ли, сынок? — подойдя, спросил дед Левентей.
Сакар, не отвечая, смотрел на карта и других людей — зачем их столько набралось сюда? Ах да, они ведь пришли просить у великого бога счастья для Сакара, обилия, мира и долгих лет жизни его семье. Принесли ветку священного дерева, обещали, что бог дарует ему счастье… Вот какое счастье дал Сакару бог!
Что произошло дальше, Сакар не помнит. Схватив со стены ружье, он навел его на карта.
— Убирайся отсюда! — в бешенстве закричал Сакар. — Все твои молитвы — одно вранье! Убирайтесь! Все убирайтесь отсюда! Застрелю! Убью!
И карт, и ужанурский Степан, и все другие, как овцы, толкаясь в дверях, ринулись из избы.
«Священные листья» остались на божнице. Схватив их, Сакар выбежал во двор и выбросил ветку через забор на улицу. Как раз в это время по улице шло стадо овец. Овцы окружили ветку и дружно начали ее общипывать.
Дед Роман со Степаном кинулись выручать «священные листья», но опоздали, от ветки остался один только голый прут.
Сакар вернулся в избу. Родной дом показался ему мрачным и нежилым. Он сел возле матери.
Немного погодя, осторожно открыв дверь, в избу ти хонько зашли дед Левентей и Левентеиха.
8
Припекает солнце. На лугах благоухает скошенная трава. На одном краю луга мужики докашивают траву, на другом — женщины сгребают сухое сено. Сначала делают валки, потом сбивают в небольшие кучки. Молодые парни собирают эти кучки в копны. Пять кучек — копна.
Девушки поют:
По Элнету луга — что за луга? —
Им с лугами Юшута никак не сравниться.
Но в Юшуте вода — что за вода? —
Ей с элнетской водой никак не сравниться.
Бьется, плещет сорожка — разве рыба сорожка?
С окунем ей никогда не сравниться.
Шайрамбальские девки — разве это невесты?
С аркамбальскими им никогда не сравниться.
Как бы в ответ на эту песню бойкая бабенка запела:
Как река Элнет течет,
Что ни шаг, то поворот.
Что ни речки поворот,
Там черемуха цветет.
Только цвет не отцветет,
В чьи-то руки попадет.
Нынче девушки добры,
Нынче девушки хитры.
С ними лучше не шути:
Не успеют подрасти,
Справят свадебный наряд,
Замуж сразу норовят…
И с парнями не шути:
Не успеют подрасти,
Время даром не теряют,
Жен тотчас же выбирают.
— Ох, тетя, а вот если я запою — заслушаешься, — засмеялся молодой мужик.
— Спой, послушаем, — отозвалась та.
— А не обидишься?
— Зачем-же обижаться на песню?
— Слышали, девушки, говорит — не обидится?
— Слышали, слышали! — закричали девушки. — Пой, Микал, пой, только нас не задевай…
Коркаяльские девчата — в лапотки обутые,
Яранурские девчата — ноги — дуги гнутые.
Все разом посмотрели на бойкую бабенку. Она родом из Яранура, а яранурских девчат на элнетской стороне называют «кривая нога». Прозвище это несправедливо, в Ярануре есть девушки и с прямыми ногами. Если сказать правду, то яранурские девушки выделяются среди других своей опрятностью да еще, пожалуй, некоторым легкомыслием.
Но бабенка не обиделась на Микала. Она лишь подмигнула ему и засмеялась.
А парень продолжал:
Вот норпольские девчата — луженые глотки,
Кожлатюрские девчата — обрубки короткие,
Поранбелькие девчата похожа на редьку,
А нурмурские девчата — обжоры на редкость.
На каждую строку песни девушки отвечали веселым хохотом. Неизвестно, кого бы еще поддел Микал в своей песне, но тут, запыхавшись, прибежали двое курыктурских мужиков:
— Межевщик!.. У залива!.. Панкрату нарезает!..
Прокричав, они побежали дальше, а народ на лугу зашумел. Все побежали к реке.
Возле реки, на лугу, поставив теодолит на межевой столб, землемер замеривал угол. Поодаль батраки Пан-крата Ивановича, Япар и другие выходцы на хутора ставили новый межевой столб.
Люди шумной толпой подбежали к ним. Япара с дружками прогнали, межевой столб выдернули. Землемер, бросив свой теодолит, скрылся.
Какой-то мужик замахнулся на теодолит топором, но Егор успел перехватить его руку:
— Инструмент ломать не дело!
— Чего там не дело! Все надо порушить!
— Порушить! Порушить! — кричали вокруг.
Народ бурлил, как взволнованное море. И как тут сохранить спокойствие, когда, хотят отнять исконную землю?
Землемер, бледный, с трясущимися губами, прибежал к земскому начальнику, который в это время садился пить вечерний чай.
Узнав о том, что происходит на лугах, Зверев, забыв про чай, побежал в волостное правление, к телефону… Он выгнал всех из правления, закрыл окна и двери и стал названивать губернатору в Казань.
Ночью Григорий Петрович, Василий Александрович, Егор и Пашай собрались, чтобы обсудить случившееся.
Что делать?.. Если земский начальник вызовет карательный отряд, многие попадут в беду. Но, с другой стороны, никак нельзя допустить, чтобы за хуторянами закрепили самые лучшие земли.
— Что бы мы ни решили, народ все равно по доброй воле элнетские луга не отдаст, — сказал Егор. — Сейчас на лугах такая заваруха, и народ настолько озлоблен, что стоит его только чуточку сдвинуть, как эта волна, хлынув в село, сметет и земского начальника, и Пан-крата, и всех остальных.
— Эх, — с горячностью воскликнул Григорий Петрович, — сюда бы воз оружия, тогда можно было бы начать!
— Нет, Гриша, — сказал Василий Александрович, — в одном Аркамбале революцию не совершить. Хотя в России очень много крестьян, но, — даже подняв их всех, царскую власть не прикончишь. Степан Разин и Пугачев завоевали большие пространства, но все равно с царизмом не справились. Царскую власть можно уничтожить только под руководством рабочего класса.
— У нас сейчас идет разговор не об уничтожении царской власти, а об элнетских лугах, — прервал его Григорий Петрович. — Что делать завтра? Уступить Панкрату луга или не уступать?
Василий Александрович ничего не успел ответить, на улице кто-то закричал во все горло:
— Пожа-а-р!
Тревожно забили колокола.
Василий Александрович, а за ним и все остальные выбежали на улицу. Над двором Панкрата поднимался дым…
Земский начальник позвонил в Казань:
— Бунт!
Через пять минут из Казани в Царевококшайск и Морки полетел приказ губернатора:
«Оказать помощь Аркамбалу!..»
После похорон матери Сакар вернулся в опустевший дом, посидел немного, потом снял со стены ружье и, не заперев дверей, пошел куда глаза глядят — через двор в огород, из огорода — на лесную дорогу и дальше напрямик, через густой ельник.