– Жаль, что он получил пулю в лоб из-за.., мелких разногласий.
– Это верно, – подтвердил Рик без тени сарказма в голосе. Своего отца он уважал и почти любил. – Я всегда пытался тебе это втолковать: иногда мошенничество – всего лишь одно из правил игры. И дело лишь в ловкости рук и умении выбрать подходящий момент.
– И убийство – тоже часть игры. Убийство человека или лошади… Для некоторых одно не отличается от другого.
– Некоторые лошади были мне гораздо приятнее иных людей.
– А я вот вспоминаю скачки в Лексингтоне. Я тогда был ребенком… – Гейб поднес к губам чашку с остывшим кофе, не переставая внимательно наблюдать за отцом. – Но я хорошо помню, как ты нервничал и трясся. Стояла ранняя весна, и было совсем не так жарко, но ты потел, как на пляже в жаркий день. Помнишь? Ты заставлял меня обходить трибуны и приманивать к тебе клиентов. В тот день тоже пала одна лошадь.
– Это бывает. – Рик снова повернулся к монитору. Несмотря на поступающий из кондиционеров прохладный воздух, шея у него взмокла. – В мое время подобное случалось чуть ли не каждую большую скачку.
– Тогда это тоже была лошадь Чедвиков.
– Нет, правда? Ну что тут можно сказать… Не повезло. Эй, ты что, не видишь, что у меня уже пустой стакан?
– Потом из-за этого повесился жокей, – как ни в чем не бывало продолжал Гейб. – И еще я припоминаю, что после той скачки мы жили в Лексингтоне совсем недолго – всего пару дней, не больше. Это весьма странно, поскольку вопреки обыкновению наша комнатка была оплачена на месяц вперед.
– Охота к перемене мест, Гейб. Ты же знаешь, я никогда не мог подолгу торчать в одной и той же дыре.
– И еще – после Лексингтона ты был просто набит деньгами. Правда, их хватило ненадолго – как, собственно, и всегда, – но я уверен, что ты отхватил большой куш, потому что, когда мы уезжали из города, деньги у тебя еще были.
– Просто в тот день я удачно поставил на победителя.
– Насколько я успел заметить, ты и сейчас не испытываешь недостатка в деньгах. Новый костюм, золотые часы, кольцо с бриллиантами. – Гейб схватил отца за руку и поднес ее поближе к свету. – Маникюр…
– Куда ты клонишь, парень?
Гейб заставил себя наклониться вперед, хотя от запаха бурбона его мутило. Тем не менее его голос прозвучал спокойно, почти холодно.
– Смотри, как бы я не дознался, что ты был в Кентукки в первое воскресенье мая!
– Ты что же это, угрожаешь мне?
– Да.
Чувствуя, как его с головой захлестывает волна страха, Рик поспешно взял со стойки, новый бокал с очередной порцией бурбона.
– Не забивай себе голову глупостями, парень. Думай лучше о своей лошади, которая побежит для тебя через неделю, и оставь в покое прошлое. А если хочешь отвлечься – помечтай о своей прелестной белобрысой кобылке, которую ты обхаживаешь.
Одним быстрым движением Гейб схватил отца за узел его шелкового галстука и рванул на себя. В то же самое мгновение рядом с ними очутился встревоженный бармен.
– Господа, господа! Мы не хотим иметь неприятности…
– Никаких неприятностей, – Рик ухмыльнулся прямо в лицо Гейбу. – Абсолютно никаких. Семейное дело, только и всего. Я рад, сынок, что ты замахнулся на такое большое дело. Голубая кровь и все такое… Готов побиться об заклад, эта чистокровная кобылка лягается, как бешеная, но зато и выносливость у нее, должно быть, соответствующая. Может, тебе уже пора представить ее твоему старому папке, а?
Гейб с такой силой сжал пальцы, что они заныли. Кулак его буквально зудел от желания врезаться в эту выбритую челюсть, но.., каким бы мерзавцем ни был Рик Слейтер, все-таки это был его отец.
– Держись от нее подальше, – негромко предупредил он.
– А не то?..
– Я убью тебя.
– Мы оба знаем, что для этого у тебя кишка тонка. Но мы могли бы заключить сделку: я не лезу в твои дела, а ты – в мой. – Почувствовав, что хватка Гейба ослабла, Рик вырвался и разгладил галстук. – Иначе мне придется поговорить с твоей красоткой. Клянусь богом, мне есть о чем ей рассказать!
– Еще раз говорю, держись от нее подальше. И от нее, и от всего остального, что принадлежит мне. – Гейб достал из кармана купюру и положил ее рядом с кофе, к которому он едва прикоснулся. – Иначе худо тебе будет.
– Дети!.. – сказал Рик встревоженному бармену, когда Гейб вышел. – Как трудно порой научить их уважать родителей.
Он взял со стойки бурбон и опрокинул его в рот, стараясь не обращать внимания на сильную дрожь в руках.
– Иногда, – пробормотал он, – уважение приходится просто вколачивать в них.
С этими словами он повернулся к монитору и стал ждать результатов второй скачки.
Когда Келси с сознанием честно выполненного долга смогла наконец выйти из конюшни, снаружи уже сгустились сумерки. Двенадцать часов кряду она не покладая рук убирала навоз, меняла в денниках соломенную подстилку, драила медяшку на сбруе и скоблила бетонный пол в проходе между стойлами и в тамбуре. В результате каждый мускул в ее теле ныл и просил о пощаде, и единственное, о чем она способна была мечтать, это о горячей ванне и блаженном забытье сна.
– Хочешь пива? – Моисей сидел у дверей на перевернутой бочке и держал в руке две запотевшие бутылки. Очевидно, он специально дожидался ее.
– Нет. – Келси удостоила его такого же холодного взгляда, каким было пиво в его руках.
– Бери! – Моисей протянул ей откупоренную бутылку. – Я никак не мог найти мою трубку мира.
Сдаваясь, Келси с видимой неохотой взяла пиво. Откровенно говоря, она предпочла бы ему литра четыре холодной воды, однако оказалось, что пиво отлично смывает привкус пота и скопившейся во рту грязи.
Моисей прищурился, разглядев в полутьме свежий синяк на предплечье Келси.
– Сержант укусил? – спросил он.
– Да. Что дальше?
– Ну, Келси, ты же не можешь дуться на меня вечно. Я ведь такой обаятельный мужчина. Келси отпила еще глоток.
– Кто тебе сказал?
– С твоей матерью мое обаяние ни разу не давало осечки, – проворчал Моисей. – Послушай, голубушка, я вздул тебя, потому что думал – ты отлыниваешь. Теперь я вижу, что ты хорошо потрудилась, и говорю тебе об этом прямо. И не только сегодня. По большей части ты работала неплохо.
– По большей части?..
– Угу. Ты быстро учишься и не повторяешь дважды одни и те же ошибки, однако тебе все равно необходим кто-то, кто стоял бы у тебя за спиной. У тебя слишком много характера и слишком мало терпения, но это не великая проблема. Постоянно имея дело то с лошадьми, то с твоей матушкой, я научился с этим справляться.
– С моей… – У Келси отвисла челюсть. – С Наоми?
– Она может быть упряма, как мул, когда ей чего-то втемяшится в голову. Сейчас она взбрыкивает совсем не так часто, как бывало в юности, и я, признаться, порой об этом жалею.