В саду княгини
В яблони в саду княгини,Милая, в седьмом часуВыбегай в кисейке синей,Лилию вплети в косу.
Ласково сгибая клевер,Грезово к тебе приду, —К девочке и королеве,Вызеркаленной в пруду.
Фьолево златые серьгиВкольчены в твое ушко.Сердцем от денных энергийВечером взгрустим легко…
Веймарн
Невыразимая поэза
Невыразимо грустно, невыразимо больноВ поезде удалиться, милое потеряв…Росы зачем на деревьях? В небе зачем фиольно?Надо ли было в поезд? может быть, я не прав?
Может быть, только плакать было бы проще, лучшеПеред такой страдальной, точно всегда чужой?Нежно письмо оскорблю; только когда получишьЭту цепочку строчек, спаянную душой?
Бело ночеет поле, и от луны в нем мольно,Филины-пассажиры и безлошаден пар…Невыразимо грустно! невыразимо больно!Хочется мне вернуться, но позади — кошмар!
Веймарн
1918, июнь
Лисодева
Как ты похожа сегодня в профиль на шельму-лисицу.Но почему же твой завтрак — скумбрия и геркулес?Ах, понакрала бы яиц, — курицы стали носиться, —И наутек — через поле, через канаву и в лес!
В поле теперь благодатно: там поспевает картофель,Розовая земляника; гриб набухает в лесу.Вспомни, забывшая травы, что у тебя лисопрофиль,Вспомни, что ты каждым вскидом напоминаешь лису.
В рыжей лукавой головке, чувствую, косточки лисьи(Вот еще что: на лисицу очень похожа оса!..)Взгляд твой крылат, да пристало ль грезить лисице о выси?Это едва ли удобно: аэроплан и лиса…
Веймарн
Май, 1913
Charlotte Corde
Она была на казнь осуждена,Но в правоте своей убеждена;Отважную смутить могла ли плаха?Пошла на эшафот она без страха.
По мертвому лицу ее палачНанес удар и прочь отбросил тело,Тогда от оскорбленья, как кумач,Лицо казненной в гневе покраснело.
Промельк («В каждом городе, в комнате девьей…»)
В каждом городе, в комнате девьей Есть алтарь королеве, Безымянной, повсюдной, Он незримо-голуб.Вы ненайденную потеряли Бирюзу на коралле, Но она в вашей чудной Озаренности губ…
Минск
1913, март
Пока проходит поезд
Я в поле. Вечер. Полотно.Проходит поезд. Полный ход.Чужая женщина в окноМне отдается и берет.
Ей, вероятно, двадцать три,Зыбка в ее глазах фиоль.В лучах оранжевой зариУлыбку искривляет боль.
Я женщину крещу. РукойОна мне дарит поцелуй.Проходит поезд. Сам не свой,Навек теряя, я люблю.
1912, май
Варш. ж. д.
Беспрерывная запряжка
Каждое утро смотрю на каретник В окно из столовой:Кучер, надевши суровый передник, Лениво, без слова,Рыжую лошадь впрягает в пролетку. Та топчется гневно,Бьется копытами мерно и четко — Всегда, ежедневно!Странная мысль мне приходит: «а если б Впрягал бесконечноОн свою лошадь?…» — но это для песни Так дико, конечно…«…Лишь запряжет, глядь, нелепая лошадь, Знай, ржет себе в стойле.И не удастся ему уничтожить Судьбы своеволья…»
1912
Веймарн
Решено
Есть на небе сад невянущий
Для детских душ, для радостных…
М. Лохвицкая
Она (обнимая его и целуя):О друг мой… Сегодня — блаженству предел:Отныне любви нашей мало двух тел.Ты понял?Он (сердце догадкой волнуя):Дитя от ребенка!.. Устрой мне! устрой…Ты мать мне заменишь; ты будешь сестрой.(Целуются долго, друг друга чаруя).…Она машинально смотрела в окно:По улице — в шляпе с провалом — мужчинаНес розовый гробик…«Сильна скарлатина», —Читал муж в газетах, — и стало темно.Она (обращаясь к предчувствию): Боже?!Он бросил газету и думает то же…И каждому кто-то шепнул: Решено.
Сонет («Я помню Вас: Вы нежный и простой…»)
Георгию Иванову
Я помню Вас: Вы нежный и простой.И Вы — эстет с презрительным лорнетом.На Ваш сонет ответствую сонетом,Струя в него кларета грез отстой…
Я говорю мгновению: «Постой!» —И, приказав ясней светить планетам,Дружу с убого-милым кабинетом:Я упоен страданья красотой…
Я в солнце угасаю — я живуПо вечерам: брожу я на Неву, —Там ждет грезэра девственная дама.
Она — креолка древнего Днепра, —Верна тому, чьего ребенка мама…И нервничают броско два пера…
Петербург
1911
Ананасы в шампанском
Третья книга поэз
I. Розирис
Увертюра («Ананасы в шампанском!..»)
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!Удивительно вкусно, искристо и остро!Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!Кто-то здесь зацелован! Там кого-то побили!Ананасы в шампанском — это пульс вечеров!
В группе девушек нервных, в остром обществе дамскомЯ трагедию жизни претворю в грезофарс…Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Из Москвы — в Нагасаки! Из Нью-Йорка — на Марс!
Январь 1915. Петроград.
Грандиоз
Грааль-Арельскому
Все наслажденья и все эксцессы,Все звезды мира и все планетыЖемчужу гордо в свои сонеты, —Мои сонеты — колье принцессы!
Я надеваю под взрыв оркестра,Колье сонетов (размах измерьте!)Да, надеваю рукой маэстроНа шею Девы. Она — Беcсмертье!
Она вне мира, она без почвы,Без окончанья и без начала:Ничто святое ее зачало:Кто усомнится — уйдите прочь вы!
Она безместна и повсеместна,Она невинна и сладкогрешна,Да, сладкогрешна, как будто бездна,И точно бездна — она безбрежна.
Под барабаны, под кастаньеты,Все содроганья и все эксцессыЖемчужу гордо в колье принцессы,Не знавшей почвы любой планеты:
1910. Июнь.
В коляске Эсклармонды
Я еду в среброспицной коляске ЭсклармондыПо липовой аллее, упавшей на курорт,И в солнышках зеленых лучат волособлондыЗло-спецной Эсклармонды шаплетку-фетроторт:
Мореет: шинам хрустче. Бездумно и беcцельно.Две раковины девы впитали океан.Он плещется дессертно, — совсем мускат-люнельно, —Струится в мозг и в глазы, по человечьи пьян:
Взорвись, как бомба, солнце! Порвитесь, пены блонды!Нет больше океана, умчавшегося в ту,Кто носит имя моря и солнца — Эсклармонды,Кто на земле любезно мне заменил мечту!
Екатеринослав. 1914. Февраль.
Барбарисовая поэза
Гувернантка — барышняВносит в кабинетВ чашечках фарфоровыхCreme d'epine vinette[10].
Чашечки неполныеДевственны на вид.В золотой печенницеАнглийский бисквит.
В кабинете обществоВ девять человек.Окна в сад растворены,В сад, где речи рек.
На березах отсветыНеба. О, каприз! —Волны, небо, барышняЦвета «барбарис».
И ее сиятельствоНавела лорнетНа природу, ставшуюCreme d'epine vinette:
Мыза Ивановка.1914. Июль.