только у него появилась возможность, он сразу же сбежал из-под крыла матери, не слушая душераздирающих воплей родительницы. Потом он обманул ее в лучших чаяниях, отказавшись загибаться вследствие самостоятельной жизни. Да как он посмел жить хорошо и ни разу не обратиться к мамочке?! Дальше – больше: он женился, не согласовав кандидатуру супруги с семьей и не получив одобрения матери. Это был серьезный удар. После него достойная московская матрона исходила желчью несколько лет. Досталось всем. Аркадию – в первую очередь. Но и Ирину задело по касательной. Благо, Кузнецову очень повезло с женой. Она была мудрой девочкой и сумела сразу же оценить ситуацию. При этом ей хватило еще и такта, чтобы выстроить взаимоотношения со свекровью таким образом, что, поворчав немного, она полностью потеряла интерес к нападкам на невестку и даже не стала настаивать на альянсе против собственного сына.
Надо ли говорить, что последний серьезный удар был нанесен Аркадием, когда он не разрешил матери влезть в процесс воспитания детей? В этот момент противостояние между ними достигло своего пика. Но поскольку психолог пленных не брал, то просто на пару лет полностью отлучил мать от дома. Родительница поняла, что обострение приведет к полнейшей изоляции и они с отцом пропустят лучшие годы жизни внуков. А это, извините, безоговорочная капитуляция перед подружками, хвалящимися тем, как они ездят с внучка́ми по курортам, водят их по театрам и музыкальным школам, кормят обедами и все такое прочее. Поэтому достойнейшая Наталья Михайловна Кузнецова умерила свой пыл и сделала вид, что она ни на что не претендует, отдает решение его внутрисемейных вопросов на откуп Кузнецова-младшего, в стратегические вопросы не лезет и вообще становится самой что ни на есть хрестоматийной бабушкой, на стороне которой лишь варенье, супчики и пироги, а иногда посидеть с внуками, когда маме с папой очень хочется хоть немного побыть вдвоем. Аркадий сделал вид, что он полностью верит в перемену, произошедшую с матерью, но до конца расслабляться не стал, ожидая от нее легких покусываний. Периодически все-таки случавшихся. Правда, надо отдать должное бабушке Кузнецовой, все реже и с меньшим накалом страстей. Она действительно проводила работу над собой. И слава Богу!
На даче же, как уже было сказано, проявлений негативизма со стороны старшей Кузнецовой никто никогда не встречал. Возможно, в ее понимании это было некое тотемное место, ругань в котором была под строгим табу. Как бы там ни было, вся без исключения кузнецовская семья, включая дальних родственников, очень любила это загородное место, в том числе за особую атмосферу внутреннего спокойствия, в которую мог окунуться каждый переступивший через уже рассохшийся порожек относительно небольшого (хотя и трехэтажного) дома, выстроенного в середине девяностых. Тогда он воспринимался чуть ли не как Шенонсо истринского разлива. Сейчас, конечно, ореол масштабности строения угас, но степень уюта от этого лишь повысилась. В этот вечер никаких развернутых посиделок не предполагалось – только свои. Данное обстоятельство еще больше мотивировало Аркадия добраться наконец до родительской дачи. Нужна ли была также эта поездка Ирине? Вопрос дискуссионный. Но в малозначительных вещах она старалась с мужем не спорить. Да и детям бывать за городом очень нравилось. У них там были «свои» лес, речка, поля, ферма с полным ассортиментом домашних животных. Ну и дед с бабушкой, конечно.
Поэтому, несмотря на то что все стратегические загородные направления превратились в жирные бордовые артерии на карте Яндекса и путь до вожделенного коттеджа занял чуть меньше двух часов (и это несмотря на то, что в сторону переполненного МКАДа возвращаться уже не было необходимости), семейство Кузнецовых-младших докатило до заключительной точки своего сегодняшнего путешествия в крайне позитивном настроении. По пути обсуждались все те милые мелочи, которые, собственно, и составляют счастье хороших семей.
Новая жизнь
Уже смеркалось, когда автомобиль Аркадия с семейством поднял пыль с гравийной дорожки дачного товарищества родителей. На утопающие в буйной зелени домики медленно опускался туман. Было тихо и одновременно шумно. Так, как бывает только летом в лесу, когда до автомагистрали далеко, но близко до исконных центров силы – маленьких озер с лягушками и стрекозами, верхушек деревьев с птичьими гнездами и лесных полянок с тысячами сверчков и прочих насекомых, жизнь которых в тишине, освобожденной от звуков человечества, перестает быть тайной и становится всеобщим достоянием. Иногда хор братьев наших меньших нарушали открывающиеся двери дачных домишек, незамедлительно впускающих в вечерний эфир какую-нибудь телевизионную клоаку. Чаще всего – первой федеральной кнопки. Родительский участок, расположенный на самой границе леса, тонул в тишине. О том, что в нем теплится жизнь, свидетельствовала лишь лампочка на крыльце, предусмотрительно оставленная зажженной.
Дети с собакой выбежали из машины первыми, не дожидаясь, пока Аркадий проведет стандартные манипуляции с въездными воротами, выполненными из штакетника, слегка рассохшегося, но все еще крепкого. Вихрем они понеслись в сторону дома, где на одном из окон приоткрылась занавеска, за которой мелькнуло лицо бабушки, обрадовавшейся, что все наконец приехали. За энергичными отпрысками чинно проследовала супруга, как истинная матрона – налегке, поблескивая в свете уличной лампы маленькими изящными бриллиантами, украшавшими ее уши. Кузнецов же с удовольствием размялся, подробно изучил, как разрослись кусты вдоль забора, и только потом начал раскачивать длинные створки ворот, погруженные в высокую траву, изрядно уставшую от невозможности просохнуть из-за непрекращающихся дождей. На крыльце в это время бабушка яростно обнималась с внуками и невесткой, а по тропинке в сторону Аркадия шел отец. Бодро, но вместе с тем без спешки. При этом родитель спокойно и широко улыбался. На нем была одежда, в которой он обычно занимался слесарно-плотницкими работами в своем любимом сарае, служившем мастерской. Издалека он чем-то напоминал Хемингуэя, только без трубки, но Кузнецов знал, что когда Аркадий-старший подойдет, куртка, казавшаяся издалека модным в 60-е хаки, превратится в не менее модную в 70-е спецовку стройотрядов. И если пристально вглядываться, то можно будет даже различить на ней полустертые буквы «БАМ».
– Давай подержу вот эту створку, а то сейчас назад поедет, – сказал Кузнецов-старший вместо приветствия, продолжая улыбаться.
– Ага, па. Давай, а я пока загоню пепелац.
– Дерзай, чадо, – разрешил отец.
Кузнецов загнал машину, лишний раз отметив про себя, что мысль купить полноценный внедорожник была удачной, так как несмотря на то, что семейный участок окружала грамотная и четко работающая система дренажей, вóды потопа, вот уже несколько недель омывавшего столицу и ее окрестности, превратили площадку для парковки в мелководное озерцо, в котором вместо лилий и