отклонил договор с США о строительстве канала, не удовлетворившись финансовыми условиями и испугавшись за суверенитет страны, Рузвельт гневно раскритиковал это, по его словам, «проявление мрачного невежества». Своему государственному секретарю Джону Хэю он сказал: «Не думаю, что этой шайке трусов из Боготы следует позволить и дальше отвечать за одну из будущих магистралей цивилизации»[385]. В ответ на решение Колумбии Рузвельт «вознамерился сделать то, что требовалось, не обращая внимания на помехи»[386].
Прежде всего Рузвельт полагался на вольное прочтение договора 1846 года между США и Колумбией, уверяя, что Америка, по сути, вправе сама строить канал. «На мой взгляд, нравственно мы, безусловно, правы, – сказал Рузвельт своему союзнику в сенате, – и потому можем строить по договору 1846 года, вмешиваться в дела и требовать, чтобы нам никто не мешал»[387]. Но когда французский инженер и бизнесмен Филипп Бунау-Варилья[388] принес весть о том, что в Панаме произошла революция, ТР, что называется, поменял лошадей на переправе.
На встрече в Белом доме 9 октября 1903 года Бунау-Варилья (имевший значительный финансовый интерес в завершении строительства канала) прямо спросил президента, поддержат ли Соединенные Штаты Америки панамское восстание против колумбийского правления. Рузвельт уклонился от ответа, но не стал и утверждать, что США поддержат своих союзников-колумбийцев в подавлении движения за независимость. Вместо этого он сказал: «Мне ни к чему правительство, которое делает то, что сделало это правительство»; позже ТР отметил, что Бунау-Варилья «оказался бы невыразимо глупым человеком», не пойми он смысла этих слов.
Удостоверившись, что рассказ Бунау-Варильи о потенциальной революции точен, Рузвельт приказал направить военные корабли к панамскому побережью, а армии было приказано подготовиться к высадке на побережье[389][390]. Государственный секретарь Хэй известил Бунау-Варилью об этих решениях. Ко 2 ноября корабль «Нэшвилл» курсировал у Колона, а еще девять канонерских лодок вскоре заняли позиции у атлантического и тихоокеанского побережий Панамы[391].
Третьего ноября повстанцы объявили о независимости от Колумбии. Контингент морских пехотинцев США высадился на берег и «оседлал» главную железную дорогу, чтобы помешать колумбийской армии подавить восстание, а американские корабли заблокировали колумбийским доступ к побережьям. ТР также предупредил правительство Колумбии, что при попытке поставить под сомнение независимость Панамы следует ожидать появления американских войск на территории страны. Менее чем через семьдесят два часа после объявления о независимости Панамы США первыми признали новое государство и установили с ним дипломатические отношения[392].
Бунау-Варилья быстро составил договор, который отдавал США «неограниченные» права на будущий канал в обмен на 10 миллионов долларов авансом и 250 000 долларов ежегодно. Сделка, как признавался государственный секретарь США в частном порядке, «вышла крайне удовлетворительной, к значительной выгоде Соединенных Штатов, и мы не должны раскрывать, насколько получится, конечно, сколь многого лишилась Панама»[393]. В последующие годы стало ясно, что соглашение оказалось исключительно односторонним. Например, Панама продолжала получать от канала по 250 000 долларов в год, а казначейство США собрало около 1 миллиона долларов прибыли в 1921 году, около 14 миллионов долларов в 1925 году и более 18 миллионов долларов ежегодно с 1928 по 1930 год[394]. Кроме того, здесь не учтено снижение стоимости корабельных перевозок, сказавшееся на удешевлении товаров для американских потребителей и сделавшее американские товары более конкурентоспособными на внешних рынках. К 1970 году сбор за проход по каналу превышал 100 миллионов долларов ежегодно, а к концу двадцатого столетия, когда США наконец передали право собственности обратно Панаме в соответствии с договором, подписанным президентом Джимми Картером, сбор составлял 540 миллионов долларов ежегодно[395]. В целом, сравнивая сумму, которую США ежегодно выплачивали Панаме по соглашению, и ту сумму, которую Америке (и Франции) приходилось платить по шести предыдущим (менее обременительным) контрактам, можно сказать, что упорство ТР, вероятно, лишило Панаму годовой выручки в размере от 1,2 до 3,7 раза больше годового ВВП страны[396].
До самой кончины ТР утверждал, что революция в Панаме была вызвана естественным стремления панамского народа к независимости и желанием построить канал[397]. Одобряя ее итог, даже сторонники Рузвельта прямо называли случившееся переворотом и интервенцией. Министр обороны Рузвельта Элиу Рут сказал ТР: «Вы доказали, что вас обвиняли в соблазнении, а по всему выходит, что вы виновны в изнасиловании»[398].
Спор о границах Аляски
Приблизительно одновременно с поддержкой панамского движения за независимость ТР усугубил разногласия с северным соседом США – и его имперским покровителем, Великобританией – по поводу границы между западной Канадой и будущим американским штатом Аляска.
Мы можем наглядно увидеть результат аляскинского пограничного спора на географической карте. Из «тела» Аляски выдается толстый «хвост», который тянется на пятьсот миль на юг, отделяя Канаду от Тихого океана. Соединенные Штаты Америки унаследовали условную границу между Британской Колумбией и тогдашней Аляской, когда выкупили Аляску у России в 1867 году. Многие годы Вашингтон довольствовался этой весьма условной границей[399]. Спорадические попытки установить четкую границу предпринимались после того, как Британская Колумбия присоединилась к Канадской федерации в 1871 году. Но они ни к чему не приводили, а в 1897 году на канадском Юконе были обнаружены золотые россыпи. Внезапно вопрос о границе приобрел насущность и актуальность – по простой причине: золото было в Канаде, зато США контролировали важнейшие маршруты от океана к Клондайку, фактически недоступному по суше. Канада утверждала, что ее граница должна пролегать не в тридцати милях от материкового побережья (как трактовала судебная практика США), а в тридцати милях от побережий малых островов. Такая интерпретация границы гарантировала Канаде прямой доступ к морю и предоставляла ей права собственности на Джуно, Скагуэй, Линн-Кэнал и Глэсьер-Бей[400].
Рузвельт сомневался в обоснованности канадских притязаний, которые он назвал «столь же нелепыми, как если бы они потребовали себе остров Нантакет»[401]. Направив войска для защиты американских интересов, ТР пригрозил принять «радикальные меры, если понадобится». В частном порядке он предупредил британского посла, что «будет некрасиво», если Канада или Великобритания попробуют «уязвить» США[402]. В знак уважения к просьбе министра обороны Рута он согласился передать пограничный спор на рассмотрение международного трибунала, но только после того, как Рут заверил его, что трибунал всего-навсего ратифицирует американскую позицию. Верный своему слову, Рут собрал такой трибунал, где каждая сторона выбирала трех представителей; получалось, что при худшем для США раскладе голоса разделятся 3 на 3. Не желая полагаться на волю случая, Рузвельт назначил в трибунал трех своих союзников, мысливших, как он сам, – Лоджа, Рута и бывшего