вылетел из нетвердой руки старшего, когда Мельник ударил его по локтю снизу.
Старший взвыл и, расставив широко ноги, глупо таращился на Мельника.
Мельник ударил ногой в пах старшему. Тот и рухнул на колени. Младший пистолетик тащит из кармана. «Вот неуч, простота крестьянская, — успел подумать Мельник, — а чего ж сразу не достал?» Он прыгнул — под дых ударил, потом ребром ладони по кадыку младшему. Вынул нож из внутреннего кармана, средний такой ножик — рабочий. И всадил точно в предплечье младшему. Пробил насквозь, еще провернуть успел. Еще два накола сделал старшему в бедро и локтевой сустав. Полминуты не прошло, как уже корчились оба братца на обочине. Выли. Мельник оружие подобрал. Заметил, что грязные пистолеты, нечищеные. Старший брат корчился и вроде подниматься пробовал. Мельник шагнул к нему, присев, вонзил нож тому под лопатку, но не смертельно, а только край легкого задел, чтобы задыхался и хрипел теперь, истекая внутри себя кровью. Заорал старший. С такой раной, если не оперировать, то жить ему дня два не больше.
Мельник об штанину обтер кровь с лезвия.
Минута прошла.
Обоих братьев подтащил Мельник к машине, связыватьне стал, пнул каждого ногой в голову, чтобы не выли. Сунулся обратно в салон — достал бутылку с пивом, откупорил и одним глотком осушил половину.
— Приехали, — сказал Мельник.
Он вдруг заметил куст у дороги. Подошел. На кусте висели гроздьями красные ягоды. Мельник сорвал гроздь, понюхал. Хотел одну положить на язык, но не стал. Подумал, что ягоды могут быть несъедобными. Еще заболит у него не ко времени живот, как тогда, на сходняке у бородачей.
И бросил он ягоды под ноги: наступил ботинком, в землю втоптал.
Принюхался Вова к ветру. Землей пахло. Поле было перед ним широкое. Холмы. За холмами поднимались вершины Терского хребта. Километров пять не доехали до Горагорского. Глухое тут место, редко встретишь попутку или навстречу пройдет машина. Самое место для тайных дел — для черных дел. Посмотрел Вова на поле, и подумал, что если покопать под кустиками, там и там, то можно, пожалуй, и найти тех солдат, которых так и не дождались дома.
Уселся Мельник на переднее сиденье «Волги» и закурил. По дороги со стороны Горагорского запылила броня. БРДМ подъехал быстро, свернув с дороги, вырулил на обочину. С брони соскочил Тимоха.
— Вован, живой?
— Жив.
Тимоха ткнул кулаком Мельнику в плечо.
— Давай, брат, валим, — хмыкнул, подмигнул: — Бланш-то почти прошел, и опухоль спала. Ты уж прости, Вован.
Мельник допил остатки пива и бросил бутылку.
— Сила есть — ума на фиг?
Тимоха заржал.
Паша Аликбаров и еще двое солдат грузили братьев-таксистов. Им быстро натянули мешки на головы, макушками опустили в люк «бардака». Сверху на пленников привалился громадина Паша. Савва кинулся к Мельнику.
— Брат, брат!
Мельник полез на броню, отмахнулся от Саввы.
Тимоха последним заскочил на броню. Сзади раздался взрыв. По небу над черным дымным грибом, как в замедленном кино летело, переворачиваясь, колесо от «Волги».
— Говорил им, что сход-развал. Сгорела резина, — по-хозяйски подытожил Мельник.
* * *
Броня вкатилась во двор комендатуры. Макогонов подошел к Мельнику и протянул руку.
— Чего отпуск?
— Накрылся. А Казак где?
— Хоп, приняли во взвод.
Когда Казак вошел в палатку, то сразу все и понял. Он еще сомневался первые секунды, но по взглядам солдат и тому, как двинулись в его сторону разведчики, сомнения и надежду оставил.
Он почти не сопротивлялся.
Его били недолго.
Сержант Усков оттащил особенно ретивых.
Казаку разбили лицо, первыми же ударами выбили передние зубы. Глаз заплыл. Казак страшно вращал одним глазом, стонал, когда вязали его. Ему не говорили, как обычно бывает в кино в таких эпизодах, что «все, конец тебе!» и что «попался сволочь!» И т. д. Ему натянули мешок на голову, замотали скотчем. Он слышал голоса, слышал, как сержант Усков по рации связывался с каким-то Штурманом. Его подняли и поволокли куда-то. Он не знал, куда его тащат, но думал, что есть, наверное, у него шанс, что Мельник, скорее всего, играл на две стороны. Но если он, Казак, согласится тоже сыграть, то его могут и оставить в живых. А если он выйдет живым отсюда, то уж найдет способ всех обмануть, кинуть, продать с потрохами. Пора, пора было уходить… Сколько они заработали с Конгом? На одних контрактниках, которых убивали братья-таксисты, тысяч по двести рублей. Еще доллары лежали у него в тайном месте. Надо, надо было уходить… Еще Малика. Он успел сделать то, что должен был. Конг должен довести дело до конца. Должен… То дело большое — больше, чем трупы истерзанных контрактников под Горагорским. Вдруг его станут пытать? Станут, станут… И вдруг он не выдержит и все расскажет этим?!
Его бросили на холодный бетонный пол. Он слышал, как хлопнула дверь. И когда дверь хлопала, он услышал имя, свое имя.
— Не спи, Жевлади. К тебе придут.
Жевлади вздрогнул, когда стукнула дверь, но вздрогнул не оттого, что дверь хлопнула, а от другого. Он больше смерти испугался этого голоса. И имени своего, Жевлади.
В этот день, когда хищная птица кружила над комендантским двором, случилось многое, чего и не ждал никто. События, одним словом, развивались стремительно.
Экспозицию дня можно обрисовать следующим образом.
Мельника пытались убить, чтобы замести следы. Мельнику же подумалось, что и от жадности тоже — решили прибрать за собой и поживиться заодно. Деньги пять тысяч фальшивых долларов Мельник передал командиру. Никто из обитателей похабной квартирки не предполагал, что Мельник знал наверняка — поездка с братьями-таксистами устроена неслучайно. Мельник еще на той квартирке уяснил себе, на чьих руках кровь двенадцати ленинских и еще с других комендатур пятнадцати контрактников. Когда Казак уже вошел в палатку к разведчикам, Мельник доложил Макогонову, что его везут через Горагорский и что где-то по пути, скорее всего, за Керла-Юртом (там места глухие), станут его «мочить». Макогонов тут же выслал вперед броню с Тимохой и Пашей Аликбаровым, придав им троих бойцов. Увязался и Савва неугомонный, как узнал, что в деле будет фигурировать друг его Вова Мельник. «Справишься, если что?» — спросил тогда Макогонов. «Попробую», — ответил Мельник. «Ствол возьми», — предложил Макогонов. «Товарищ подполковник, дайте лучше нож. Мне ловчее с ножом».
Казак, он же Жевлади, полукровка и оборотень, выслеживал простецких, доверчивых солдат, таких как Андрюха Карамзин — не отчаянных, не бойцов выбирал. Конг получал наводку, давал команду братьям-таксистам. С разведкой Жевлади не стал бы связываться.
На Мельнике он и обломился.
Мельник в тот день, когда турнули его со взвода, выглядел