— Эллиот, — прошептала она наконец.
— Что?
— Это очень приятно…
— Рад, что тебе это нравится, — пробормотал он.
— А тебе разве не нравится? — спросила она, почувствовав незнакомую интонацию в его голосе.
— Я думаю, что, пожалуй, пора выходить, из ванны.
— Хорошо, — мечтательно произнесла она. Он поднял из ванны ее мокрое тело с обвисшими руками и ногами. Она даже зевнула и услышала смех Эллиота словно с большого расстояния.
Затем он отнес ее в уже наполнившуюся теплотой спальню и уложил ее влажное тело на пушистое красное вельветовое покрывало большой кровати. Вельвет под ее обнаженной плотью показался ей восхитительно чувственным. И она ощущала в себе восхитительную чувственность. Потянувшись, как кошка, она уронила руки за голову и наслаждалась ощущением теплого плюша, прикасавшегося к смоченной водой коже.
— Не уходи, — произнес он, когда она потянулась опять, и на секунду исчез в ванной комнате прежде, чем вернуться с большим пушистым красным полотенцем в руках.
— Где бы мне начать осушать тебя? — шепнул он. — Здесь? Здесь?
Он взял одну руку и нежно протер ее полотенцем. Потом другую. Она с наслаждением вздохнула.
— Может, здесь? — теперь ее ноги стали объектом его внимания.
И вновь Одри испытала наслаждение. Ее веки становились все тяжелее, пока она не почувствовала, как полотенце поднималось все выше и выше меж ее бедер. Когда оно достигло цели, ее глаза широко раскрылись.
— Ага, — с удовлетворением сказал Эллиот. — Я вижу, ты уже возвращаешься к жизни.
Когда он начал легко растирать полотенцем ее живот, а потом и груди, низкий стон вырвался из ее горла. Но он не остановился, а продолжал растирать ее, однако уже не так нежно.
— Мне кажется, тебе следует обсохнуть как следует, — проворчал он наконец и отбросил полотенце.
Одри взглянула на него глазами, потемневшими от желания. Он же просто стоял, пристально осматривая ее тело, соблазнительно растянувшееся на красном покрывале.
Когда он протянул руку и пробежал кончиками пальцев по ее грудям и животу, она вея покрылась гусиной кожей.
— У тебя очень красивая кожа, Одри. Такая мягкая, кремовая. Я мог бы смотреть на нее вечно. И трогать ее…
Он улегся рядом с ней.
— И целовать ее…
Его губы поцеловали ее под одной грудью, потом медленно поднялись вверх а сомкнулись вокруг соска, резко втянув его внутрь, обкатав его языком раз и еще раз, пока она не издала сладостный звук, похожий на мычание.
Он остановился, потом удивил ее, скользнув вниз по ее телу и приложив свои губы к тому месту, к которому еще ни один мужчина не прикладывал их. Она умерла бы от шока и замешательства, если бы это сделал Расселл, но с Эллиотом все сомнения быстро отбрасывались, и на смену им приходило очарование чистоты чувственного удовольствия.
Но у такого удовольствия была и своя темная сторона, внезапно обнаружила Одри. Вскоре каждое нервное окончание ее тела было наэлектризовано тем, что делал Эллиот, и ощущения стали слишком острыми, чтобы ими наслаждаться. Ее голова задергалась из стороны в сторону, и она попыталась сообразить, хотела ли она в самом деле продолжить эту утонченную игру.
Но когда Эллиот вдруг остановился, ее единственными ощущениями были тревога и разочарование. Когда он откатил от себя ее тело, перевернув его на живот, она стоном выразила свой протест. Пока он не начал целовать ее плечи, отодвигая в сторону ее волосы и пробегая языком вверх и вниз по нежной коже шеи, покусывая мочку, вдыхая теплый, как бы заряженный эротическими ощущениями воздух в ее ухо.
Дрожь снова и снова пробегала по всему ее телу…
Он издал тихий сексуальный смешок и прошептал:
— Мне нравится твоя реакция. Я люблю в тебе все…
Она застонала в отчаянии, когда его рот оторвался от ее уха, но тут легкий, как пушинка, кончик одного пальца побежал по ее позвоночнику от шеи к ягодицам, и каждая клеточка в ней восприняла это, сжимаясь в волнительный узел, едва ли не останавливая сердце. Оно и остановилось на какой-то миг, потом снова бешено забилось.
— У тебя и спина очень красивая, — хрипло сказал он, пока его палец бродил кругами по ее ягодицам, — очень красивая…
Одри замерла в предвосхищении нового удовольствия, когда палец вернулся на свой маршрут и двинулся от основания позвоночника вниз. К тому моменту, когда Эллиот достиг влажной глубины ее желания, она уже дрожала всем телом. Когда же движениями рук он раздвинул ее бедра, она знала только одно: он должен быть внутри, как бы то ни было.
Ей было наплевать на все, когда он схватил ее за бедра, поднял ее на колени и руки и проник в нее сзади.
Единственной ее реакцией был дрожащий вздох облегчения.
— Д… да… — застонала она, когда он начал движение, и ее желание разгорелось просто сумасшедше: все ее внутренности перевернулись, ее пальцы судорожно сжимали вельветовое покрывало при каждом конвульсивном движении. Руки Эллиота делали одновременные массирующие движения на ее грудях. Его дыхание обжигало ее ухо, когда он уверял ее, что она красива, как сильно он ее желал и как часто он будет ее иметь. Его страстные слова довели ее до сумасшествия, и вдруг она почувствовала необыкновенное, стремительное, как электрический ток, облегчение, от которого едва не разрыдалась в горько-сладком экстазе.
Эллиот ответил своей кульминацией, содрогаясь несколько секунд, все теснее прижимаясь к ней, потом уронил ее на постель и, задыхаясь, рухнул на нее сверху.
Одри лежала в его все еще дрожащих объятиях, ошеломленная только что испытанным совместным наслаждением. Страстью… интенсивностью… И последовавшим чудесным довольством, внутренней умиротворенностью. Это было нечто гораздо большее, чем то, о чем она осмеливалась лишь мечтать или на что она могла только надеяться. Как она могла надеяться выжить, когда все это кончится, когда руки Эллиота уже не будут сжимать ее в объятиях и она никогда не почувствует этой умиротворенности этой удовлетворенности? Как?..
Ее вздох был одновременно чувственным и печальным.
— О чем ты думаешь? — прошептал он, прижимая ее еще теснее к себе.
— О том, как замечательно было бы иметь возможность делать это каждую ночь… — искренне ответила она.
Он тихо хохотнул.
— Я думаю, это можно было бы устроить, а ты?
Одри задержала дыхание. Уж не собирался ли он предложить ей выйти за него замуж.
Сама эта идея ошеломила ее. Какая отчаянно любящая девушка не захотела бы услышать от своего любимого такое предложение? Тем не менее она не хотела, чтобы Эллиот сделал ей его. Вовсе не хотела. Он не любил ее, и такое предложение означало бы только одно. От самой мысли о мотивах такого предложения у нее похолодело сердце.