Читать интересную книгу Вечная молодость графини - Екатерина Лесина

Полумесяцом оно и расчерченно узорами. Завитушки, цветочки какие-то. Камушков несколько.

– Камни полудрагоценные, поэтому много вам за них не дадут, – подсказала дамочка, точно заглянула в Баженину голову. – И да, вещь очень ценная. Но вы не сумеете ее продать. Точнее, вам не дадут больше тех двух тысяч, которые я предлагаю. А скорее всего ничего не дадут, но сдадут милиции.

Да у Бажены и мысли не мелькало, чтоб украсть. Она отродясь чужого не трогала! И сейчас не тронет. Но вещица-то красивая.

– Красивая, – дамочка протянула фотографию. – И опасная. Она принадлежала Эржбете Батори. Вряд ли вы слышали, но я расскажу, если любите страшные сказки. Эржбета была прекрасна. А еще достаточно умна, чтобы понять, что красота скоротечна. И придумала способ ее удержать. Она стала убивать молоденьких девушек, забирая и жизнь их, и молодость…

Голос дамочки стал мечтательным, и Бажена перекрестилась. Не то чтобы она верила, скорее даже не верила, но разговор этот жути нагнал изрядно.

– Смерть Эржбеты была так же страшна, как и жизнь. И конечно, это было давно, если вообще было, но… знаете, правду говорят, будто вещи помнят хозяев. Я не любила прикасаться к гребню. И мне страшно подумать, что произойдет, если кто-то… какая-то молоденькая девушка вдруг решит использовать его по назначению. Безумие заразно. Даже через века.

– Вот не надо меня пужать! – Бажена почти уже решила не связываться ни с ненормальной дамочкой, ни с ее гребнем, но осень за окном корчила рожи, а сапогов – сапог! – хотелось.

Итальянских. Из мягкой кожи. С толстой подкладкой натурального меха. С каблуком изящным и устойчивым. С подошвой толстой, но не тяжелой.

Господи, да один-то разок в жизни она право имеет!

– Я вас не пугаю. Я предупреждаю. И мне хотелось бы, чтобы предупреждение мое было воспринято серьезно. В любом случае, если вы не верите в сверхъестественное, вы уж точно верите в милицию и Уголовный кодекс.

Бажена протянула снимок, глухо сказав:

– Я найду ваш гребешок.

– Гребень. Не обижайте вещь презрительным названием. А фотографию себе оставьте. Пригодится. Хотя, конечно, его сложно забыть. И позвоните мне. Даже если передумаете или не найдете…

Она оставила визитку. И на следующий же день Бажена позвонила.

– Вы не нашли гребень? – Дашке было жалко женщину. Она и вправду не хотела плохого. Более того, если гребень и вправду принадлежал Красникиной, то Бажена избавила подругу от крупных неприятностей.

Но тогда не из-за гребня ли убили девочку? И про Батори Дашка что-то слышала, но что именно – пока не вспомнила.

– Нашла. Он в Машкиной сумке лежал. На самом дне. Неприятная вещица, – Бажена, почти совсем успокоилась, только носом шмыгала. – Я как увидела, так прямо и оцепенела вся. Стою, гляжу, а в руки взять никак. Ну аккурат как если бы оно живое. Я даже домой вернулась, пакет взяла и еще перчатков резиновых. Смешно вам?

Ничуть. Дашка была не из тех, кто смеется над странностями. Один Адам чего стоит.

– А дальше что?

– Ну… я отдала гребень ей. Она мне – деньги. И документы показала, страховку вроде, в которой значилось, что этот гребень ей принадлежит, и все по-честному. А потом все так… так случилось… – она снова захлюпала носом, принялась тереть щеки, пока те не стали пунцово-красными.

– А Маша, она что-нибудь говорила, когда обнаружила пропажу гребня?

– Нет.

– Совсем ничего? И не разозлилась? И не выспрашивала, куда подеваться мог?

Бажена замотала головой. Странненько. С другой стороны, если действительность соответствует Бажениному рассказу, то гребень не может стать поводом для убийства.

И вообще может случиться так, что убийство это к убийству Танечки Красникиной отношения не имеет. Совпадение, и только.

Витольд поскребся в дверь перед закатом. Не дожидаясь разрешения – Алина в жизни бы не разрешила – втиснулся в щель и застыл, подслеповато щурясь. Близорукие глаза его, упрятанные за темными стекольцами очков, казались черными точками на белом лице.

– Алиночка, – прошептал он, прижимая стиснутые кулачки к груди. – Алиночка, нам нужно поговорить.

– Говори, – Алина отложила книгу и спрятанное в ней зеркало. Щелкнула выключателем и зажмурилась, привыкая к слишком уж яркому свету. Витольд в нем потерялся.

Зато не потерялся в комнате. Он подошел к креслу, забился в него, как кролик в шляпу фокусника, и снова пробубнил:

– Это важно. Это очень важно…

У него нет неважных дел, даже стирка носков превращается в мероприятие, достойное эпического описания. Алина помнила, как он собирал носки, разделял их на светлые и темные, после стирал каждую пару отдельно, натирая подошвы серым куском мыла. Долго полоскал, тщательно развешивал на батарее, и лишь когда партия подсыхала, брался за следующую.

Витольд всегда был серьезен. И в этом очень подходил Галочке.

– Галина, она… мне кажется, наш брак исчерпал себя.

– Неужели?

– Да. С самого начала было понятно, что это – ошибка! Но я так страдал… ты уехала. Ты бросила меня и предала нашу любовь.

Про любовь писали и в книжке, которая лежала на прикроватном столике, только там любовь была чистой и ясной, предопределенной с первых страниц.

– И я отчаялся. Да, Алина, я потерял себя, и потому позволил вовлечь в тенета этого нелепого брака. Но теперь я устал. Я жажду свободы.

– Жаждешь – бери. Я при чем?

Витольд засопел. Большие пальцы его нервно дергались, то касаясь глянцевого шелка жилеточки, то прижимаясь к кулачкам.

– Ты… ты та, о которой я мечтал. О которой я помнил всегда. И теперь, Алина, настало время, когда я могу сказать тебе это, не боясь быть осмеянным! Нет! Молчи!

Она и так молчала, раздумывая, как бы половчей выпроводить этого идиота. Витольд же вскинул руки к потолку, замахал, дирижируя пламенной речи.

– Я вижу тебя, истинную! Ты страдала и продолжаешь страдать! Жизнь твоя, несмотря на все эти деньги, не стала легче…

…стала. В чем-то. А в чем-то сложнее. Никогда не угадаешь, где найдешь, где потеряешь. Вот и в рифму получилось, так недолго и до стихов скатиться.

– …тебе нужен друг. Партнер. Кто-то, кому ты сможешь доверить все свои огорчения, кто возьмется решить твои проблемы и…

– Уходи, – Алина взяла книгу, придержав пальцем зеркальце, которое норовило выскользнуть из плена страниц.

– Что?

– Уходи. Если мне и нужен друг, то точно не ты. Ты же только и умеешь, что плакать и жаловаться. Был со мной, жаловался на Гальку. Был с Галькой, думаю, жаловался на меня. Потом на детей. Детям снова на Гальку. Тебе не противно так жить? Повзрослей уже.

Вскочил. Одернул жилетку, поправил галстук и бросил гневный взгляд. Похоже, долго репетировал позу. Получилась впечатляюще.

– Ты – стерва! Но я тебя люблю. И знай, твоя сестра собирается предать тебя! Но я не с ней.

Неужели?

– Она замыслила избавиться от тебя. Завладеть имуществом и…

– …и отправить тебя в отставку, заменив на… на нашего молодого и такого очаровательного шофера. А тебе это не по вкусу, так?

Витольд растерянно пожал плечами.

– Так вот, передай Галочке, что если со мной случится… несчастье. Любое несчастье. То деньги отойдут Тынину.

– Кому? – удивление Витольда было прекрасно.

– Адаму Тынину. Владельцу бюро похоронных услуг. По-моему, он очень интересный человек. Куда интереснее, чем вы все, вместе взятые.

– И… и что? Это повод, чтобы оставлять ему все?!

– Нет. Но больше некому.

– Но это не честно!

– Почему? Мои деньги, кому хочу, тому и завещаю. А про честность… где была твоя честность, Витольд, когда ты от своего ребенка открестился? Или когда писал мне, что все кончено, и что ты не можешь связывать жизнь с особой, столь легкомысленной? Тебе нужен кто-то серьезный. Пожалуйста. Я не мешала. Я даже помогла вам, когда поняла, что нужна помощь.

– Бросила кость с барского плеча!

– Кости с плеч не бросают. Со столов – да. А в остальном, Витольд, скажи, разве тебя здесь держат? Заставляют принимать подарки? Пользоваться кредитными картами? Жить в этом доме? Ты свободен. Ты можешь убраться хоть завтра. Или даже сегодня?

– Ты разрушила мою жизнь! Нашу жизнь!

– Не я, Витольд. Вы сами ее разрушили. А точнее, сделали выбор. Один. Второй. Третий. Так наберитесь духу выбрать еще разок, – Алина с раздражением открыла книгу и подняла, заслоняясь ею от Витольда. Блеснуло зеркало, поймало свет и радостно отразило искаженное злостью лицо Алины.

Подпухшие веки. Трещины вокруг рта и на лбу тоже. Блеклость и отечность кожи. И избыточная жесткость линии губ.

– Если… если есть справедливость, – взвизгнул Витольд, – то ты получишь по заслугам! Господь, он все видит!

И не только Господь.

Продолжить чтение было невозможно. Буквы плыли, смысл ускользал, и Алина, поддавшись порыву, швырнула книженцию в шкаф. Встала. Прошлась. Открыла бар и секунд пять пялилась на бутылки. Достала белую, плоскую и, свернув крышку, хлебнула прямо из горлышка.