Наконец, эфир оживает голосами Вуйко и Симона, сообщающими о том, что часовые сняты и можно действовать дальше. Один за другим взбираемся на стену и попадаем сразу на крошечную дозорную площадку, обустроенную из листа рифлёного настила, который вставили в щель между горизонтально составленными плитами. Таким образом, находящийся на ней часовой был на три четверти своего роста прикрыт бетоном, а частично раздолбленный угол стены представлял собой хорошую амбразуру, а равно и очень удобное место для проникновения на территорию.
По приставленной к площадке лесенке один за другим спускаемся вниз, накапливаемся возле контейнеров. Вуйко советует внимательно следить за стоящей рядом машиной, так как его нервируют затемнённые стёкла и удачное расположение для обзора территории. Он-де потратил некоторое время, скрывшись под машиной и постукивая по дверце, но то, что внутри ничего не шевельнулось, не означает, что в салоне никого нет. Может, просто спит крепко.
Слушаем в эфире сообщения двух других групп о том, что позиции успешно заняты, и начинаем движение по узкому зазору между бензовозом и стеной. Несмотря на установку вести ближний бой, передвигались, спрессовавшись в две сжатые, ощетинившиеся стволами подгруппы – таким образом, чтобы в случае необходимости стрелять могли все одновременно. Замыкающих не ставили: в этом не было смысла, так как нас крыли две другие группы.
Мелким частым шагом прошли вдоль цистерны и достигли кабины. Далее открывалось пространство примерно тридцать на шестьдесят метров. Справа к ангару прижались два одинаковых бетонных бокса, на крышах которых и были оборудованы фонари, освещавшие всю площадку. Света было откровенно мало, но вполне достаточно для того, чтобы засечь нас чуть ли не от самой южной стены. Помимо боксов, из крупных объектов был только отмеченный на карте штабель бетонных блоков. В остальном – ящики на поддонах, уложенные стопками автомобильные покрышки и прочая мелочёвка.
Перебежав к стене бокса, вжимаюсь в неё, жду, пока то же сделают остальные. Прилипнув к ней, иду вперёд, отведя правую руку, держащую автомат за шейку приклада немного вниз и назад, так, чтобы при внезапном контакте можно было как ткнуть противника штыком в верхнюю часть тела, так и отоварить его прикладом на выбор: в пах, под дых, в челюсть. Заходим за угол, и, обтирая правым рукавом стену, подходим к металлической двери первого бокса. Дверная ручка неповоротная, дужкой. Осторожно нажимаю на дверь пальцами – заперто. Прикладываюсь к ней ухом – тишина. Наверняка внутри никого нет, иду дальше.
Дверь следующего бокса оказалась деревянной, да к тому же с поролоновой окантовочкой для защиты от шума и, в первую очередь, ветра. Прислушиваюсь и снова ничего не могу услышать.
Тогда я толкаю дверь пальцами и она поддаётся. Свет внутри не горит, но врывающегося через дверной проем уличного освещения оказывается достаточно, чтобы вырвать из темноты лежащего прямо напротив, на ящиках, человека. Тот был одет в тяжёлый тулуп и сапоги, что позволяло ему спать самым безмятежным образом в этом далеко не тёплом помещении. Голова спящего была наклонена вперёд, отчего его щеки сплющились о плотно затянутый ворот и придали его лицу исключительное добродушно-комичное выражение. Сохранять связь с реальностью помогал стоявший рядом карабин Сайга, причём именно та модель, которую путём достаточно несложных манипуляций можно было превратить в полноавтоматическую, что часто и делали все счастливые обладатели рук, выросших из правильного места.
Мужика нужно прикончить по-тихому, во сне. В обычной жизни такой поступок на совесть любого уважающего себя мужчины лёг бы тёмным несмываемым пятном, но в боевых условиях ценности меняются. Ты больше не человек, ты – боец. И противник твой не человек, но цель. Или убиваешь, или умираешь, третьего не дано, так просто и очевидно, но не для всех. Сразу за мной стоит
Халзан, поставленный под ружьё только в прошлом году. Хороший парень, исполнительный и выносливый, только до сих пор тушуется при близком контакте с врагом. Накрыть огнём бандюков на расстоянии, лёжа плечом к плечу со своими, ему не страшно – в такой ситуации никогда не знаешь, чья именно пуля сразила вражину, нет ощущения того, что ты только что прервал чью-то жизнь. А вот если противник встречается с ним взглядом, Халзан моментально начинает тормозить или выдаёт очередь в воздух, лишь бы пригнуть того к земле, но не сразить. От такого человеколюбия бойцов нужно лечить, причём делать это жёстко и решительно Я делаю шаг в сторону, жестом приглашаю Халзана подойти и указываю штыком на спящего, ясно намекая, что нужно сделать. Халзан смотрит то на меня, то на спящего, и начинает мотать головой из стороны в сторону. Я корчу страшную рожу, в ответ на что молодой боец энергичнее мотает головой, в глазах его слёзная мольба. Начинаю серьёзно злиться, но понимаю: изменить Халзана сейчас у меня не получится, а вот морально сломать – как нефиг делать. Однако этого совершать как раз не стоит ни в коем случае, лучше уж гранату без кольца в зубах носить, чем таскать в боевой группе всхлипывающую истеричку.
Я выпускаю из рук свой автомат, соскальзывающий на ремне под правую руку, и выхватываю из рук Халзана его оружие. Боец, не вполне врубаясь в происходящее, неохотно разжимает пальцы. Я
разворачиваюсь, и, почти не примериваясь, с размаху тычком вгоняю штык в горло спящему, отчего тот вздрагивает, немного булькает, и в конвульсиях затихает. Ткнул я в сердцах особенно сильно, так что штык без труда прошёл шею насквозь, чиркнул по хребту и стукнулся во что-то твердое из содержимого ящика. Выдёргиваю штык, отчего кровь из пронзенного горла начинает хлестать ручьем, осматриваю острие – слава Богу, в порядке. Мысленно браня себя за такую неосмотрительность, возвращаю оружие Халзану. Пускай понюхает крови на своём оружии, хотя бы так. Авось привыкнет.
Выходим из-за боксов, докладываюсь в эфире, получаю добро. Вуйко сообщает, что задние двери ангара заперты и давно не открывались, но на всякий случай их дополнительно заблокируют. Мы останавливаемся на углу ангара, видим вдалеке входную дверь, подсвеченную тусклой лампочкой.
Оставляю группу крыть территорию, сам беру Серёжу и отправляюсь проверить штабель бетона.
Блоки аккуратно сложены в кубик, никаких зазоров и пустот, которые могли бы скрыть некий неприятный сюрприз, не видно. Мы огибаем штабель и подходим к южной стене. Из зазора сильно воняет мочой, ничего опасного до сих пор не видно. Разворачиваюсь и даю команду возврщаться, как вдруг слышу долгий прерывистый автомобильный сигнал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});