Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Питер Харриган? — переспросил Коттон и прыснул со смеху. — Да вы просто шутник!
Хал пристально и невозмутимо смотрел на него:
— Все-таки не ошибаетесь ли вы? Неужели он одобрит все, что вы делаете?
— Еще как! Будьте уверены!
— И ваше обращение с рабочими тоже? И ваши махинации в весовой?
— Черт возьми, откуда же, вы думаете, у него берутся деньги содержать университет? — Пауза. Потом Коттон осведомился вызывающим тоном: — Узнали, наконец, что хотели?
— Да, — ответил Хал. — Конечно, я это и раньше подозревал, но других убедить было трудно. Ведь старый Харриган не похож на всех прочих волков с нашего Запада! Такой благочестивый святоша!
Начальник охраны мрачно усмехнулся:
— Пока существуют овцы, будут и волки в овечьей шкуре.
— Ваша точка зрения ясна, — сказал Хал. — А вы помогаете им пожирать ягнят?
— Если находятся такие дурни-ягнята, что их можно обмануть этой старой, плешивой шкурой, то они лучшего не заслуживают, пускай их жрут!
Хал изучал циничную физиономию собеседника.
— Коттон, — сказал он, наконец, — пастухи еще спят, но сторожевые псы уже подняли вой. Разве вы не слышите?
— Пока что-то нет!
— Лают, лают! И скоро разбудят пастухов! И спасут овец!
— Меня не интересует религия, — сказал Коттон со скучающим видом, — ни ваша, ни старого Харригана!
Тут Хал вскочил на ноги.
— А мое место, Коттон, со стадом. Я иду в весовую и буду там работать! — И с этими словами он направился к выходу.
23
Джефф Коттон рванулся за ним:
— Стойте!
Но Хал не остановился.
— Слушайте, молодой человек, — крикнул начальник охраны, — вы этим не шутите! — И он подскочил к двери, опередив пленника. Рука его потянулась к револьверу.
— Вытаскивайте оружие, Коттон! — сказал Хал, и начальник охраны послушался его приказа. — Теперь вот видите, я стою. Если в будущем я буду повиноваться вам, то только под наставленным дулом.
Выражение липа начальника охраны не предвещало ничего хорошего.
— Вы скоро убедитесь, что в этих местах от угрозы до выстрела один шаг.
— Я объяснил вам свою позицию, — ответил Хал. — Ваши распоряжения?
— Вернуться и сесть сюда на стул.
Хал подчинился приказу, а Коттон подошел к столу, снял телефонную трубку и вызвал седьмой номер.
— Это вы, Том? — спросил он в следующее мгновение. — Подайте сюда машину, быстро!
Он повесил трубку, и снова наступило молчание.
— Я еду в Педро? — спросил, наконец. Хал.
Ответа не последовало.
— Понимаю, — сказал Хал, — чаша вашего терпения переполнилась. Но вам, видимо, не приходит в голову, что вы у меня отняли все деньги вчера ночью. Кроме того, мне причитается плата за мою работу. Как насчет этих денег?
Начальник охраны снял трубку и вызвал другой номер:
— Алло, Симпсон? Говорит Коттон. Подсчитайте часы Джо Смита, подручного из шахты номер два, и пришлите сюда что ему следует. Проверьте также его счет в лавке. Поторопитесь — мы ждем. Он спешит уехать отсюда. — И он повесил трубку.
— Скажите, пожалуйста, — спросил Хал, — когда уезжал Майк Сикориа, вы так же любезно позаботились о расчете с ним?
Джефф Коттон не ответил:
— Разрешите внести предложение: когда вы узнаете, сколько мне причитается, оплатите мне часть этой суммы талонами. Пусть останутся у меня на память!
Коттон по-прежнему молчал.
— Вы ведь знаете, — продолжал издеваться Хал, — что существует закон, запрещающий выплачивать заработную плату талонами?
Начальник охраны вскипел:
— Мы не платим талонами!
— Как не платите? Платите! Вам это отлично известно!
— Мы даем талоны только в виде аванса, по просьбе рабочих.
— Закон предписывает вам выдавать заработную плату два раза в месяц, а вы этого не делаете. Вы платите раз в месяц, а если кто не может ждать получки, вы тому всучиваете эти бумажки.
— Ну и что ж! Вам-то какое дело, если люди довольны?
— А если кто недоволен, вы сажаете его на поезд и высылаете отсюда?
Начальник охраны сидел молча, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.
— Коттон, — снова заговорил Хал, — я приехал сюда учиться, и мне бы очень хотелось, чтобы вы мне объяснили одну вещь — из области человеческой психологии. Когда человеку приходится поддерживать такие порядки, что он думает в душе обо всем этом?
— Простите, молодой человек, но вы становитесь невыносимым.
— Ничего не поделаешь, ведь у нас еще впереди поездка в автомобиле. Разве можно сидеть всю дорогу молча? — И Хал прибавил уже просительно: — Поверьте, я действительно хочу разобраться в этом! Кто знает, может вы переманите меня на свою сторону!
— Нет! — поспешно сказал Коттон. — Я этим заниматься не собираюсь.
— А почему?
— Потому что я не могу соперничать с вами в болтливости. Я уже раньше встречал вашу породу — агитаторов. Все вы на одно лицо: думаете, что мир управляется болтовней. Но это не так.
Хал уже давно понял, что словесная дуэль с начальником охраны ни к чему не приведет. Он всячески добивался своей цели: спорил, угрожал, немножко шантажировал и даже спел Коттону песенку! И все-таки тот собирается вышвырнуть его отсюда — никакие уговоры не помогут.
Хал поддерживал спор, чтобы скоротать время в ожидании машины, а также потому, что после пережитых унижений ему надо было дать выход своей злости. Но тут он внезапно прекратил спор. В мозгу завертелась фраза, брошенная Коттоном: «Вы думаете, что мир управляется болтовней». Эту фразу постоянно повторял брат Хала. Кроме того, начальник охраны сказал: «Ваша порода агитаторов». Уже несколько лет брат, чтобы уколоть его, твердил: «В конце концов ты превратишься в одного из этих агитаторов», а Хал с мальчишеским упрямством отвечал: «Ну и пусть!» А сейчас, здесь, какой-то охранник, совершенно чужой человек, отнюдь не в форме родственного замечания, а совершенно всерьез, даже не подумав извиниться, назвал его агитатором! Он почти повторил слова брата: «Вот этим вы, агитаторы, меня и бесите — приезжаете мутить народ».
Вот кем оказался Хал для «Всеобщей Топливной компании»! Он пришел сюда, собираясь быть только зрителем, глядеть с палубы парохода на бушующий океан социальных бедствий. И ведь так тщательно, с такой осторожностью обдумывал каждый свой шаг! И хотел-то всего-навсего стать контролером у весов — ничего больше! Он предупреждал Тома Олсена, что не собирается бороться за профсоюз. Он никогда не доверял профсоюзным агитаторам, да и любым агитаторам вообще — ведь это безответственные слепцы, возбуждающие, где бы ни появлялись, опаснейшие страсти! Правда, Хал научился ценить Тома Олсена, но это лишь частично рассеяло его предубеждение: ведь Олсен только один такой, и кто знает, каковы остальные?
Однако здесь не помогло его сочувствие предпринимателям, как не помогли заверения в том, что он принадлежит к высшему классу общества. Несмотря на его светские манеры, начальник охраны сказал: «Ваша порода агитаторов!» Из чего Коттон это заключил? Неужели он, Хал Уорнер, приобрел сходство с этими безответственными слепцами? Пора ему, значит, критически посмотреть на себя!
Неужели два месяца черной работы в недрах земли так сильно изменили его? Подобное предположение не могло не огорчить человека, который всегда считался любимцем дам. Он, человек, «поцеловавший камень в Бларни»[15], обвиняется в том, что его речь стала теперь похожей на речь агитатора! Начальник охраны назвал его болтуном. Конечно, он много говорит; но чего можно ожидать от человека, которого день и две ночи продержали в одиночке, предоставив возможность сколько угодно размышлять о своих обидах. Не это ли способ, формирующий настоящих агитаторов, — запереть человека в тюрьму, где он неспособен думать ни о чем, кроме своих обид?
Хал вспомнил свои тюремные мысли. В злобном ожесточении он был тогда не прочь, чтобы профсоюзы управляли Северной Долиной! Но ведь это влияние минуты; вроде того, что толкало его отвечать брату: «Ну и пусть!» Все это — плод тюремной психологии, часть летней практики по курсу социологии! Теперь он отказался от таких мыслей. Но, очевидно, все это отложило на нем более глубокий отпечаток, чем он думает, и даже изменило его внешний вид! Сделало его похожим на агитатора! Сделало его «слепым» и «безответственным»!
Да, конечно! Ведь невежество, грязь и болезни, мошенничество, гнет и уничтожение людей — физическое и психическое — все это отсутствует на угольных шахтах Америки, это лишь «галлюцинация безответственных людей»! Брат Хала и начальник охраны утверждают, что ничего этого нет! Весь мир утверждает, что ничего этого нет! Так неужели и брат, и начальник охраны, и все люди на свете — слепцы? Если начать рассказывать им про здешние условия жизни, они пожмут плечами и назовут тебя «мечтателем», «безумцем»; заявят, что у тебя «не все дома»; а то еще рассердятся, выругают тебя и скажут: «Ваша порода агитаторов»!
- Джунгли - Эптон Синклер - Классическая проза
- Зубчатые колёса - Рюноскэ Акутагава - Классическая проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Классическая проза
- Человек родился - Шолом Алейхем - Классическая проза
- Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том 2. - Иван Гончаров - Классическая проза