Читать интересную книгу Буймир (Буймир - 3) - Константин Гордиенко

Конечно, людям надо было что-то сказать, но митинговать нет времени, надо спешить под защиту леса, пока немцы не подоспели. И Мусий Завирюха к месту ли, нет ли - второпях спрашивает:

- Ну, как вам тут живется?

Лучше бы не спрашивал. Шум, крик поднялся. Жалийка машет руками, будто крыльями, - давай гуси... Меланка Кострица доит корову - давай млека... Килина Моторная - давай яйки... Веремийка - давай меду...

Перед глазами замелькали сухие натруженные руки, - никак не напасешься на гитлеровское воинство! Горшки из печи тянут. Скотину из хлева волокут. В погреб лезут.

Мусий Завирюха, конечно, не с неба свалился, знает, что творится на земле, но надо же выведать, чем дышит население, его настроения, которые, правду сказать, он тоже знал.

Толпа росла. На жалобы людей - "До каких пор мы будем отступать?" Мусий Завирюха сказал, чтобы людям ясно было: "Красная Армия вымотает силы противника и потом добьет его! Под Москвой уже перемололи вражеские полки, гитлеровцы показали пятки".

Верть эта, разумеется, облетит все окрестные хутора и села, западет в душу каждому, - разве пожилые люди не говорили, что немец здесь недолговечен? Земляки приметили: речь Мусия Завирюхи запестрела непривычными словами - рубежи, контратаки, - видно, разбирается человек в военных делах.

К толпе приближается пышнобородый садовник Арсентий, спешит приветствовать дорогого односельчанина, дорогого, да не совсем обычного. Бросился на шею Мусия Завирюхи, не то плачет, не то смеется, отчего лица у партизан светлеют. Садовник задыхался от волнения. С того печального дня, когда судьба разлучила друзей, произошло много событий, так что не сразу соберешься с мыслями, о чем заговорить. Уж конечно не о том, как наращивать снеговые валы на южных склонах... Надо понимать, в какое время живем. Садовник Арсентий быстро сообразил, что к чему, и подбивает Мусия Завирюху:

- Запрягайте коней да разбивайте склады. Амбары забиты продуктами. Немцы приготовили рождественские подарки, но не успели вывезти... Пятьдесят пар одних сапог, полушубки, мука, валенки, сахар, пшено, сало, шнапс...

- Где нам взять соль? - спрашивает Мусий Завирюха.

- На складе, разумеется, - отвечает Арсентий, поняв, что партизаны живут не очень роскошно. Как же они все-таки живут? Случается небось, что и без воды, без соли?

- Порой и из-под копыта напьешься, и грибов сваришь без соли, отвечает Мусий Завирюха и добавляет:

- Духом, однако, не падаем!

И, чтобы не подумали, будто партизанам очень уж скудно живется, уточнил:

- А порой едим сало с салом, если разобьем немецкие склады.

Так вот они какие, партизаны!

- А много вас? - допытывались буймирцы.

- Счету нет...

Ведь не станешь говорить населению, что карателей разгромила горстка партизан. Не станешь говорить - порой как увидишь соль в хате, аж в дрожь тебя кидает.

Черноусый, смуглолицый учитель Василий Иванович, запыхавшись, догнал друзей и, едва сдерживая волнение, обратился с жалобой к Мусию Завирюхе. В недалеком прошлом рядовой односельчанин, Мусий Завирюха внезапно оказался средоточием народных помыслов, тревог, надежд. Учитель со своими наболевшими вопросами пришел к нему, как приходят на суд правды со своими человеческими горестями и бедами.

- Что же это такое?! Ничего подобного люди не видели, не знали со времен средневековья! - возмущался учитель. - Гитлеровские "сеятели культуры" осквернили землю! Можно ли это терпеть? Воздвигли виселицу! Для кого? Для нашего брата! Спилите виселицу!

Мусий Завирюха остолбенел.

- Где она?

- Возле церкви, вчера сколотили... На площади Шевченко... Ужас!

Мусий Завирюха посылает Родиона и Сеня спилить позорное сооружение. Только чтоб мигом!

Родиону не надо объяснять, где надо отыскать пилу, тотчас кинулся исполнять приказ. Прихватил с собой и топор.

Селивон постарался, не пожалел дерева, по приказу гестапо поставил крепкую виселицу. Острые зубья пилы яростно въедались, перегрызали столбы, на снег сыпались пахучие опилки, и вскоре сооружение затрещало. Какая-то бабка перекрестилась.

Всеобщее презрение обрушилось на головы оккупантов.

Партизаны запрягли лошадей в сани, разбили склады. Грузили муку, теплую одежду. Не миновали и хату старосты. Побили Санькины зеркала, вспороли подушки, - не без того. Забрали мешки с солью, возами везли шкуры, сапоги, валенки, сукна! Староста нажился на народном горе. Немало всякого добра натаскала Селивониха с базара. Чтобы дочиста опустошить хату этого обдиралы, не хватит на селе подвод.

Родион с Сенем, выполнив важное задание, - люди с замиранием сердца наблюдали за ними из окон, - примкнули к отряду, когда он был уже на пути к лесу. У оврага склонили голову... Пушистый снежок покрыл залитую детской кровью могилу. Рослый партизан Арсен припал к земле в печали по дочке с матерью. Мусий Завирюха подобрал рыжего зайчика и, отряхнув снежок, положил за пазуху.

Посреди вековых сосен, ухоженная, согретая в кругу друзей, Галя Черноморец пришла в себя. По изможденному телу разливалась истома, неудержимо клонило в сон, но девушка пересилила себя: нет, она не станет отдыхать, раз есть раненые. Проведала Теклю - та, обессиленная, измученная, стонала, металась, горюя о дочке. Возле нее хлопотала Мавра. Да можно ли уврачевать горе матери?

Пожилой фельдшер, долговязый жилистый Лука Минович, наводил порядок около санитарных саней. Розвальни устланы ряднами, набиты подушками, полушубками, забранными у полицаев и старост. С двумя партизанами постарше Галя спустилась в овраг, где раненые лежали прямо на снегу, некоторые из них уснули, словно согревшись под пушистым одеялом. Санитары понесли тяжело раненного бородача, а Галя осталась возле совсем еще юного партизана, пытаясь перевернуть его на другой бок, чтобы не замерз. Подложила под него плащ-палатку.

- Мне тепло, не трогай, - сквозь сон бормотнул он, обессилев, видно, от потери крови.

- Где уж там тепло, когда волосы к земле примерзли!

Переносить раненых через занесенный снегом овраг нелегко, а в обход далеко, двое крепких санитаров наверх едва выбрались.

Галя перетянула выше колена раненому ногу, чтобы унять кровь, с неимоверным напряжением, боясь потревожить рану, стащила сапог, убедилась, что кость не повреждена, вытерла снегом руки и залила рану желтой жидкостью, риванолом, вокруг раны хорошенько протерла кожу йодом, перевязала. Подоспели санитары, положили юношу на носилки, понесли.

Вечерело. Обоз с военным снаряжением, оружием, одеждой, продуктами, что пригнал Мусий Завирюха, был встречен на опушке. Сани двинулись просекой, затем долго пробивались сквозь чащу, петляя между деревьями. Марко вел обоз известной ему одному безопасной дорогой. За обозом тянулись сани с ранеными, с партизанскими семьями. Под вооруженной охраной пробирались в самую глубь лесных дебрей. Вьюга заметала колею.

Партизанский заслон двигался следом. А чтобы не насели каратели, Устин Павлюк перекрыл лесные дороги завалами из вековых сосен. Через них не пробьется ни одна машина. Да и заминировано все кругом. Со стороны же лесной чащи, изрезанной оврагами, помешать отходу партизан никак невозможно. И когда дозорные с деревьев дали знать, что в поле сквозь снежную заметь видны огни, Мусий Завирюха пренебрежительно бросил:

- Что немцы знают о наших чащах?

Устин Павлюк возразил:

- Немцы сами вглубь не пойдут, полицаев пошлют.

Партизанский заслон не спеша продвигался вперед, вслед ему била пушка, лес отзывался эхом на все лады, вокруг раскатывался такой треск, будто само небо раскололось. Партизанский обоз растянулся по просеке. Мусий Завирюха приказал ездовым не отрываться друг от друга, держать наготове ручные пулеметы, автоматы. Заурчали машины, начали бить вражеские тяжелые минометы, - ударит мина и вырывает с корнем дерево. Ракеты освещали бор, все пространство между деревьями, стало видно, как отряд карателей - всадники и пехота - оцепляет лес. И тогда в просвет между деревьями застрочили автоматы и пулеметы партизан...

Пожилой пулеметчик Повилица выскочил из саней, выбежал на поляну, всматриваясь из-за деревьев в ту сторону, откуда наседали каратели. Мусий Завирюха напустился на него:

- Чего лезешь под пули? Спрячь бороду!

- Смотрю, куда бить. Шапка разлетелась в клочья, - неуязвимый я...

С опушки донеслись один за другим несколько сильных взрывов - значит, гитлеровцы напоролись на мины, заложенные Павлюком. Убедились, что им не под силу окружить отряд. Теперь поостынут. Партизаны повеселели, начали отрываться от противника. Орудие уже било вслепую, смерть с лютым шипением пролетала над верхушками деревьев.

...Затрещали деревья, веером взметнулось пламя. Галю оглушило, у нее потемнело в глазах. Дивчина бросилась на протяжный стон, доносившийся из передних саней. В кустах лежал конь с развороченным боком, пулеметчику Повилице перебило правую руку. В темноте сняли кожух, рука повисла, чуть держалась. Лука отрезал по локоть руку, откинул в кусты, опаленную огнем, с крепкими пальцами, могучую руку кузнеца. Галя перетянула руку выше локтя резиной, остановила кровотечение, смазала йодом, забинтовала полотном.