«Так хреново, что сдохнуть легче».
- Жить буду. Бывало и хуже.
Комиссар по-отечески похлопал парня по плечу и с озабоченным видом ушел вперед, чтобы возглавить отряд. Еще двое бойцов из тех, что оказались поближе, по примеру командира тоже наградили сталкера одобрительными хлопками. Димка поморщился - ребра отозвались весьма болезненно, но ничего не сказал, надеясь, что в темноте его гримасу никто не заметил. Восхищение окружающих его персоной, конечно, приятно, чего зря душой кривить, но парня заботили мысли совсем о другом. С того самого дня, когда погиб Натуралист, его больше не посещали вещие сны, сны-предупреждения. И первое же видение, в которое он провалился во время поездки, вернуло его в тот самый ужасный день. Словно и не было двух месяцев после - двух месяцев жизни в той самой Ганзе, от убийц которой пострадали «санитары».
Это что-то должно значить. Раз сны вернулись, то что-то произойдет в ближайшее время, или уже происходит. Время бездействия завершилось, и нужно быть начеку. Незнакомец, которого он не сумел спасти - первый знак. Сон - второй. Хотелось надеяться, что третий не будет еще более трагическим, чем первые два…
Так как авария произошла всего в пяти минутах ходьбы от станции, то добрались быстро. За три десятка шагов от платформы комиссар остановил сборный отряд, приказал погасить фонари и, стараясь говорить полушепотом, коротко обрисовал ситуацию:
- Так, внимание! Думаю, все уже поняли, что химеры просто так по туннелям не шастают, обычно их останавливают гораздо раньше. Ну, товарищ Сотников, сейчас твое чутье ничего не говорит? Нам сейчас любая помощь не помешает. Оружие к бою!
Взгляд комиссара, обращенный на искателя, напряженно блестел в темноте в ожидании ответа. Да и остальные бойцы не сводили с него глаз. Эти люди и впрямь в него поверили… Но не слишком ли многого они от него хотят? Димка нахмурился, до рези в глазах всматриваясь в слабые отблески пока еще далеких факелов, которыми освещалась станция. Прислушался к окружающим звукам. Чутье молчало. Да и зрение оставалось обычным. Ни малейших оттенков теплового видения. Это еще не давало гарантии безопасности, но никакой угрозы он действительно не ощущал. Может, просто устал, или падение с дрезины, основательно выбив из колеи, притупило чувства. Весьма непросто, кстати, не обращать внимания на боль в избитом теле - все еще мутит, и голова кружится.
Черт, да если честно, достало это все, всерьез разозлился Димка. Ну сколько можно? Когда же он сможет нормально отдохнуть, не решая ежеминутно бесчисленные проблемы?!
- Нет, ничего, - сталкер покачал головой, с трудом скрывая раздражение. - Если прорыв и был, то он уже ликвидирован.
- И похоже, не без нашей помощи, - коротко кивнул комиссар. - Васильев, Батраков - на разведку. Гляньте там аккуратно, что и как. Вперед!
- Есть, товарищ комиссар!
Двое бойцов, передернув затворы автоматов, скрылись в темноте. Пес попытался увязаться следом, но негромкий окрик комиссара заставил его вернуться и обиженно тявкнуть на хозяина.
А спустя томительную минуту, заставив всех вздрогнуть, где-то впереди хлестнула пулеметная очередь, и раздался переполненный отчаяньем и ужасом человеческий крик.
Глава 8. Homo specus artificialis
Каждая станция уникальна по-своему, в том числе и бедами.
Павелецкая-радиальная поражала воображение тех, кто бывал на ней впервые, былым, да и сохранившемся поныне великолепием, которое не смогло стереть даже время - самый грозный противник всего живого на земле. Вдоль длинной платформы, дальний конец которой терялся во тьме, шли стройные ряды колонн, упираясь в полукруглые арки, плавно вздымавшиеся к высоченным потолкам - их совершенной геометрией можно было любоваться бесконечно. Верх каждой колонны украшало бронзовое литье, воплощавшее символы ушедшей в небытие эпохи - перекрещенные серп и молот. Несколько странно и даже как-то неприлично, что все это освещалось лишь редкими чадящими факелами, которые торчали из вмонтированных в колонны стальных колец.
Дело в том, что как и на Автозаводской, выход с Павелецкой не защищался гермоворотами. Но в отличие от станции-соседки, где наверху все-таки удалось оборудовать защитный периметр… В общем, как-то так получилось, что момент, когда это еще можно было сделать, упустили, а потом переустройство стало невозможно. В здании бывшего вокзала поселились химеры, которых местные окрестили «приезжими», и твари эти оказались настолько опасными, что вести работу у них под носом было бы безумием.
Поэтому на ночь, после восьми часов вечера, станция вымирала начисто - ее жители со всем скарбом уходили в длиннющий туннель перехода, ведущего на кольцевую. И запирали за собой сваренные на совесть решетки до шести утра. На платформе оставались лишь основательно вооруженные бойцы - ночная смена из девяти человек. Между поверхностью и станцией постепенно сложилось что-то вроде вооруженного нейтралитета - твари безраздельно властвовали наверху ночью, а днем впадали в спячку, позволяя станции оживать. Ганза подкармливала Павелецкую оружием и патронами, обеспечивая средствами выживания тех, кто волею случая и злополучных обстоятельств осел на станции и вынужден был сражаться за свою жизнь. Бывало, что с Кольца присылали и людей - штрафников как из своих граждан, так и тех из гостей, кого угораздило серьезно нарушить местные законы. Таким образом хитрая и предусмотрительная Ганза в первую очередь обеспечивала собственную безопасность, а заодно поддерживала порядок у себя - никому не хотелось попасть на такую «службу».
- До самого утра было тихо, думали уже, пронесло. Каждую ночь ведь надеешься, что не в твою смену… Мы тут хоть и смертники, но жить всем охота. А потом ЭТИ поперли…
- Байки небось всю смену травили, вот и проморгали.
- А чем тут еще заняться целую ночь? Куда уж без разговоров, молчать - только хуже, нервы не казенные, а разговор успокаивает… У нас тут даже курево-то в страшном дефиците, чем же еще пробавляться. Нет, не проморгали мы их.
Боец с Павелецкой прервался, глубоко затянулся презентованной комиссаром папиросой. Язвительная реплика Соленого его ничуть не задела. Костерок, разведенный в обрезанной бочке, да чадящие факелы на ближайших колоннах - вот и все, что освещало мрачную сцену перед баррикадой. Рассказчик сидел на ящике: худощавый, с изможденным от недоедания землистым лицом, волосы взлохмачены, одежда растрёпанная и грязная. На вид лет тридцать, но наверняка моложе - лишения старят, жизнь на Павелецкой сложно назвать благополучной, скорее - тягостное существование. Время от времени боец машинально поглаживал лежавший на коленях автомат - ласкал, словно верную жену. Которой, скорее всего, у него никогда не было. Семейные ценности для Павелецкой - бессмысленный набор звуков, здесь люди живут одним днем, не заглядывая в завтра.
Часть слушателей расположилась на расставленных вокруг кострища бетонных блоках и ящиках, использовав вынужденную заминку для законного отдыха после злополучного путешествия на дрезине, едва не окончившегося для всех трагически. Соленый и Каравай тоже пристроились рядом, на корточках - на всех сидячих мест не хватило. Двоих бойцов комиссар отправил караулить эскалатор.
На самом деле электричество здесь имелось, но служило исключительно для защитных целей: в конце длинной платформы у основания лестницы, ведущей на поверхность, к проклятому всеми людскими и нелюдскими богами вокзалу, был воздвигнут блокпост. Учитывая нешуточную опасность, над сооружением потрудились на совесть: основание эскалатора перекрывали мощные ряды из сложенных мешков с песком, дополнительно усиленные железными листами, а поверх них возвышался грозный станковый пулемет, спаренный с прожекторами для освещения уходящих вверх ступеней.
Наученные опытом «общения» с огнестрельным оружием, химеры не так уж часто навещали людей. Но иногда это все же случалось - то ли забывшись, то ли чересчур оголодав, несколько тварей все же спускались поискать легкую добычу внизу. Мало кто из бойцов выжил в эту злополучную смену - их тела, растерзанные прорвавшимися сквозь пулеметный огонь монстрами, остывали в десяти шагах от костра: бойцы комиссара стащили павших в одно место. Химер пока не трогали. Труп одной из них громоздился поверх барьера из мешков с песком, а лапы свисали с двухметровой высоты до самой платформы, уткнувшись когтями в темное вязкое пятно, расползшееся по грязному мрамору. Вторая тварь валялась на платформе метрах в двадцати от блокпоста, а третья - на правом пути, там, где догнивали несколько сцепленных вагонов, раздолбанных и разграбленных еще в незапамятные времена.
Димка стоял в отдалении от всех, притулившись спиной к мраморной колонне и полуприкрыв глаза. Этой ночью Костлявая развлеклась здесь сполна, но разглядывать кровавый бардак, который остался после нее, его как-то не тянуло. В разговор он не вмешивался, думая о своем. Опять задержка. Одна из многих проклятых задержек… Как ни странно, но чувство тоски по Наташе слегка притупилось, как-то огрубело, что ли. Видимо, последняя встряска разрядила скопившееся напряжение, хотя и не уменьшила насущных забот.