Читать интересную книгу Ушкуйники против Золотой Орды. На острие меча - Виктор Карпенко

Ярослав хорошо говорил на многих языках, терпимо относился к обычаям и верованиям живущих на ошельской земле булгар, киргизов, татар, черемисов, мордвы… И если кто не уживался по установленным им законам, смиряли железом.

Ростислава разродилась мальчиком, но тот, не дожив до крещения, угас. Княгиня глубоко переживала случившееся, но молодость очень скоро взяла свое: заалели губы, порозовели щеки, заблестели глаза…

Ярослав перенес потерю младя мужественно, не показав вида, насколько ему горько и тяжело.

Осенью он опять ушел в степь со все разрастающейся ошельской ордой, но жены с собой не взял, как она ни просилась.

В этот раз он решил пройти еще южнее.

Через несколько дней, как ушли татары, хватились плотника Романа-ушкуйника. Посетовали, что хорош был мастер, а потом решили: подался мастеровой опять в Хлынов. Что с него взять — разбойный!

3

Ярослав отметил, что с последней встречи князь Ачихожия постарел, ссутулился, не только виски, но и усы засеребрились. Видно, нелегка посольская доля.

Ярославу князь был несказанно рад. На трапезе ему опять прислуживали дочери Ачихожии, но не те, что в прошлую встречу.

— Это мои младшенькие: Заре исполнилось тринадцать, младшей, Алсу, — девять. А Лику и Азу выдал замуж, — без особой радости пояснил Ачихожия. — За своего друга Асан Адиба…

— Так он же равен тебе возрастом… — удивился Ярослав, вспомнив угрюмого посла великого хана Чимтая.

— Пусть так, но моим дочерям у него будет хорошо, — и чтобы увести собеседника от, видимо, неприятного для него разговора, князь спросил: — А как твой Ошел? Строится?

— Строится. Поначалу деревянный град поставил, в это лето начал готовить камень, известь… Народу много, более десяти тысяч в землях ошельских… и еще идет…

— Это хорошо. Только больно место хлопотное, всем ветрам открытое… Ты вот что, как вернешься в Ошел, пошли людей верных на восток, к Камню… Да не только ратников, а и мастеровых пошли. Пусть крепостицу поставят.

— Зачем это? — удивился Ярослав.

— Верь мне. Крепостица та тебе в радость будет, убережет в лихое время…

— Вот не был бы ты ордынцем, подумал — кликушествуешь!

— Это что за зверь такой? — удивленно вскинул брови Ачихожия.

— Да есть на Руси такие бабки-ведуньи, все напасти предрекают…

— Вон оно что, — рассмеялся князь. — Такие и у нас есть. Но ты мне верь, и людишек на Камень пошли. — Помолчав, спросил: — Ты, я слышал, с ордой пришел?

— Да, почти пять тысяч с детворой будет…

— Далеко стал?

— Да как сказать, выше Укека, у самой Волги…

— Уводи орду на восток, ближе к Камню.

— Так там же пастбища хана Тохтамыша…

— Еще нет. Его земли южнее.

— Зачем уходить в места неизвестные… и от воды далеко…

— С низовий Дона пришел хан Махмуд-Булак с беклярибеком Мамаем. У него большое войско, а войско кормится походом. Он не будет стоять на волоке, пойдет дальше: или на север — на Русь, или на восток — Укек, Бельджиман, Сарай-Джедид… Орда, что будет стоять на его пути, или должна будет пойти с ним, или погибнет. Иного пути нет! — Помолчав, он спросил: — Тебя дело ко мне привело или навестить решил?

— Навестить, но и дело одно справить. Дело не спешное, пождет…

— Моя помощь нужна?

— Сам управлюсь.

— Хорошо. Сегодня — ты мой гость. Ешь, пей, да на дочек моих поглядывай. Будешь уходить из города, возьмешь с собой. Как я и говорил: они приняли твою веру, им ведом твой язык…

— А как же Ростислава? — невольно вырвалось у Ярослава.

— Разберешься сам.

— Неужто все так плохо в Сарай-Берке? — обреченно спросил Ярослав.

Ачихожия качнул головой, а потом тихо добавил:

— Мои видения никогда меня не обманывали. Я вижу лишь кровь, огонь, тени безжалостных всадников… И тебя… И рядом с тобой моих дочерей. Не противься. Это твоя судьба.

4

— Ты не ошибся? Это тот остров?

— Вот те крест, — перекрестился Роман. — Я запомнил: тут еще один рукав отходит. До конца по нему не пройти — мелко. В этом месте ушкуи оставляли… а дальше волоком…

— Веди! — приказал Ярослав и, оставив у лодии десяток гридей, пошел за ушкуйником.

С трудом продравшись сквозь в человеческий рост стеной возвышающиеся камыши они оказались на поросшем мелколесьем холме, у подножия которого чернел зев прохода.

— Копать было некогда, да и ночью делалось все. Подровняли площадку, выстлали шкурами, на них добро и валили. Потом опять шкурами укрыли, земелькой малость присыпали, кустарнику навалили, а это, — показал он на чернеющее отверстие, — оставили. Никто же не думал, что так дело обернется…

Даже то малое, что открылось взгляду Ярослава, заглянувшего в проем, вызвало удивление и восхищение.

— Сколько же здесь всего?

— Никто не считал, не до того было.

— Что делать-то будем? Нам и части ноне не увезти, — развел руки Ярослав.

— Тебе виднее, князь. Но, мне думается, что сюда надобно все войско ошельское привести, только тогда брать добычу. И еще одно: прознают хлыновцы, придут за своим… Не устоять Ошелу!

— Все так, — согласился Ярослав. — Мне нужно немало серебра и золота, чтобы одеть Ошел в камень. Но пождем. Ты прав, Роман. Добро ушкуйников до добра не доведет. Одно жаль — остров этот опускается. Видишь, вода под шкурами…

— Ничего. Год-два еще постоит. За это время еще столько воды утечет… Вернемся!

— Может, возьмешь что с собой? — предложил Ярослав Роману, но тот лишь мотнул головой.

Прощание с Ачихожием было тягостным. И Ярослав, и ханский посол понимали, что это расставание последнее, и когда ошельский князь сказал, что он намерен через год вернуться, Ачихожия лишь покачал головой.

— Не ведаю, может, и вернешься, но меня здесь уже не будет. Я уйду к своему роду.

— Но ведь там тебя ждет смерть! Ты сам говорил об этом! — возмутился Ярослав, на что Ачихожия заметил:

— Это мой выбор! Ты же береги моих девочек. Не удивляйся: в степи к тебе присоединится караван верблюдов под охраной моих нукеров. Прими их. Они не знают родины, я их выкупил еще мальчиками и вырастил из них воинов. Более верных слуг нет. Не удивляйся тому, что в поклаже верблюдов. Это все принадлежит моим дочерям, а значит и тебе. И еще, если позволишь, я провожу моих дочерей до Бельджимана?

— Конечно же, отец! — Ярослав впервые назвал его так, и Ачихожия почувствовал, что это не просто обращение к старшему по возрасту, а к близкому родному человеку, и он заплакал: горько, навзрыд, хотя до этого никогда ни одна слезинка не оросила его щеки.

5

Ратная мощь Дмитрия Ивановича крепла день ото дня. Он уже не видел того, кто бы мог на Руси противиться его воле. Одно тревожило великого князя: дряхлел митрополит Алексий. Он уже не был столь деятелен, как раньше. Этим воспользовался великий князь киевский Ольгерд. Он пригласил Алексия в Киев для устройства церковных дел, но митрополит, сославшись на немощь, отказался. И тогда Ольгерд пожаловался в Константинополь патриарху Филофею на Алексия и пригрозил, что поставит своего митрополита от папы римского. Филофей не то чтобы испугался, но решил не дразнить собак: он учредил временную киевскую митрополию, заявив, что по кончине Алексия всей русской митрополией будет управлять вновь поставленный киевский митрополит Киприан — болгарин из древнего боярского рода Цамвлаков. Это-то и насторожило князя московского. У него уже был претендент. В преемники митрополита Алексия он наметил коломенского священника Митяя — человека умного, начитанного, обладающего зычным властным голосом. Поначалу князь сделал его своим духовником. Но по православным канонам представитель белого духовенства не мог стать митрополитом, и тогда по приказу князя московского Митяя почти насильно постригли в монахи, а через месяц он уже архимандрит Спасского монастыря в Кремле.

Меж тем византийский император Иоанн V Палеолог был свергнут с престола сыном Андроником, следом был лишен сана патриарх Филофей и заточен в монастырь. Патриархом поставлен Макарий. К нему-то по настоянию князя Дмитрия Ивановича и отправил Алексий письмо с бочонком серебра в придачу. В итоге Макарий прислал письмо, в котором заверил митрополита Алексия, что он не принимает Киприана, а киевскую церковь передает архимандриту Михаилу, то есть Митяю. Теперь за будущее Русской православной церкви московский князь мог быть спокоен: Митяй всем обязан ему — великому князю владимирскому, князю московскому Дмитрию.

Что же касается сил ратных, то Дмитрий к 1375 году был силен как никогда. В его воле были княжества Владимирское, Нижегородско-Суздальское, Ярославское, Ростовское, Новгородская земля и еще с десяток удельных княжеств. Но не все бояре московские были ему верной опорой и умилялись его безраздельной властью. Родственник, стольник Вельяминов, и боярин Клим Рылов бросили вызов великому князю. Они бежали в Тверь, а потом перебрались в Орду. Используя полученное в Твери золото и серебро, они добились своей цели: ярлык на тверской престол получил княжич Иван, преемник князя Михаила. Дмитрий Иванович не мог смириться с этим. Он направил к хану посольство с дарами, против которых хан не устоял. Княжича Ивана в железах привозят в Москву, а на Тверь выступает огромное войско во главе с князем московским. По зову Дмитрия Ивановича пришел с полками и великий князь нижегородский Дмитрий Константинович с сыном Семеном и братом Борисом городецким. Через месяц Тверь пала. Князь Михаил заключил с великим князем владимирским союзный договор. Теперь уже вся Северная Русь была во власти Дмитрия Ивановича. Когда же малолетний хан Махмуд-Булак напомнил посланием об уплате выхода за три последних года, князь Дмитрий только рассмеялся.