Читать интересную книгу Записки русского экстремиста [Политический бестселлер] - Игорь Шафаревич

Я уже писал о том, что есть такая тенденция в истории, которую можно определить как умирание народа. История дает очень богатый материал для сопоставления. И если взять конец античного периода и провести параллели, то очень много схожего с положением нашего народа мы можем увидеть и сейчас. Продолжу эту мысль. То, что народы смертны, по-видимому, абсолютный факт. Тут никуда не денешься. Древних ассирийцев или шумеров нет. Древних греков, эллинов тоже нет, нынешние греки — это совсем другой народ. Это факт, конечно. Теперь — как они умирают? Действительно, если смотреть на конец античности, то возникают какие-то страшные, как будто специально подобранные параллели к тому, что происходит у нас. Роль государствообразующей нации понижается. Основные военные части формируются из варваров, основные известные императоры, руководители государства, происходят из провинции. Сепаратизм. Отделяется то одна, то другая провинция. Экономический кризис. Девальвация, которую мы прошли, там имела ту же форму с изменением просто процентного содержания серебра в монетах и так далее. Ну, упадок сельского хозяйства, бегство земледельческого населения в города, концентрация его в городах, сокращение населения. Все время римские императоры издавали законы, цель которых была поддержать каким-то образом семью, приостановить убыль населения, именно в центральных, так сказать, поддерживающих империю районах — в Италии, в Греции. Это не помогало. Стремясь к зажиточной жизни, родители считают, что лучше иметь одного или двух детей. Ну совершенно как у нас сейчас рассуждают. Мне кажется, что, с другой стороны, эти параллели являются не абсолютными, что нам нужно оторваться от представления о том, что история идет по какому-то единому процессу, по какому-то единому закону, потому что сам конец античности показывает, насколько неоднозначно развитие в тех же самых условиях. Пожалуйста, действительно, кризисные явления надвигались, и к чему же они привели? Да к тому, что Римская империя разделилась на две части, и Западная Римская империя была захвачена варварами, образовались варварские государства, а Восточная Римская империя превратилась в Византийскую империю, которая еще тысячу лет просуществовала и дала глубочайшую культуру, богословскую литературу отцов церкви и ту духовную культуру, которая в каком-то смысле два раза дала толчок России: один раз Киевской Руси с принятием христианства, а другой раз — России, уже освобождавшейся от монгольского ига. Это, по-моему, и есть привлекательная сторона истории, что она неоднозначна, что она не является физическим или научно-естественным процессом, как привыкли смотреть, что можно познать ее законы. Она может развиваться и так и этак. В значительной мере это зависит от воли людей — от воли народов в целом и от воли отдельных людей. Вот это наличие воли, наличие индивидуальности и есть то, что создает человека с душой, а не с механизмом.

В истории каждого народа были взлеты и падения. Вот сейчас говорят о кризисе в России.

А мне кажется, что вообще мы, собственно, переживаем кризис мировой, а Россия благодаря каким-то чертам русского народного характера оказалась той точкой, в которой болезненнее всего этот кризис и проявляется. Действительно, верно, что сейчас есть ощущение какого-то конца. Разные люди представляют его в разном смысле. Вот Шпенглер писал в книге «Закат Европы», что западноевропейская Цивилизация переживает последний этап своего развития, предшествующий полному распаду и гибели, и он построил целую концепцию истории, состоящую из отдельных цивилизаций, где каждая проходит свой цикл: создания, расцвета, упадка и гибели. И вот когда он описывает признаки гибели цивилизации, то действительно как будто про весь западный мир написано. Это проявляется в том, что великое духовное творчество уже все находится в прошлом. Действительно, и Микеланджело, и Рафаэль, и Сервантес, и Шекспир — это все в прошлом. И Галилей, и Ньютон — это тоже все в прошлом. Мне кажется, что даже такая блестящая научная революция, которая произошла начиная с XVII века, тоже сейчас проявляет признаки какого-то торможения и упадка. И если в первой половине XX века явилось несколько областей науки, которые изменяли взгляд на мир, такие, как квантовая механика, теория относительности, генетика, то во второй половине таких не было. И когда сейчас говорят о блестящих достижениях человечества, то говорят о спутниках, компьютерах. Но это же не достижения науки. Наука должна открывать законы природы, а это не открытие новых законов природы. Действительно, творчество еще происходит в области техники. Но если почитать Шпенглера, еще в начале века писавшего, то видно, что он признак упадка цивилизации приметил в том, что все творчество сосредоточивается в области техники. Позиции в мире, внешняя политика государства характеризуются империализмом, то есть в данной ситуации войнами против слабых, благодаря большим техническим возможностям. В то время как для героического периода времени характерны войны как раз с более сильным противником.

Войны выигрываются величием духа, способностью на большие жертвы.

И написано как будто о современном западном мире и Соединенных Штатах: о бомбардировках Югославии, Ирака. Вся эта цивилизация, основанная на технике, на максимальном использовании техники, привела к экологическому кризису, к разрушению природы, которая угрожает уже самому человеку, потому что он является тоже частью природы. Гибнет по одному виду из всех живых организмов, по одному виду каждый час, и такое дальнейшее развитие где-то уже в XXI веке грозит нарушением равновесия биосферы. Ну, и множество признаков показывают кризисное состояние духовное. По благополучным странам, с нашей точки зрения, прокатились волны терроризма. В Америке сейчас все время рассказывают о том, что вдруг явился школьник с карабином и уложил шестью выстрелами шесть своих одноклассников, причем оказывается, что меткость эта больше, чем на соревнованиях. Как он мог научиться этому? Научился он потому, что продают компьютерные игры, в которых можно целиться в то, что движется на экране, в людей в основном. Если ты попал, то там на экране у него разлетается голова, разлетаются мозги и так далее. Они этим и увлеклись. А когда это стала расследовать полиция, то выяснилось, что это гораздо более эффективный метод обучения прицельной стрельбе, чем в полиции используется. Они закупили теперь массовым образом компьютерные игры в полицию. Все это показывает кризис той цивилизации, которая крылом задела Россию. Россия, начиная с петровских времен, столкнулась с западной цивилизацией и могла либо полностью ее не принять, что, вероятно, привело бы ее к состоянию Китая или Индии, либо полностью подчиниться ей, а выбрала какой-то другой путь, с сохранением своего лица. И вот, в конце концов, революция — тоже реализация в России западнической концепции марксизма, для Запада созданной, наиболее радикальной западной концепции. И вот теперь это на России отразилось наиболее болезненно. И, мне кажется, это есть признак кризиса не именно специфически российского, оценивать его нужно как часть кризиса западной цивилизации.

Главный вопрос, который будет стоять в XXI веке, мне кажется, это вопрос, так сказать, о наследнике, о том, кто создаст такие культурные, духовные, прежде всего духовные, ценности, которые дадут возможность человечеству двигаться дальше, когда проявится полная нежизненность цивилизации Запада. Это, конечно, может быть и Китай, и Индия, и Россия. Но мне кажется, что Россия здесь занимает некое особое положение, которое заключается в том, что она все-таки впитала в себя в значительной степени продукты западной цивилизации, не превратившись тем не менее в страну чисто западной цивилизации. И Запад нас никогда не признает своей частью. И поэтому передача эстафеты России была бы для человечества менее конфликтна, чем, скажем, Индии или Китаю. Ну, если сравнивать опять с античностью, могли бы избежать той эпохи, которая называлась «темные века».

Вопросы и ответы

О КУЛЬТУРЕ СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ

Беседа В.Н. Троститова, публициста, специалиста в области экспериментальной физики и вычислительной математики, с И.Р. Шафаревичем

Виктор Тростников. Мы хотим поговорить о таком предмете с Игорем Ростиславовичем, который, с одной стороны, связан с историей нашей науки, а с другой — с историей нашего государства и нашего жизнеустроения в XX веке. XX век все дальше отходит от нас. И чем дальше он удаляется, тем становится интереснее. Когда мы жили в этом веке, мы видели детали. Понимаете, говорят, за деревьями не видно леса. Когда мы отошли, он уже оторвался от нас на три года, то начинаем видеть этот век в целом, и когда на смену микроистории, истории деталей, выходит макроистория, то есть век во всем охвате сразу, то возникают поразительные вещи. Оказывается, макроистория не есть сумма явлений микроистории, то есть то, что мы по отдельности наблюдали вблизи, при отходе дальше в сумме дает не то, чем на самом деле представляется век в целом. Вот о чем хотелось поговорить на примере нашей советской математической школы, которая является частью нашей истории, нашей культуры, нашей науки. Дело в том, как к веку относиться. Наверное, правильно говорят, что это был тоталитаризм.