гораздо важнее собственно документальной основы. А раз так, то верить ни самой Мэрилин, ни ее биографам я уже не могу. Чисто художественные красоты не для информации. Тут, как и во многих случаях, о которых уже шла речь, версия причин, по которым Гарри Кон не продлил с Мэрилин контракт, не вписывается ни в логику, ни в хронику фактов.
В самом деле, единственный фильм с участием Мэрилин, снятый на «Коламбии», — «Хористки», где она сыграла роль Пэгги Мартин. Других контрактов с «Коламбией» и ее шефом Гарри Коном у Мэрилин не зафиксировано[18]. (Вслед за биографами и я готов отождествить с «мистером Икс» Гарри Кона.) Но это означает, что приведенный диалог может быть связан только со съемками в фильме «Хористки». Отсюда понятен вопрос: имел ли он место до того, как Мэрилин получила роль Пэгги, или после? Третьего, как говорится, не дано. Вопрос не праздный, ибо от ответа на него зависит документальность диалога. Если до (а об этом свидетельствует упоминание «мистером Икс» о звонке Шенка, который, как помним, по одной из версий, звонил непосредственно главе «Коламбии»), то совершенно непонятно, как Мэрилин вообще досталась эта роль, ведь она, если верить диалогу, так и не воспользовалась своим «последним шансом»! Если после, то тогда, во-первых, непонятно, зачем Шенку требовалось звонить «мистеру Икс», ведь цель-то звонка уже достигнута. Во-вторых, не ясно, о каком «последнем шансе» говорил «мистер Икс». Он мог не продлить с Мэрилин контракт (что он и сделал), но предсказать общественный резонанс на экранное выступление Мэрилин (кстати, положительный) он был не в состоянии. Откуда ему знать, последний то был шанс или нет?
Далее, точно в гриффитовской мелодраме «Сломанные побеги», в описании Мэрилин чересчур «художественно» розданы роли: он — грубое чудовище, «монстр», она — невинная красавица. Наверное, это субъективно, но у меня нет доверия к столь бескомпромиссному распределению ролей. В жизни так не бывает. Жизнь — не театр и не кино. Должны быть и какие-то полутени, хотя бы у кого-нибудь из участников событий. Разумеется, Гарри Кон — не подарок. Об этом «великом человеке» с бычьей внешностью по Голливуду ходили легенды. Тонкость, тактичность, обходительность — все это, конечно, не для Кона. «Вдолби-ка этой старой галоше, какой у меня тонкий вкус, мать ее так! Дерьмо собачье!» Этой изысканной фразой Кон поручал своему помощнику убедить одну из писательниц продать ему права на ее пьесу. Что ж, стилистически это вполне сочетается с тем «мистером Икс», каким его описала Мэрилин. Не зря же его называли (за глаза, конечно) и Белым Клыком, и Еврейским Гитлером. Не зря и на его похоронах в 1958 году при большом стечении народа кто-то произнес афоризм, ставший бессмертным: «Все они пришли, дабы убедиться, что он мертв».
Однако и вчерашнюю Норму Джин невинной красавицей уже не назовешь. Придать себе вид беззаботной невинности — да, это она умела, но, повторюсь, быть и казаться — далеко не одно и то же. И если кабанье ухаживание Кона — вещь вполне правдоподобная, то зардевшаяся как маков цвет Мэрилин, право же, внушает сомнения. Я уж не говорю о замечании «Он начал поглаживать мне шею». Зарделась ли в этот момент Мэрилин (как полагает Золотов), или она успокаивала себя тем, что для мистера Икс «обольщение служащих было вполне нормальным поведением»? Однако сразу же приходят на память ее слова, сказанные жене Джона Каррола: «Вы не разведетесь с ним? А то мы бы тогда поженились…» Да и, прямо сказать, не таковы были в то время ее жизненные обстоятельства, чтобы упираться или, говоря словами Кона в изложении Золотова, «корчить из себя девственницу». Полагаю, ближе к истине оказался один из голливудских старожилов: «Конечно, Кон имел ее. Слишком непрочное положение занимала она тогда, да и была чересчур податливой, чтобы упрямиться. Кстати, о Гарри Коне ходило столько ужасных историй…» Звучит это, может быть, грубее, но зато правдоподобнее, нежели пусть и горький, но уж очень «художественный» диалог Мэрилин и «мистера Икс».
Но если все это так, то возникают вопросы. Во-первых, а был ли мальчик? Не вымысел ли все это? Не сродни ли этот «мистер Икс» другому мистеру — Киммелу, тому, кто был не прочь побаловаться с маленькой Нормой Джин? Не много ли пришлось на первые голливудские годы Мэрилин этих самых хватких мистеров с бычьими повадками и психологией вседозволенности и не слились ли они в воспоминаниях Мэрилин в единый образ некоего «мистера Икс»? Не менее естественным мне кажется и другой вопрос: если Кон по своему обыкновению добился своего, почему же он тогда не продлил контракт с Мэрилин? Ответ, по крайней мере частично, надо искать среди бухгалтерских отчетов в финансовом отделе «Коламбии». Даже несмотря на низкую себестоимость, «Хористки», типичный «программер», потерпели в прокате провал. «Фильм оказался неудачным даже по стандартам категории «Б», по словам Золотова. Не помогла и молодая дебютантка, хоть она и запомнилась критикам своим пением, привлечь зрителей в залы не удалось. Ну а в таком случае — зачем она Кону?
Все это показывает, что и аура Мэрилин еще не набрала к тому времени полной своей силы, а только-только набирала ее, ее еще надо было уметь разглядеть, определить, предвидеть, ей еще надо было помочь. Но, как не сложно догадаться, это уже выходило за рамки полномочий и способностей мистеров Икс — шенков, зануков, скурасов, конов и проч. и проч. Для этого нужны были другие люди. И такой человек вскоре появился.
Начало
Не знаю, как у читателя, а у меня при чтении материалов об этом периоде в жизни Мэрилин складывалось впечатление полнейшей бесперспективности, абсолютного тупика, в котором оказалась Норма Джин. Что бы она ни предпринимала, на какие бы жертвы ни шла, какие бы унижения ни терпела, пробить кастовую стену голливудского шоу-бизнеса ей никак не удавалось, и это — еще одна причина (помимо непрофессионализма и отсутствия собственно актерских данных) тех трудностей и несправедливостей, которые Мэрилин довелось испытывать всю свою недолгую жизнь. Кастовость. Странно, конечно, звучит это слово в такой молодой стране, как Соединенные Штаты. Ведь там практически нет традиционной борьбы «хозяев жизни» — аристократов и сменявших их буржуа. Соединенные Штаты в этом смысле страна нуворишей, однако хорошо помнящих свои «старосветские» корни и организующихся в банды, кланы и касты с такой легкостью и готовностью, словно так и положено от Бога.
Вот эту стену из широким потоком текущих в студийные кассы денег и не могла пробить собственными усилиями невезучая, но стремящаяся преодолеть свое невезение Норма Джин. Конечно, она не стояла в очередях безработных, выстраивающихся перед воротами всех без исключения голливудских кинокорпораций (впрочем, только ли кино-?), однако это «конечно» далеко не безусловно. В широком смысле она тоже стояла в этих очередях, ибо что же еще такое, как не очереди, те десятки «старлеток» из полурасформированных «школ «звезд»? Если ее не было в них буквально, если ей разрешалось, в отличие от большинства остальных, проходить за ворота некоторых — не всех — кинокомпаний, то оплачивалось это чересчур дорогой ценой — разрушением личности, здоровья, в том числе и нравственного, судьбы, наконец. Я, например, убежден, что не будь всех этих шенков и конов, карролов и каргеров и многих других «ценителей» женской красоты, могла бы и Норма Джин прожить свою жизнь совсем не так, как вышло, а иметь семью, детей, о которых она всегда мечтала и которых ей не дал Бог (а точнее, она сама), и прочные «тылы» за плечами. Тем более что вся эта череда «ценителей» фактически никак не облегчила ей путь к славе, к всеобщему — всенародному — поклонению.
Счастье редко сваливается как снег на голову, когда вчерашний неудачник на следующее утро просыпается знаменитым. Гораздо чаще оно собирается по крупицам, слепливается, как снежный ком, из отдельных снежинок. Количество переходит в качество, и начинает вершиться «звездная» судьба. Таковой и была планида Мэрилин. «Ее никто не открывал, — говорил позднее Занук. — Она сама прошла весь этот путь к звездам». Три потока составляли этот путь: реальный, легендарный и внутренний. Ни в одном из них она не возникала полно, во весь рост, но поворачивалась к нам лишь одной стороной. Надо признать, что ни реальность, ни легенда о Мэрилин не вызывают иных чувств, кроме сострадания и недоумения. Мы уже видели, как легенда приглаживала реальную остроту жизненных перипетий, приглушала подлинные страсти, но даже и в этом, вымышленном виде жизнь Мэрилин достойна жалости. Представим себе, что все это было правдой: и ежедневное мытье посуды в сиротском приюте, и развратный старик, и первая проба, снятая тайком, и вражда Занука, и слезы в ответ на хамство Кона. Неужели это — пусть и легендарный — путь «звезды»? А ведь действительность-то была еще хуже!