Долго и злобно хохотал Гвин маб Нудд, а его бесовская орда галдела и верещала в темноте вокруг. За его спиной возникли неясные очертания огромного черного пса, высокого, как колонна, подпирающая кровлю, хромого, кривозубого, с пылающими словно уголья глазами и раскрытой пастью. Из его ноздрей, пасти и зада исходило зловоние, словно от хорька, запах трупов, которые псы растаскивают на поживу с поля боя. И показалось Гвиддно Гаранхиру, что тварь подкрадывается все ближе, и его острые, как клинки, зубы были не так страшны, как та вонь, что исходила от его свалявшейся, заплесневелой шкуры.
Гвин маб Нудд учуял запах королевского страха и злобно осклабился от удовольствия. Поигрывая фигуркой гвиддвилла над клеткой, которой так боялся король Гвиддно, он, глумливо насмехаясь, произнес:
Вот он, пес прекрасный Гвина,Пес могучий, мудрый, сильный,Дормах, Мэлгоном любимый.
Пес тоже оскалился, его слюнявая пасть широко распахнулась — на все пятьдесят широких балок зала Гвиддно. Коричневые уголки его черных губ быстро поднялись. Словно острые пики гор были его зубы и клыки. Как скалы, что возвышаются на морском берегу под мрачной башней Кустеннина в далеком Керниу, острые, как кинжал Ослы Киллеллваура, между которыми белеют кости и лежат разбитые тела. Скажи Гвин маб Нудд одно только слово, подумал про себя король, и чудовище жадно пожрет всех мужей в зале — короля, князей и воинов. Он разорвет их, сгложет и проглотит.
Тот, кто жаждал вмешаться в поединок, чтобы предложить собственную загадку, понимал, что только король может играть в гвиддвилл в своем пиршественном зале с Гвином маб Нулдом в Калан Гаэф. И следует сказать, король Гвиддно играл очень неплохо.
— Дормах, грозный пес, ответь мне, —прерывистым голосом спросил он, —Что ты ищешь до рассветаНа холме туманном этом?
Все гости, и так оцепеневшие от ужаса в этом заполненном нечистью зале, содрогнулись, когда Дормах утробно зарычал И еще страшнее этого жуткого рычания было ржание его голоногого хозяина, Главы Охоты и предводителя отлетевших душ. Он яростно захохотал, сжал пальцами голову одного из пирующих и, раздавив ее словно яичную скорлупу, подал в когтистых своих пальцах его мозг Дормаху. Тот лизнул и сглотнул его. Яростным и жестоким был хохот Нудда, и таким же смехом отозвалась его злобная шайка из-под кровли, с концов лавок и от косяков.
Никто потом не смог припомнить, кто же ответил — пес ли или его хозяин Но слова, что прозвучали в головах людей, были таковы, что их не забудут, покуда дожди омывают могилы князей Придайна на нагорьях и мысах. Все, кто собрался во Вратах Гвиддно на Севере, услышали насмешливый пронзительный скрежет. Слышали его и те, кто жил в земле Кантрер Гвэлод и всех шестидесяти кантрефах Придайна.
По мне, страшнее всего были первые слова демона. Даже сейчас, в болезнях и скорбях скитаясь среди волков в Лесу Келиддон, в снегу по бедра, среди мук, что длятся уже десять и сорок лет, все время слышу я в завывании ветра с горы Невайс злорадный голос:
— Видел я тело Гвенддолау,Щедрого к бардам сына Кайдау —Воронам пожива на славу!
За этим последовали другие строфы, столь же мрачные по смыслу, но все они были неоспоримо правдивы, они были врезаны в гранитные плиты, вписаны светящимися буквами в бархатную книгу, парящую над миром. Не эту ли книгу уничтожил я вместо той, о которой пел Талиесин? Но в Иверидде — разрушение и опустошение, и смерть всего.
— Видел я Иверидд, где палСын его Бран, что славой блистал, —Ворон и над ним пировал!Пусть был Ллахлеу в волшбе силен,Пусть от Артура он был рожден —Все стал поживою для ворон!На юге, на севере я бывал,Где цвет Придайна воинства пал, —А я по их могилам скакал!Я мчал от восхода на закат —Повсюду в могилах воины спят!Я — жив, а им не вернуться назад!
Долго и громко хохотал, торжествуя, Охотник. Когда огромный пес Дормах снова растворился во мраке, Гвин маб Нудд, показалось, раздался от своей силы и увеличился ростом так, что рога его чуть ли не доставали до конькового бруса кровли. Больше он не насмехался над застывшим от ужаса королем, который с каждым неудачным броском костей клонился все ниже, пока подбородок его не коснулся земли. Последний ход — и короля сметут с доски! Гвин протянул руку, не сводя жуткого насмешливого взгляда с бледного лица короля Гвиддно, и подался вперед, чтобы сделать смертоносный ход.
Трудно сказать, сколько тянулось это мгновение — ведь это время безвременья. Затем внезапная судорога недоброго предчувствия прошла по уверенному лицу демона, когда он резко нацелился своей фигуркой в пустой квадрат, к которому были устремлены все взоры
Но за какой-то миг до того, как фигурку вставили в отверстие, по залу эхом пронесся звонкий крик, и see в изумлении обернулись. Это воскликнул принц Эльфин, который до этого мгновения сидел неподвижно, как и все. Теперь он вскочил и в величайшем возбуждении указывал на квадрат света в середине потолочной балки.
— Рассвет! — кричал он. — Рассвет! Игра кончена!
Когда Гвин маб Нудд раздраженно поднял взгляд, тоненький лучик бледного солнечного света проник сквозь щелку в деревянной стене, слабо, но заметно осветив фигурку короля Гвиддно в середине доски для гвиддвилла. Страшный вопль вырвался из глотки победителя, когда он понял, что у него вырвали из рук победу. И когда затих этот вопль, отдаваясь слабым эхом от стен зала и Врат Гвиддно на Севере, петух с красным гребешком ликующе прокричал на своем насесте во дворе.
Швырнув фигурку на доску, Гвин прыгнул высоко в воздух и опустился там, где у очага ждал его угольно-черный скакун. За ним потянулась вся его адская свора, прыгая, царапая друг друга в безумном желании не остаться внутри здания, когда расцветающий рассвет вновь вернет время, пространство и явь Острову Придайн и Трем Близлежащим Островам. Они хлынули вверх, сквозь дымовое отверстие — беспорядочная орда омерзительных уродцев. На миг вся толпа зависла в воздухе, как собирающаяся туча пчел, затем они пустились прочь, к северным горам и лесам Пустоши Годдеу. После себя оставили они в зале короля Гвиддно Гаранхира только вонь и испарения блевотины, дерьма, мочи, слизи, пены, слюны, пота, плевки, омерзительный запах дурных ветров — все эти гадкие запахи висели в каждом углу, в каждой щелочке.
На несколько мгновений небо над всем Островом Могущества потемнело от бегущих орд ада — от Пенрин Блатаон на севере до Пенрин Пенвэд на юге. Затем, когда во славе восстало солнце над берегами Манау Гододдина и Бринайха, омывая светом и теплом прекраснейший остров на свете, ослепительно белые красноухие Псы Ада перескочили через Стену, промчались над позолоченным солнцем Регедским морем и, жутко скуля, полетели домой над колеблемым ветром Лесом Келиддон. Жестоко подгоняемые своим рогатым хозяином и его бешеным воинством, они устремились вниз, в бездну, которая широко разверзлась — ни на мгновение раньше положенного — у основания затянутых облаками утесов, что стеной окружали бездонный Котел Кернуна в самом сердце Пустошей Годдеу. Поднялся и гигантский алтарный камень у подножия блистающей арки Каэр Гвидион.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});