пришло ничего другого, кроме как взять и задушить жертву. Покончив с этим, он вытащил из её карманов деньги, и, оставив мёртвую подругу в поле, удалился восвояси. Деньги поехал тратить в компьютерный клуб, где и был задержан сотрудниками милиции.
Когда хата вернулась с прогулки, я выжидающе сидел на корточках на козлах с объебоном в руках. Змей сразу понял, что случилось что-то неладное.
— Что такое? — спросил он.
Я молча протянул ему объебон. Ниггер увидел это и покраснел. В его глазах был страх.
— Присядь и не думай вставать, пока я не скажу, — я жестом указал ему на шконку.
Остальная хата, поняв, что творится что-то неладное, молча присела за дубок, выжидая. Змей, дочитав объебон, поманил меня в сторону.
— Ты же знаешь нашу ситуацию, — сказал он.
— Знаю, но наказать то надо. Он сухарился столько времени.
Как я уже упоминал, в то время у нас были сильные напряги с братвой централа. Про нашу хату ходила репутация беспредельщиков, но доказать это никто не мог. И если мы вшатали бы сейчас и Ниггера, пусть и за его поступок, то встряли бы окончательно. Перед нами встала дилемма: с одной стороны, Ниггера нужно наказать, а с другой, за нами пристально наблюдали и искали любой повод, чтобы спросить. Я принял решение и сказал его Змею. Он махнул рукой, дескать, озвучивай сам. Хоть за камерой смотрел он, но голосом хаты чаще всего был я: произносил речи за дубком и принимал многие решения по вопросам.
— Братья[177], — сказал я, присев за дубок. — Один арестант с нашей хаты сделал мерзкий поступок. Нет ему оправдания, и в тюрьме нет таким, как он, жизни. Но это ещё не всё. Он совершил ещё и подлость перед нашим коллективом. Втёрся к нам в доверие, мы считали его за брата, а оказался он лицемерной лживой гадиной!
Хата недоумённо переглядывалась между собой, не понимая о ком идёт речь.
— Кто это? — первым спросил Бахарик, который к тому времени решил за себя вопрос и жил в хате на полных правах.
Я молча указал на Ниггера, и рассказал, что вычитал в объебоне. После чего повернулся к нему и сказал:
— Даю тебе последний шанс. Если сейчас ты соврёшь, то пеняй на себя. Понял меня?
Он кивнул.
— Всё было так, как написано в объебоне?
Его затрясло от страха, но он понимал, что сейчас правда остаётся его последним шансом. Он снова кивнул.
— Бери отдельную посуду. К дубку не подходить. Вопрос за тебя поднимать не будем, если хочешь, поднимай сам. Но думаю, тогда тебе будет хуже. С тех пор ты в этой хате никто, и звать тебя никак. Ни от кого даже слова не дождёшься. Живи кем стал, забудь кем жил.
Ослушаться он не посмел. Бахарик хотел вшатать его, но мы остановили, объяснив ему причины. По-хорошему, надо было поднять за него вопрос, но за малолеткой тогда смотрел Леван, который итак копал под нас, и решать какие-либо вопросы через него не хотелось.
Через пару дней Ниггера перевели на копейки. Он не сломился, и опер тут был не причём. Просто касатка[178] Ниггера была уже рассмотрена, и его отправляли на этап. Напоследок мы его предупредили, чтобы в следующей хате сухариться не вздумал и сразу курсанул за себя. В тот раз Гмырин не наврал. Всё тайное становится явным.
Азартные игры
Где-то с весны 2007 года у нас началась игромания. Рубились мы чуть ли не сутками в стос. Карты были самодельные, нарисованные мной на картоне, вырезанном из чайной коробки. Играли в основном в буру или, как её ещё называют, буркозла. Играли вчетвером: когда выбывал один, садился другой. Основными игроками были я, Змей и Бахарик. На деньги играть на малолетке было нельзя, на насущное играть повсеместно был запрет, поэтому играли на мыльно-рыльное. В основном на бритвенные станки, мыло и крема. Стоимость ставки зависела от «басявости» предмета. Басявый — синоним отличного продукта, знак качества. Например, приехал кто-нибудь из суда в хорошей куртке, хотя уезжал из камеры в заношенной куртёнке.
— Откуда? — спрашиваешь.
— Подельник подогнал! — отвечает.
— Дааа, басявый подгон!
Вот и ставили мы крема и мыло, выбирая их по степени басявости. Цены вольные по сути никто и не знал, и басявость определяли по обёртке и запаху. Станки были небольшой ставкой на крайний случай.
Есть в карточной игре одно неписанное правило — дать шанс отыграться.
Заезжает к нам однажды с воли паренёк. По национальности цыган. Обычно цыгане получают погоняло Цыган на тюрьме, но он был зелёным и погоняло ещё не имел. Заезжает, значит, а мы в стос рубимся. Игру прерывать не стали, задали пару вопросов и показали, где разместиться, а разговор за дубком перенесли на потом. А цыган времени даром не теряет.
— А можно с вами? — присаживается рядом.
— А что у тебя есть-то? — отвечаю. — Ты же с воли!
— Да вот, с ИВС есть мыльцухи немного, — показывает. — У меня отец сидевший. Передал всё, что нужно.
— Ну садись, — у нас как раз один выбыл из игры, и освободилось место.
Он присел. Первый круг проходит, выигрывает ставку. Второй круг проходит, выигрывает ещё. Везёт же новичкам. Цыган берёт выигранное в охапку (выходило около восьми предметов мыльно-рыльного) и хочет свалить с игры.
— Ты чего? — говорю.
— А я всё! Наигрался.
Объясняем ему, что он, конечно, может встать и уйти, но это поступок не очень порядочный, нужно давать шанс отыграться, если люди просят. Да и играем мы в первую очередь ради удовольствия, ставки скорее символичны. А он ни в какую. Выиграл и всё, не хочу больше.
— Ну ты и жид[179]! — говорю.
— Почему жид[180]? — искренне изумился он. — Цыган!
Вся хата загоготала.
— Жид ты теперь, — бросил я стос и встал со шконки. — Змей, пойдём купчика попьём!
С тех пор и называли его в хате не иначе, как Жид. Огорчался по началу, спорил. «Не жид я! Цыган!» — возмущался.
А потом мне Шульцген рассказал такую историю. Спустя полгода подтягивает он соседнюю хату на отдушину.
— Кто говорит? — спрашивает.
— Жид! — радостный возглас с отдушины.
— Это кто ж тебе такое погоняло-то дал? — ржёт Шульцген.
— Сухой! — ну тут Вове стало всё ясно.
Свыкся Жид со своим погонялом, свыкся. Погремуха же как прилипнет, так и не отмоешься. Погоняло — это навсегда.
Сотрудники пятого централа
Надо рассказать и о сотрудниках, которые охраняли от общества нас — преступивших закон малолеток. Они вполне заслужили того, чтобы получить