Уверена, все могло сложиться иначе, если бы не поступок Полины, но в итоге не было сил оставаться там дольше, и я позвонила Дэвиду, попросила приехать за мной. Конечно, он пытал меня не только всю дорогу до дома, но и потом возле подъезда. Выяснял, почему слёзы на глазах. А я объяснить не могла. Сердце разрывалось за Марата в эти мгновенья, но вместе с тем такой трепет в груди ощущался… Все эти мелочи, складывающиеся в пазл. Когда он взял меня за руку, когда я дотронулась до его разбитой скулы, когда мы стояли и молчали в коридоре первого этажа. Как будто многое осталось недосказанным из-за обстоятельств.
Запуталась. Не понимаю. Чувствую, что между нами есть что-то необъяснимое. Это не та дружба, которая связывает с Дэвом. Это не показуха, которую устраивал Савва.
Не знаю, как это назвать. Сейчас не знаю.
Марат уехал с родителями и сестричкой в Сочи, там они встретят Новый год и его день рождения. Моя мама со своим мужчиной празднует в какой-то новой компании. Отец заезжал вечером, предлагал с ним отправиться домой, но я отказалась. Пусть будут вдвоём с Анжеликой, чего уж. Бессмысленно портить людям атмосферу, и себе хуже сделаю, и им. Папа не стал уговаривать, сказал, что могу приехать в любой день на каникулах, и вручил подарок – модный стайлер для волос известного бренда, который я хотела в последнее время. Наверное, я все ещё верю в Деда Мороза, потому что у меня свой собственный есть. Лучший Дед Мороз – папа.
Но Снегурочка у него взрослая, длинноногая и молоденькая.
Поэтому я остаюсь с бабушкой и ем неизвестно какой по счету бутерброд с икрой, закусывая «цезарем» собственного производства, интернет в телефоне не включаю – пусть поздравления ждут до утра, устало луплюсь в экран с новогодним музыкальным шоу.
За окном разрываются фейерверки, хлопушки и петарды. Сколько бы не было лет, в эту ночь все становятся детьми. Наш шумный, густонаселенный проспект веселится, кричит, гуляет.
Хочется искренне порадоваться за людей, которым хорошо в этот час. Пусть каждый загадает желание и будет счастлив. И я тоже хочу хоть капельку этого счастья!
- Лекс! Лекс, выйди ко мне!
Это… в ушах шумит или правда? Меня действительно зовёт голос с улицы?
Голос… Кая?
Боже!
Я моментально подлетаю к окну. Там внизу действительно Кай. Кажется, он жутко пьян, а ведь он почти не пьет.
- Лекс! Пожалуйста!
Целый месяц я не видела его. Он исчез со всех радаров, не приезжал, не писал, не звал на свидания. Видимо, почувствовал, что между нами ничего не меняется, и успокоился.
Выходит, я не угадала.
- Выйди, прошу!
Да выхожу, выхожу. Как же его одного бросить посреди сугробов?
- Куда ты, Лексик? – бабушка видит, как судорожно я собираюсь. И крики Хайера тоже слышит, разумеется. – К чуду своему? Небось, желание новогоднее сбылось уже? Или ты другого загадывала?
Я от такого шапку из рук роняю. Вот придумает же! Я его не загадывала. И Марата тоже. Они сами себя загадали.
Молча киваю, беру ключи и сбегаю по лестничным пролетам вниз. Хайер продолжает перекрикивать петардные взрывы и стоит с задранной вверх головой. Всё выглядывает меня в окне, хотя я уже спустилась.
- Кай! – зову его, обращая на себя внимание.
- О, Лекс, ты пришла! – улыбается так широко, как никогда в жизни. Я ошиблась. Он не просто жутко пьян, он едва на ногах стоит. Или уже не стоит?
Его пошатывает, и он заваливается вперед, опускаясь на колени, тут же обхватывает мои ноги и притягивает к себе.
- Лекс моя, ты пришла ко мне.
На нас и не смотрит никто особо. Подумаешь, пьяный чудак дурачится. Только не дурь это вовсе, и я от того, что вижу сейчас, зареветь готова.
Я поставила Кая Хайера на колени. Пусть и бухого в новогоднюю ночь, но все же.
Гордый, самоуверенный и самодостаточный парень, который не любит шутки про холодное сердце. Он впивается в мою кожу даже через джинсы и смотрит почти щенячьим взглядом. Целый месяц молчания, ни единой встречи, и вот он не выдержал, пришел. Это слишком, слишком…
Осматриваюсь во дворе, выискивая глазами белый «мерседес». Его машины рядом нет, слава Богу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
- Ты же не садился за руль?
- Нет, друг-трезвенник привез.
- Езжай домой, Кай. Или к родителям, тут близко.
- Нет.
Прижимается головой к моей куртке. К самому животу, посылая импульсы тепла через плотную ткань.
- Не прогоняй, Лекс.
Не прогоню. Знаю же, что не смогу.
- Пойдем к нам тогда, бабушка не выставит тебя за дверь в таком виде.
- Ты пустишь меня домой? – слишком резко поднимается и снова пошатывается. – Ты пустишь меня?
- Будешь спать на ковре с Рокси.
Он только смеется в ответ и двигается прямо к подъезду.
- Лекс…
- Ну что? Зачем ты так напился, Кай?
- Чтобы не думать о тебе. Забыть и не вспоминать. Как видишь, обломался и начал думать еще больше.
Пока ждём лифт, у Кая только сильнее развязывается язык.
- Ты не понимаешь, как плохо без тебя, Лекс. Я все сделаю, что захочешь, девочка, все, слышишь?
Он хватает меня за рукава куртки и резко тянет на себя. Напрягаюсь моментально, он замечает и отпускает. Заходим в лифт и в звенящей тишине проезжаем этажи. Выходим на лестничную площадку, я ищу в кармане ключи, слишком долго ковыряясь, как назло. В подъезде темно, свет не зажегся. Свечу фонариком телефона.
- Люблю тебя, Лекс.
Ключи выпадают из рук.
Загорается сенсорное освещение, в подъезде сразу же становится светлее. Сердце, сделав отчаянный толчок, отваливается из грудной клетки и падает куда-то. Кажется, в низ живота. А может, и вовсе в пятки. Или в пятки душа уходит? Не соображаю, что куда, просто ощущаю смятение внутри.
- Только тебя, Лекс. Только тебя. Прости, что без подарка.
Упавшее вниз сердце рвется на куски.
Да какой подарок?
Боже, Кай… Вот так, ночью в подъезде, о любви. «Только тебя люблю».
Воздух закончился, а новый не завезли. Опускаюсь и резко поднимаю связку с пола, открываю дверь и захожу первой, чтобы быстро объяснить все бабушке. Она кивает со странной улыбкой и разрешает оставить Кая в моей комнате, а мне предлагает лечь на раскладном кресле у неё. Быстро перетаскиваю своё плательное белье в комнату бабушки, выуживаю из шкафа новый комплект и начинаю энергично застилать. Кай медленно и печально раздевается и разувается, а потом отвешивает бабушке поклон и садится на диван, где я ещё не успела соорудить новую постель.
- Поднимись, Кай.
Вместо этого он сползает на пол и собирается реально растянутся на ковре. Мы с Рокси смотрим на него, как на дурака, а он переводит взгляд с меня на собаку и ржет. Наскоро расстилаю простыню, кидаю подушку и даю плед. Думаю, муки с пододеяльником все равно сейчас не оценят.
- Ложись, Кай.
- Тебе идёт этот властный тон.
- А тебе не идёт выпивать.
- Знаю. Ты меня простишь?
Не понимаю, что ответить. Он слишком много выпил и едва способен соображать. Выспится – тогда поговорим.
- Спокойной ночи, Лекс.
Закутывается в кокон, отвернувшись к стене, и уже через две секунды мирно сопит. Стою, облокотившись о дверной косяк, и молча смотрю на жесткие вьющиеся волосы Кая. Он лежит спиной ко мне, но я все равно стою и слежу за ним, пока не наваливается моральная усталость.
Забираю Рокси, закрываю дверь и оставляю девочку в коридоре. Бреду в комнату бабушки и без лишних слов заваливаюсь спать.
Сумасшедшая ночь.
Утром просыпаюсь довольно поздно по своим меркам, но и легла далеко не в десять вечера. Рокси явно уже жаждет идти гулять, но я медлю. Сегодня придётся моей хорошей потерпеть.
Осторожно захожу к себе в комнату. Кай во сне перевернулся на другой бок и теперь лежит ко мне лицом. Пододвигаю компьютерное кресло к дивану и сажусь, сложив ноги по-турецки. Сижу и снова смотрю на него.
Что увидеть хочу? Не в курсе, но смотрю упрямо.
Через несколько минут Кай открывает глаза.
- Доброе утро, кроха. Ты простишь меня?