Читать интересную книгу Стихотворения - Ван Вэй

Но человеку трудно и почти невозможно отбросить все сложности мирской жизни - "четыре большие основы" {"Четыре большие основы" - китайское понятие, состоящее из числа работоспособных мужчин, наличия домашнего скота и повозок, обработки земель и пашен, знамен, барабанов и воинского снаряжения.}, т. е. все то, что составляет жизнь человека, его повседневные заботы и радости:

Четыре большие основы окончательно как отбросить?

Неисчерпаемые явления как можно в пыль обратить?

Возможно, отшельник Ху счастлив, не задумываясь над решением проблем, которые так волнуют Ван Вэя. Поэт предупреждает Ху, оставившего общество, порвавшего узы с людьми, что он рискует оказаться в полном одиночестве, наедине со скукой:

Ты, Ху, молод и ни о чем не задумываешься.

...А скука, по-твоему, с кем будет соседствовать?

Положим, рассуждает далее Ван Вэй:

Одержишь победу, не будешь заботиться о пище.

Ты во всем прав, но должен с радостью выполнять

тяжелую работу.

В строке "одержишь победу" Ван Вэй намекает на притчу из памятника "Ханьфэйцзы", в которой речь идет о диалоге двух учеников Конфуция, один из которых внезапно располнел {Полнота в Китае всегда расценивалась как признак благополучия и довольства. Так, в китайской буддийской иконографии будда Майтрейя (по кит. Милэ) изображается с огромным животом, символизирующим указанные признаки. В Китае его так и именуют "толстобрюхий Майтрейя" - "да дуцзы Милэ".}. После нескольких фраз выясняется, что располнел он исключительно благодаря тому, что успешно воспринял принципы мудрецов древности. В заключение Ван Вэй говорит, что такой человек, который, не имея ни малейшего желания на это, должен тяжело трудиться во благо и процветание буддийского вероучения, не способен даже и рассуждать о том, где же искомая истина:

Если ты не исключение из сказанного,

Неужели будешь рассуждать о том, что близко, что

далеко?

Второе стихотворение Ван Вэй начинает мыслью о том, что лучше все-таки иметь дело с конкретными нескончаемыми мирскими хлопотами, чем с чем-то неуловимым - "бескрайней неясностью":

Плаваешь в Пустоте - напрасно [попадешь]

в бескрайнюю неясность.

Плаваешь в Бытии - непременно [столкнешься]

с нескончаемыми хлопотами.

Ван Вэй считает, что не каждый должен исповедовать буддизм, обыгрывает слово "колесница", употребляя его сначала в переносном смысле - буддийское вероучение, а потом - в собственном, отмечая, что колесница есть лишь средство, с помощью которого можно спасать людей, подобно тому как с помощью лодки просто-напросто переправляются с одного берега реки на другой:

У одних нет колесницы - у других она есть,

А колесница это и есть так называемая "лодка

мудрецов".

Ван Вэй сострадает людям, и неприкрытое сомнение звучит в возможности отказа от мира бедных и больных, поскольку буддизм утверждает неизбежность потока бесконечных рождений и смертей:

Неужели можно оставить мир бедных и больных?

Не утомишься ли от потока рождений и смертей?

Поэту в свете подобных положений совершенно безразлично, как его назовут - лошадью ли, коровой ли - не в этом суть, и не на что тут обижаться, считает Ван Вэй, ибо это лишь внешняя форма:

Не стесняйся ты сравнивать меня с лошадью,

Называй меня хоть коровой.

Ван Вэй недоумевает, почему, собственно, за столь сходные в своем понятии деяния такое сильное различие в оценке буддистами своих сторонников и конфуцианцев:

За распространение блага храм воздвигают буддистам,

За стремление к гуманности смеются над Кунцю.

Не существует такого учения, рассуждает Ван Вэй, для овладения которым не нужно было бы приложить определенных усилий для развития и совершенствования. А при желании в любом учении можно обнаружить изъяны и несовершенства, и тем паче неблагодарна задача тех теоретиков буддийского учения, кто столь усложнил его самыми разноречивыми положениями:

На какой это речной переправе не нужно веслами

грести?

На какой дороге не ломается оглобля?

Кстати сказать, последователи дхармы и мыслители

Зачем воздвигли столько препятствий

совершенствующимся?

Но как бы там ни было, а все пустоцветы и деревья независимо от людей растут и размножаются согласно своим законам, данным природой:

Пустоцветы растут пучками или врассыпную,

Деревья ж растут редко иль густо.

Появление всякой суетной мысли осуждается буддистами, а это положение не устраивает Ван Вэя, ведь тогда все окружающее не будет восприниматься, в том числе и милая его сердцу прекрасная природа:

А когда мысль исчезнет - ничто не может быть

замеченным,

Рождение всякой мысли осуждается за стремление

к бытию.

В заключение Ван Вэй упоминает древние китайские царства У и Шу, под которыми он подразумевает конфуцианство и буддизм:

Покориться царству У

Или возвратиться в царство Шу.

Намекая на историю о некоем полководце, которому нужно бьшо решить задачу - возвращаться ли обратно в царство Шу, где ему за свои деяния не сносить головы, или покориться царству У, где его ждала та же участь, Ван Вэй говорит о том, что ему, по крайней мере, во время болезни, когда писалось это стихотворение, безразлично, будет ли он и далее оставаться приверженцем буддизма или вернется в лоно конфуцианского учения. Ван Вэй понимал всю сложность прочтения своего философскою произведения, обращенного к отшельнику Ху, который был, как намекает поэт, ограничен рамками буддийского мировоззрения и не отличался высоким полетом мысли, "Если ты не поймешь, прошу меня не винить", - такими строками заканчивает Ван Вэй свое произведение.

Таким образом, этот стихотворный цикл, написанный в минуты физического недуга и связанного с этим душевного беспокойства, в целом можно считать отражением всего мировоззрения Ван Вэя, сколь сложного, столь и противоречивого.

Этот цикл не единственный, посвященный отшельнику Ху, который, был, вероятно, его близким другом. В стихотворении "Посвящаю отшельнику Ху по поводу болезни и отправляю ему рис", написанном, очевидно, в ту же пору, что и предыдущие два стихотворения, Ван Вэй касается более глубоких философских основ буддийского учения:

Когда окончательно узришь четыре больших причины,

Корни природы откуда появляются?

"Четыре больших причины" в буддизме - земля, вода, огонь и ветер, где земля выступает как олицетворение костей и мяса человека, т. е. плоти и вообще всего сущего; вода - как наличие жидкости в теле человека - кровь, слезы, моча, слюна и т. п.; огонь - как символ тепла и дыхания, а ветер как олицетворение движения мускулов в теле. От физического Ван Вэй переходит к духовному:

Ложные помыслы если не появляются,

Тело это кто обвинит в дурном или хорошем?

Ван Вэй не согласен с утверждением, что все живущие лишь гости - "кэ" на этом свете:

Облик и голос как можно назвать приходящими?

Мир инь вновь кто будет хранить?

Далее поэт указывает буддистам на то, что в учении, проповедуемом ими, столь же много нелепостей, как и в китайских учениях, например, в притче "Чжуанцзы" об ивовой ветке, которая стоит буддийского "глаза лотоса" - как олицетворение глаза бодхисаттвы - всевидящего глаза мудрости:

Вы лишь говорите о глазе лотоса,

А разве можно гнушаться ивовой ветки?

Болезнь отшельника Ху, вызванная чрезмерным усердием, долгим постом, побудила Ван Вэя напомнить ему, что жизнь и смерть должны восприниматься буддистом как иллюзия, да и стоит ли так стремиться к совершенству, к пустоте.

Ван Вэй близок в понимании смерти к концепции смерти Хуэйнэна. "Смерть и рождение сосуществуют в каждый миг бытия: провожая кого-нибудь в мир иной, мы одновременно встречаем кого-нибудь, пришедшего к нам. Хорошее и плохое едины, и это понял только Шэньхой {Шэньхой или Шэньхуэй - ученик Хуэйнэна, спустя 50 лет после смерти наставника опубликовал трактат "Люцзу таньцзин" "Алтарная сутра шестого патриарха" - и добился главенства школы Хуэйнэна.}, следуйте ему и не оплакивайте меня", - просит умирающий Хуэйнэн собравшихся вокруг него учеников [53, с. 47]. Сам поэт лишний раз убеждается в своих выводах, что тело - лишь временная субстанция, корень всех зол и страстей. Да и что такое смерть! Лишь переход из одного состояния в другое. Это ли не прямое влияние буддизма:

Бытие и небытие отличаются от обычного взгляда

людей,

Жизнь и смерть воспринимаются как химера.

Раз уж заболел, значит, реальный облик обретаешь,

А стремление к Пустоте как раз и есть безумство.

Не существует ни одной дхармы как реальность,

Не существует ни одной дхармы как грязь.

Ты, отшельник, издавна сведущий во всем,

Следуя обстоятельствам, умей встряхнуться!

А тем более во время болезни не следует так во всем себе отказывать, например, в удобной постели, необходимой для больного, и, конечно же, чашке риса. Едва ли будешь сыт одним полосканием рта {Во время периода поста монахам запрещалось принимать скоромную пищу, и наиболее благочестивые монахи ограничивались лишь полосканием рта.}: