что меня собираются брать в заложники. — Он же раненый.
— Вот это и хорошо, не сбежит, — сказал старый кентавр. — Если вы через три дня не уйдете, внучка его убьет.
— Не, дед, лучше ты сам, — заявила девочка-кентавреныш. — У меня пока плохо убивать получается, долго мучаются.
М-да, милая девочка.
[1] Автор читал, что в паутине содержатся антисептики. Так это или нет, он не знает.
[2] Примерно 1 км 800 метров
[3] Примерный перевод с древнего языка кентавров — Мир тебе отец. И тебе сестра.
[4] Что-то вроде: И вам мир, чужаки.
[5] Понимаю, что мои читатели знают, откуда фраза. Но для порядка напишу, что это сказал мальчишка своему деду в произведении Михаила Шолохова «Нахаленок».
Глава двенадцатая. Заложник
Ясон еще немного повозмущался, но принял условия. Договорились, что через три дня на четвертый меня приведут на берег, когда все аргонавты рассядутся на корабль, а судно будет готово к отплытию, вот тогда и отпустят.
Я даже не сомневался, что капитан спорил лишь для приличия, а мне самому изначально было понятно, что он уступит, отдав меня в заложники. Даже закралась нехорошая мысль — а не предвидел ли такое развитие событий наш капитан (воспитанник Хирона!) и не решил ли он мной пожертвовать? Что ж, я бы этому не удивился. Во-первых, Саймон для капитана лошадка «темная», а во-вторых, будучи раненым, не представляет большой ценности для команды. К тому же, Ясон, по отношении ко мне странно себя ведет. Я помню, как во время нашей ссоры с Лаэртом, он встал на сторону отца Одиссея. Нет, точно, что Ясон обо всем прекрасно знал и решил избавиться от непонятного человека.
Откровенно-то говоря, мне было страшно. Кто знает, что сотворят кентавры? Может, они захотят меня убить, не дожидаясь искомых трех дней? И, непонятно, как поведут меня мои соратники? Возьмут, да и решат, что жизнь какого-то Саймона не стоит попранной гордости и захотят остаться на берегу не три дня, а семь? Или, напротив, вдруг сейчас ринутся меня освобождать?
В общем, мысли самые мрачные. И Ясон плох, и кентавры ведут себя подозрительно, а вообще, надо было вначале поесть, а уже потом отправляться на переговоры. Предводитель мог бы задержаться минут на десять, мы бы как раз успели перекусить. Не умерли бы кентавры, подождали.
Хм... А вот оно, ключевое понятие, отчего в голову лезет разная чушь. Кушать охота! Я же со вчерашнего дня ничего не ел, а мы с Аталантой как раз приличную похлебку сварили. Все ясно. Был бы сытым, так и Ясон не казался интриганом, да и кентавры бы выглядели не столько подозрительными.
Я ковылял, опираясь на костыль, а кентавры шли рядом, словно бы конвоировали. Шаг они не сбавляли, но я умудрялся успевать. Старик время от времени останавливался отдыхать, а девочка-кентавренок несколько раз деликатно убегала за кустик. Ишь, а я думал, что кентавры, словно лошади, ведут себя при таких делах малость попроще.
— Говорил ей, чтобы грибы незнакомые не ела, — покачал головой кентавр, когда конопатая девчушка снова ускакала. — А ей бы, словно корове, все в рот тащить, а теперь дрищет, словно коза. Дристунья.
— Не дристунья, а дристунишка, — заступился я за конопатую, позабыв о ее недавних высказываниях, а потом изрек: — Все познается на опыте и на своих ошибках.
— А ты любишь грибы? Или только репу? — поинтересовался старый кентавр.
— А зачем тебе это? — спросил я, с подозрением косясь на старика. Может, он собирается проверять на мне грибы — съедобные или несъедобные?
— Так надо знать, чем же тебя кормить, — заявил старик. — Иначе, помрешь от голода, что твои друзья скажут?
От сердца отлегло. Если собираются кормить, то сразу-то не убьют или убьют, но не сразу.
— Грибы люблю, если они жареные и с луком.
— Жареные грибы?! — возмутился старый кентавр. — Кто же их станет жарить?
Они что, грибы едят сырыми? И впрямь, словно коровы. Видел я, как коровы, идущие на пастбище через лес, сметают языками опята.
— Тогда вообще не надо никаких грибов. Меня можно кормить мясом — но не сырым, а жареным или вареным, похлебкой какой-нибудь, сыром, а еще кашей, — принялся перечислять я.
— А кашу какую любишь? — заинтересовался кентавр.
— А какая есть? — спросил я, втайне рассчитывая, что у кентавров может оказаться рисовая. Откуда? Ну, мало ли откуда взялась, бывает.
— Ячменная, гороховая и овсяная.
— Пойдет любая, — махнул я рукой. Немного подумав, улыбнулся. — Меня в детстве, когда пузо болело, отваром из черемуховой коры поили.
— Из черемуховой коры? — враз оживился старик. — А нам этот отвар подойдет?
Я только пожал плечами. Кто скажет — расстройство которого из желудков случилось у девочки? Человеческого или лошадиного? У них, у кентавров, не только по два туловища, но и по два сердца, по паре легких и прочего. Читал как-то наукообразное исследование, в котором утверждалось, что такие существа не могут жить. Мол, и кислородом кровь не сумеют насытить, и с питанием возникнут проблемы. А копытным с человеческим торсом пофиг, что пишут ученые люди. Живут себе, грибы лопают и за кустики бегают.
— Пробовать надо, — сказал я.— Заварить черемуховую кору, остудить и дать девочке выпить. Хуже не будет, а помочь может.
Пока мы дошли до холма, на котором жили кентавры, с меня сошло десять потов, сквозь повязку снова выступила кровь, а старый кентавр весь изошел на кашель. Девчонка же «облагодетельствовала» все кусты, попавшиеся по дороге.
Очень любопытственно посмотреть на поселок, где живут мифологические существа. Но ничего необычного. Дома круглые, сложенные из камня, под соломенной крышей. Вокруг поселка нет ни стены, ни ограды, а лишь плетеная изгородь, вроде тех, что защищает сады-огороды от куриц. Все простенько, чистенько.
Я думал, что мы сразу пройдем в поселок, где меня запрут в каком-нибудь сарае, но старик пошел чуть подальше, к небольшой роще, расположенной за холмом. Видимо, собирается восхвалить какого-нибудь своего бога. Лучше бы он меня в сарай отвел, да поесть принес. На репу я пока не согласен, но холодную кашу съесть готов. Девочка-кентавресса ускакала в поселок. Наверное, нельзя идти в храм с больным пузом.