Читать интересную книгу Евангелия и второе поколение христианства - Эрнест Ренан

Мы уже указывали в другом месте, в какие ошибки впадал, благодаря удаленности места действия, римский евангелист. Его толкования основаны лишь на Семидесяти Толковниках. Автор не еврей по рождению; и пишет он, конечно, не для евреев; он имеет только поверхностное понятие о географии Палестины и о еврейских нравах; он выпускает все, что неинтересно для не евреев, и прибавляет заметки, не имеющие значения для палестинца. Генеалогия, помещенная им, дает право думать, что он обращался к публике, которая не могла легко проверить по библейским текстам. Он смягчает все, указывающее на еврейское происхождение христианства, и, несмотря на местами выражаемое им нежное сочувствие к Иерусалиму, Закон для него не более, как воспоминание.

Таким образом, гораздо легче определить господствовавшее стремление у Луки, нежели у Марка или у автора приписываемого Матфею Евангелия. Два последних евангелиста держат себя нейтрально в раздорах, которые волновали тогда церковь. Партизаны Павла и партизаны Иакова одинаково могли признать их своими. Лука же -ученик Павла, правда, ученик умеренный терпимый, полный уважения к Петру и даже к Иакову, но решительный приверженец принятия в церковь язычников, самаритян, мытарей, грешников и всевозможных еретиков. У него в тексте помещены притчи, полные милосердия: о добром самарянине, о блудном сыне, о заблудшей овце, о потерянной драхме, в которых положение раскаявшегося грешника представлено чуть ли не лучшим, чем положение несогрешившего праведника. Несомненно, в этом отношении Лука больше соответствует духу самого Иисуса; но у него замечается преднамеренность и предвзятая мысль. Его наиболее смелый шаг в этом направлении - обращение одного из разбойников на Голгофе. Согласно Марку и Матфею, эти два злодея оскорбляли Иисуса. Лука же приписывает одному из них добрые чувства: мы осуждены справедливо, а этот праведник!.. В ответ Иисус обещает разбойнику, что он ныне же будет с ним в раю. Иисус идет дальше: он молится за своих палачей, "которые не ведают, что творят". У Матфея Иисус, по-видимому, неблагоприятно относится к Самарии и советует своим ученикам избегать ее городов, как языческих мест. У Луки, наоборот, Иисус находится в частых сношениях с самарянами и отзывается о них с похвалой. К путешествию в Самарию Лука относит массу поучений и рассказов. В противоположность Матфею и Марку, ограничившими деятельность Иисуса Галилеей, он руководствуется антигалилейским и антиеврейским чувством, которое впоследствии еще более скажется в четвертом Евангелии. Во многих других отношениях это Евангелие является, в некотором роде, посредником между первыми двумя Евангелиями и четвертым, которое, на первый взгляд, представляется не имеющим ни одной общей черты с первыми двумя. Почти нет ни одного рассказа, ни одной притчи, из принадлежащих самому Луке, которые не были бы проникнуты духом милосердия и призывом грешников. Единственно сохранившееся несколько жесткое изречение Иисуса превратилось у него в аполог, полный снисходительности и великодушия. Бесплодное дерево не должно быть немедленно срублено; хороший виноградарь удерживает гнев своего хозяина и предлагает унавозить землю у корней несчастного дерева прежде, чем окончательно осудить его. Евангелие от Луки, по преимуществу, Евангелие прощения - прощения за веру: "на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии". "Сын человеческий пришел не губить души, а спасать". Всякие погрешности служат для него поводом, чтобы из каждого евангельского рассказа сделать рассказ о раскаявшемся грешнике. Самаритяне, мытари, центурионы, падшие женщины, добродетельные язычники, все, презираемые фарисейством, - его клиенты. Идея о том, что христианство имеет прощение для всех, - принадлежит ему. Двери открыты, обращение возможно для всех. Нет более вопроса о Законе; новая вера - культ Иисуса заменила его. Тут самарянин совершает благородный поступок в то время, как священник и левит проходят равнодушно. Там мытарь выходит из храма оправданным, благодаря своему смирению в то время, как фарисей, безупречный, но высокомерный, выходит более виновным. Далее, грешница, воспрянувшая, благодаря своей любви к Иисусу, получает разрешение выразить особыми знаками свою преданность к нему. Еще далее, мытарь Закхей делается сразу сыном Авраама, только благодаря вызванному им стремлению видеть Иисуса. Обещание легкого прощения всегда служило главной причиной успеха религии. "Даже самый грешный человек, - говорит Бхагавата, - если он поклонится мне и будет верить только в меня, должен считаться хорошим человеком". Лука к этому прибавляет смирение, "ибо, что высоко у людей, то мерзость перед Богом". "Могущественный будет низвергнут, а смиренный превознесен: вот для него сущность произведенной Иисусом революции. Высокомерный, это еврей, гордящийся своим происхождением от Авраама; смиренный, это язычник, не получивший славы от своих предков и всем обязанный только своей вере в Иисуса.

У Луки видно полное согласие в идеях с Павлом. Конечно, Павел не имел Евангелия в том смысле слова, как мы его понимаем. Павел не слышал Иисуса, преднамеренно был очень сдержан с непосредственными учениками Иисуса. Он их мало видел и провел только несколько дней в центре преданий, в Иерусалиме. Он слышал мало логий; a из евангельских преданий знал только отрывки. Надо заметить, однако, эти отрывки хорошо совпадают с тем, что имеется у Луки. Рассказ о тайной вечере, как его передает Павел, за исключением мелких деталей, вполне сходен с рассказом, помещенным в третьем Евангелии. Лука, конечно, избегал всего, что могло обидеть иудео-христианскую партию и вызвать споры, которые он хотел успокоить; он почтителен, насколько возможно, к апостолам, хотя и опасается, чтобы им не отвели слишком исключительного положения. В этом отношении политический расчет внушает ему весьма смелую идею. Рядом с Двенадцатью, он создает своим собственным авторитетом еще семьдесят учеников, которым Иисус дает те полномочия, которые в других Евангелиях предоставляются только одним Двенадцати.

Это подражание Книге Числ, где Бог, желая облегчить Моисея от бремени, ставшим слишком тяжким для него, передает семидесяти старейшинам часть права управления, ранее всецело принадлежавшего одному Моисею. Чтобы сделать более чувствительным это разделение и сходство власти, Лука распределяет между Двенадцатью и семьюдесятью наставления апостолам, из которых собрания логий сделали одну речь, обращенную к Двенадцати. Цифра семьдесят или семьдесят два имела к тому же преимущество соответствовать числу наций на земле, как число Двенадцать соответствовало числу колен Израиля. Существовало мнение, что Бог разделил землю между семьюдесятью двумя нациями и во главе каждой из них находится ангел. Эта цифра была мистической; кроме семидесяти старейшин Моисея имелись семьдесят один член синедриона, семьдесят или семьдесят два переводчика Библии. Таким образом, выясняется тайная мысль, внушившая Луке сделать такую важную вставку в евангельский текст. Требовалось спасти законность посланничества Павла, представить его апостольство равным апостольству Двенадцати, показать возможность быть апостолом, не принадлежа к Двенадцати; это именно и был тезис Павла. Семьдесят прогоняли бесов, имели ту же сверхъестественную власть, как и апостолы. Одним словом, Двенадцатью не заканчивалось апостольство, полнота их власти не показывала, что ничего не осталось для других... "и к тому же, - спешит прибавить благоразумный ученик Павла, - сама по себе эта власть не имеет значения, важно иметь, как и всякому верующему, свое имя записанным на Небе". Вера все, а вера дар Божий, который он дает тому, кому пожелает.

При подобном взгляде привилегии детей Авраама становятся весьма незначительными. Иисус, отвергнутый своими, нашел себе настоящую семью среди язычников. Люди отдаленных стран (язычники Павла) признали его своим царем, в то время, как его соотечественники, природным владыкой которых он был, не захотели его. Горе им! Когда законный царь возвратится, он предаст их смерти в своем присутствии. Евреи воображают, что так как Иисус пил и ел среди них и поучал на их улицах, то они всегда будут обладать своими привилегиями; заблуждение! Люди Севера и Юга займут место за столом Авраама, Исаака и Иакова, а они будут горевать у дверей. Свежее впечатление несчастий, пережитых еврейским народом, проявляется на каждой странице, и, по мнению автора, еврейский народ заслужил их, не поняв Иисуса и посланничества, с которым он пришел в Иерусалим. В генеалогии Лука не устанавливает происхождения Иисуса от иудейских царей. От Давида до Салафиила линия идет по боковой ветви.

Некоторые более скрытые признаки указывают на благоприятные для Павла намерения автора. Конечно, не случайно после рассказа о том, что Петр первым признал Иисуса Мессией, автор не помещает знаменитого изречения: "Ты Петр, и на сем камне я создам церковь мою", - слова, уже заключавшиеся в предании. Место о хананеянке, которое автор, конечно, прочел у Марка, выпущено, вероятно, вследствие суровых слов, в нем заключающихся и недостаточно искупаемых милосердным концом. Притча о плевелах, придуманная против Павла, этого досадного сеятеля, идущего вслед за уполномоченными сеятелями, превращающего их чистую жатву в смешанную, также выпущена. Другой параграф, в котором видели оскорбление христиан, освободившихся от Закона, перевернут и направлен против иудео-христиан. Строгость принципов Павла о духе апостольском проведена еще дальше, чем у Матфея, и - еще важнее - то, что было предписано небольшой группе посланников, распространяется на всех верных. "Если кто приходит ко мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником". "Кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть моим учеником". И ко всем этим жертвам приходилось еще прибавить следующие слова: "Мы рабы, ничего не стоящие, потому что сделали то, что должны были сделать". Между апостолом и Иисусом никакой разницы. Кто слушает апостола, тот слушает и Иисуса; кто презирает апостола, презирает Иисуса и презирает пославшего его.