Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На крыльце уже топали. От пинка распахнулась дверь, едва не вывалилась из ржавых скоб, вбежали какие-то люди. Яркий свет запрыгал по стенам.
– Не стрелять, свои! – гаркнул Беженцев.
Илью схватили за локоть, помогли подняться. Он отобрал у Ромки фонарь, бросился в «клоповник». Кровать Олеси была разворочена, словно в нее угодила бомба, но ее самой там не было. Табуретка перевернута, все валяется на полу – хозяйственная сумка, кроссовки, красная шапочка с трогательным козырьком и… ноги девушки, завязанные каким-то странным узлом… Илья завыл от отчаяния, повалился на колени. Схватил ее за плечи, подтянул к себе, поднял. Голова Олеси безжизненно откинулась. Глаза ее были закрыты, из правого виска сочилась кровь. Он затрясся, зубы стучали, как ударная установка.
– Ну, чума… – потрясенно пробормотал Латышевич.
Нет, не может быть! Это глупо, такого не бывает. Илья обнял ее, прижал к себе щуплое тельце. Предательская немота поползла по горлу, обложила сердце. И вдруг почувствовал, как она дернулась и застонала.
– Свет сюда! – заорал он, срываясь на хрип. Господи, это была не пуля. Падая с кровати по команде Ильи, девушка ударилась виском об угол табуретки и потеряла сознание. Удар был сильный, но не смертельный, порвалась кожа на виске, может быть, легкое сотрясение. Жить будет! Он чуть не пустился в пляс! Поднялся, прижимая ее к себе, бросился в комнату. Латышевич бежал за ним, светя фонарем. Илья аккуратно пристроил девушку на кушетку. Олеся дышала, но неуверенно, словно сомневалась, стоит ли это делать. Подрагивали ресницы, но глаза не открывались. Он облегченно перевел дыхание, надо же, натерпелся страха, словно сам умер…
Илья взял фонарь, поднялся на негнущихся ногах. Картина в багровых тонах предстала во всей красе. Растерянно переминались Рома с Антоном – тоже изрядно испугались. Кряхтел, вставая на ноги, Фещенко – взъерошенный, очумевший, бледный, как призрак шотландского замка. Живой, целый, но тоже неудачно упал – отбил плечо. У противоположной стены комнаты валялся белобрысый – мертвее некуда. Рядом лежал пистолет. Похоже, они с Фещенко палили наугад, соревнуясь в стрельбе по невидимым мишеням. Обе стены изрешетили пули. Фещенко повезло больше – лобная кость белобрысого притянула его пулю. Мозги брызнули на стену, создав на ней какую-то абстрактную живопись в духе Джексона Поллока.
Спотыкаясь, Илья двинулся дальше. Толстяк еще не отмучился, но был на верном пути. Майор Зейдлиц лежал, уткнувшись в ножку кровати. Илья со вздохом опустился на колени, перевернул его. Он даже не знал, что и думать. Какая-то глупая растерянность, возможно сожаление. Зейдлиц был мертв, та самая шальная пуля, выпущенная толстяком, продырявила ему бок, и, видимо, хорошо продырявила, поразив кучу жизненно важных органов. Смерть была мучительная, но недолгая. Лицо превратилось в перекошенную маску мумии, кровь собиралась в лужу под телом.
Илья поднялся. Остальные помалкивали. Особо не расстраивались, но как-то неловко получилось. Да к черту, главное, что сами все целы! Состояние было странное. Он вынул брелок с ключом, отстегнул от покойника браслет, повертел, не зная, куда деть, и зачем-то сунул в карман. Зашагал обратно в гостиную, опустился на колени перед кроватью. Олеся пыталась открыть глаза, тяжело задышала.
– Милая, успокойся, – пробормотал Илья, гладя ее по щеке. – Ты жива, мы тоже все живы, сейчас поедем…
Он кинулся за кроссовками, принялся обувать девушку. Сорвал с крючка в «клоповнике» тряпочную куртку-коротышку – предмет одежды явно принадлежал Олесе.
– Мужики, сумку возьмите…
– А шапочку брать? – растерялся Рома.
– Нет, врагу оставим, – разозлился Илья. – Конечно, брать!
Пострадавший Фещенко уже был в машине, завел двигатель. Илья бережно нес девушку, ногой открывал двери, осторожно спускался с крыльца. Латышевич шел впереди, распахнул заднюю дверцу, принялся расстилать на полу скатанную циновку. Вскарабкался в машину, помог Илье пристроить девушку. Прибежал Беженцев, поднял сиденье, стал выискивать аптечку. Загрузка в джип заняла считаные секунды. Прочь отсюда, пока хрупкая удача не передумала!
До рассвета еще оставалось время. Они держали курс в Беленск – к волку в пасть. Фещенко ушел с дороги, вел машину по проселку. Проехать в Беленск было реально – имелись окольные тропы. И «легенда» их по-прежнему работала – сотрудники спецназа «Альфа», и пусть хоть одна сволочь попробует доказать обратное! Илья надеялся, что Беленск к данному моменту не находится под тотальным контролем силовиков. Они должны были клюнуть на ложь о «трех десятках террористов, бегущих в юго-восточном направлении». И, похоже, клюнули. По дороге им встретился лишь один пост, боец нацгвардии мельком глянул на документы и махнул рукой – проезжайте. Не могли террористы, взорвавшие крупный секретный объект на окраине Беленска, снова в него вернуться…
Илья сидел на коленях рядом с девушкой, гладил ее по лицу. Царапина на виске покрывалась фиолетовой припухлостью. Он обработал ее перекисью водорода, приклеил пластырь. Смотрелось вполне миленько. Она очнулась от тряски и недоверчиво уставилась на него.
– Это я, милая, не гадай. Ты видишь именно то, что происходит, – шепнул он ей на ухо и добавил: – А происходит…
– Именно то, что я вижу… – Олеся обняла его за шею, прижала к себе. – Господи, не верю…
– Мы все не верим, – проворчал сидящий за водителем Беженцев, – но это случилось. Кстати, командир, одобряю твой выбор. Не зря тащились за тридевять земель.
Олеся еще сильнее обняла Илью.
– Ну да, хорошенькая, – согласился Латышевич. – Я тоже себе такую найду. Только не во вражеском тылу, больно нужен этот геморрой. Фещенко, а ты что молчишь? – повернулся он к водителю. – Не нравится девушка?
– Я женат, – буркнул боец, вызвав дружный смех.
– Что, красивая жена? – спросил Рома.
– Не знаю, – пожал плечами Фещенко. – Мне все равно. Прохожие не шарахаются – и ладно. Нормальная дивчина, – смилостивился он. – Я про Олесю сейчас. Фигурка, личико, все на месте, подлечить только надо. Умная, наверное. Одно плохо – не очень хорошо разбирается в мужчинах.
– Главное, что он во мне разобрался… – Олеся глубоко вздохнула и прижалась к Илье.
– Тебя не обижали злые рыцари плаща и кинжала? – тихо спросил он.
– Нет, не обижали, – качнула она головой. – В туалет водили под конвоем, кормили лапшой быстрого приготовления. Но не трогали. Послушай, а где эти люди? – вдруг заволновалась Олеся. – Что с ними случилось?
– Все в порядке, милая, – успокоил ее Илья. – С ними провели беседу, они не стали упираться и быстро выбросили белый флаг.
– Господи, я же не дура, все понимаю… – передернула плечами Олеся. – Мне было очень страшно, Илья… Я почти неделю сидела за решеткой в изоляторе СБУ. Меня не били, не насиловали, но смотрели такими глазами, словно я самая опасная изменница Родины… Уже не знаю, где моя Родина, Илюша…
– Родина там, где хорошо, – наставительно проворчал Фещенко.
– Не бросай меня больше, – прошептала Олеся. – Мы так долго не были вместе…
– Да уж, разбросала вас судьба по разным кроватям, – вздохнул Беженцев.
– Гм, – громко произнес Илья, и в машине тут же установилась тишина. – Заткнулись, господа с острыми языками! Все смотрят вперед и думают о том, как будем выбираться из вражеского тыла. Я не Моисей, чтобы выводить вас в землю обетованную.
– А нам туда и не надо, – чуть слышно пробубнил Фещенко.
– Выбора нет, милая, – понизив голос, обратился Илья к Олесе. – В этой стране, да при этом режиме, ты жить не сможешь. Поймают – из тюрьмы не выпустят. И всё из-за меня. Поэтому я обязан тебя вытащить. А еще я люблю тебя. Временно поселишься у моих родителей в Рудном. Старики будут рады – они всю жизнь мечтали о такой невестке, как ты.
– Ты делаешь мне предложение? Подожди, а как же мама, как же Ирочка? Они не смогут остаться без меня. Ты же знаешь об этом, Илюша…
– Да, я примерно в курсе. Не поверишь, милая, но сейчас мы направляемся в Беленск, чтобы забрать твоих родных. Надеюсь, переговоры с твоей мамой не будут такими же долгими и бессмысленными, как переговоры в Минске.
Он прижимал к себе ее щупленькое тельце, целовал, украдкой поглядывая на исполненные иронии затылки товарищей. Олеся плакала. Затем глаза ее стали закрываться, и Илья, подложив ей под голову свернутый кусок брезента, начал перебираться на переднее сиденье.
– Ну все, командир, добро пожаловать в необъятную бабью вселенную, – посочувствовал Фещенко. – Теперь тебе точно скучать не придется, ты постоянно будешь при деле и при комплексах, которые скоро проявятся. При этом тебе придется разрываться между этой особой и срочной работой, которую никто за тебя не сделает. Эх, тяжела же ты, наша долюшка мужская…
В километре от Беленска машину остановили. Пост состоял из трех вояк весьма сомнительной наружности и старенького пикапа, в кузове которого было оборудовано гнездо пулеметчика. Двое подошедших к «Тойоте» были «писаные красавцы» – приземистые, плотные, бородатые, давно вышедшие из призывного возраста. Еще нелепее смотрелись на их лицах солнцезащитные очки – видимо, призванные защищать от света фар.