– Благодарю, господин городничий, отужинал уже, – чуточку улыбнулся я растерянному чиновнику. – А вот не выпить ли нам с вами, милостивый государь, водки? Артемка!
Подождал минуту, пока шустрый хлопчик вынырнул из боковой двери.
– Собери нам с Иваном Федоровичем вина хлебного где-нибудь на улице. Ну и к нему все что нужно…
– Сей момент, Герман Густавович, – понятливо кивнул казачок и исчез. И только по зычным командам распоряжающегося гилевскими слугами денщика как-то можно было отслеживать его перемещение.
– Там и на стол уже прибрали, – попытался возразить городничий.
– Да полноте вам, – отмахнулся я. – Я ведь не завтра отбываю. Успеем еще отобедать. Вот хоть бы и завтра приду. А сейчас вроде как вы у меня в гостях…
В дверях мелькнул успевший все приготовить Артемка, однако городничего пришлось тащить буквально силой.
– Там и Дионисий Михайлович дожидаются, – упирался настырный чиновник.
– А гм… Дионисий свет Михайлович у нас кто? – придерживая незваного гостя, чтобы не сбежал, поинтересовался я. Очень уж имечко у незнакомца… неожиданное.
– Это друган мой… мм… окружной врач, господин Михайловский. Ну, он… э-э-э… чина не имеющий, ваше превосходительство.
– Что же это вы так? – мягко пожурил я Ивана Федоровича. – Докторов и так мало, а вы приятелю вашему чин испросить постеснялись?
– А вот и нет, ваше превосходительство.
– Так ведь, похоже, таки да.
– Да нет же, ваше превосходительство. Я в прошлом годе Александру Ермолаевичу прошение отсылал в Барнаул. Так он резолюцию наложил, дескать, господина Михайловского, будучи на то его желание, назначить на Зыряновский рудник доктором. Даже майора сулил или коллежского асессора…
Обычный, принесенный из какой-то горницы стол поставили прямо под ветви, устало пригнувшиеся от тяжести поспевающих маленьких яблочек. Два плетеных кресла в тени. Запотевшая бутыль с парой рюмок на салфетке, плошка с горстью соленых огурцов, тарелка розового, с прожилками, сала. Не хватало лишь художника, способного запечатлеть в веках этот милый любому мужскому сердцу натюрморт. Осталось только шепнуть денщику, чтобы послал кого-нибудь в дом городничего пригласить этого доктора.
– …вот и остался Дионисий Михайлович без чина, ваше превосходительство, – не решаясь сесть вперед меня, стоя у кресла, закончил рассказ гость.
– Я так понимаю, вы с господином Фрезе общий язык найти не сумели, – подытожил я. Еще одна приятная новость за сегодня. Мой план как раз в том и состоял, чтобы под горилку, когда бийский начальник разговорится, выяснить его отношение к хозяину Алтайских гор.
– Так я ж и говорю, ваше превосходительство…
– Да что же вы все меня этими превосходительствами-то тычете, дорогой мой Иван Федорович? Давайте уже по-простому, по имени с отчеством, коли за одним столом сидим.
– Почту за честь, ваше… Герман Густавович.
– Так что там с нашим общим знакомцем? Я имею в виду барнаульского начальника.
Откуда-то из-за плеча материализовался Артемка. Коварно мне кивнул и умело разлил почти прозрачную жидкость по рюмкам.
– Будьте здоровы, Иван Федорович. – Едва-едва прикоснулись тоненькими стеклянными стеночками, обозначив требующееся по древнему ритуалу, выпили.
– Вот я и говорю, господин губернатор, что не захотел Дионисий на старости-то лет в дыру подземную лезть. Ему ведь этой Пасхой шестьдесят четыре случилось. Уже внуков боле двух дюжин…
– И что? Всю жизнь так нигде и не служил?
– В Бобруйской крепости, что в Минской губернии, гарнизонным лекарем служил. А в одна тысяча осьмсот шисят третим годе вывели его в войска Польшу усмирять. А там он пленного бунтовщика пользовать кинулся. Так нашелся скотина, донос жандармам составил. Дескать, сочувствует лекарь Михайловский…
– И вот он здесь, – кивнул я.
– Точно так-с, Герман Густавович. Точно так-с. Он мне еще из Казани послание выслал. Так я друга своего старого с пересыльной на Убинке и подобрал. Да надоть было б ранее. Не подумавши это я. Дионисий всегда к наукам стремился. И в Сибирь вот одни книги привез. Чуть голодом не пропал. Благодарение Господне, есть еще добрые люди, не дали пропасть христианской душе.
– Книги?
– Вашство! – отвлек меня Артемка, взглядом указывая на появившегося в раскрытой калитке низенького, удивительно похожего на скромного хоббита в очках, человечка. Сто против одного, он бы так и не решился переступить воображаемую границу, если бы кто-нибудь его не пригласил.
– Входите! Входите же скорее, Дионисий Михайлович, – от всей души забавляясь, крикнул я. И добавил про себя: «В сад! Все в сад!»
Жулебин вскочил, чуть ли не бегом кинулся к врачу. Пока они… блин, слово-то подходящее трудно подобрать… Дрейфовали! Во! Пока они дрейфовали к нашей яблоньке, приказчики успели притащить еще одно кресло, рюмку и добавить соленостей на стол. И были гилевские мо́лодцы, конечно, расторопны, ну уж никак не метеоры.
Потом нас представляли. Причем чувство у меня такое появилось в процессе, будто какому-то герцогу или принцу крови рекомендуют заштатного губернатора. В роли заштатного, конечно, я. И, как ни странно это звучит, был я этим весьма озадачен и…
Да какого хрена! Я в ярости был просто. Сам понимал, что грешно ревновать к убогому, что наверняка что-то очень старое и значительное связывает двоих этих людей, что этот старый лекарь местному городничему в миллион раз ближе и дороже, чем молодой да нахальный заезжий начальник. Понимал. И боролся с собой. Но в глазах было темно от гнева.
Я, клянусь бессмертной душой Германа, стал уже и к горлышку бутыли присматриваться, что на столе между нами стояла. Очень мне захотелось покровительственно похлопать ею по розовой, как попка младенца, лысине этого принца-герцога. Да замер на месте, пораженный размахом Божьего промысла. Потому что этот… гарнизонный лекарь вдруг выдал, ничуть не смущаясь моими чинами:
– А вы, хи-хи, подишко-сь, тот самый коновал, что извозного мужичка на тракте суровой ниткой шил? Ладно хоть спиритусом хватило соображения изъян обработать.
– Водкой, – поправил я веселящегося «хоббита», продолжая размышлять о том, как же чуден свет и как велик Господь, сподобившийся каким-то образом свести незнакомого мне каинского врача, этого ссыльного лекаря и меня.
– Что, простите?
– Это водка была, не спирт!
– Да? Григорий Федорович доносил весть о спиритусе… Но тем более, тем более… Хи-хи. Чудесно, что извозчику тому до округа живым добраться случилось. Сколь верст-то раненого к врачу везли?
– Двести с чем-то, – пожал плечами я. – Да и не нашлось в Усть-Тарской почте шелковых нитей. И из всего антисептика только хлебное вино.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});