Она опирается на стену пещеры, ее рот открыт. Молли пристально смотрит на потолок, затем обводит взглядом стены. Шейла стоит позади нее за порогом, который ей не позволено пересекать.
Проходит минута, пока я, наконец-то, осознаю, что происходит. Затем я медленно поворачиваюсь, а мои глаза пристально смотрят на стены спальни. И я понимаю. Понимаю, как это выглядит для Молли. И когда поворачиваюсь к ней, она смотрит на меня со слезами на глазах.
— Ч-ч-что… — заикается она. — Что ты такое?
Я опускаю плечи, и из меня вырывается вздох. Все равно она бы узнала. Невозможно удерживать это в секрете, если я хочу, чтобы она присутствовала в моей жизни.
Молли хватает компьютерную распечатку со стены.
— Что, — выкрикивает она, приближаясь ко мне и толкая листок бумаги мне в грудь со всей силой, — это такое? — Она смотрит вниз на мои ноги. Металлические пластины вдоль внешней стороны моих бедер теперь на самом виду. Прошлой ночью у нее не было возможности касаться меня. Только я трогал ее. — Что это за херня на твоих ногах?
Но ни на один из этих вопросов нет лучшего ответа, чем правда.
— Я — монстр, — тихо произношу я, впервые признаваясь в этом кому-то, кто имеет для меня значение. — Монстр, Молли. Монстр, которым они меня сделали.
Она разворачивается, закрыв свое лицо руками.
— Ты — убийца.
— Да.
— Серийный убийца.
— Да.
— Ты на самом деле виновен в убийстве тех ученых из «Корпорации Блю».
Я вздыхаю.
— Да.
— Я должна уйти.
Я хватаю ее за руку и разворачиваю, в то же мгновение приступ тошноты разрастается в моем животе. Я мгновенно отпускаю ее, чтобы позволить сдерживающей интоксикации отступить, но все равно ощущаю злость за то, что грубо хватаю ее.
— Просто подожди, Молли. Позволь мне объяснить.
— Объяснить? Что здесь объяснять? Ты — убийца. — Она осматривает стену, изучая все распечатки из газет, которые я собрал за все пятнадцать лет своей карьеры.
— Серийный убийца. А это, — говорит она, срывая еще несколько распечаток со стены, — твои трофеи? И сколько их, Линкольн?
Я пожимаю плечами. Это все, что я могу сделать.
— Я пытался считать, но…
— О, Боже.
— …много.
— А эта лаборатория там? Та, в которой мыши?
Я бросаю взгляд на Шейлу, но она безучастно смотрит на меня в ответ.
— Расскажи ей, — говорит Шейла. — Расскажи ей все, Линкольн. — Затем она поворачивается и смотрит на Молли. — Я умоляла его остановиться на протяжении многих лет. Я находила причины, пыталась угрожать. Старалась поддерживать. Я перепробовала все, детектив. Он не боится быть пойманным. Он ищет смерти. И если бы ты не была его давно потерянной парой из Школы Одаренных, он бы уже играл с тобой в кошки-мышки. Также, как он поступал со всеми остальными детективами, пытающимися разобраться в этом.
Молли неодобрительно смотрит на меня, но мне нечего сказать кроме как:
— Я — монстр, которым они меня сделали.
— Чушь, — выкрикивает Молли. — Это гребаная чушь, Линкольн.
— Тебе откуда знать? Ты даже не помнишь, что они сделали с тобой, не говоря уже о том, что они сделали со мной.
— Я помню достаточно…
— Да ни хрена ты не помнишь, — рявкаю я на нее. Это звучит так по-животному, что она делает шаг назад. Она смотрит через плечо на Шейлу и отступает на ее сторону, справедливо предполагая, что Шейла удержит меня. — Я всегда нуждался в контроле, даже когда отпустил тебя, Молли. И, может быть, Шейла не является моей Омегой. Я наделил ее строгими ограничениями. Но, если я в пещере, она может… отговорить меня от каких-либо действий. Ты можешь не бояться меня.
Теперь Молли направляет свой гнев на Шейлу.
— Тогда почему ты допустила все это? — Она указывает на распечатки и фотографии, которые покрывают стены от пола до потолка. — Останови его, ради всего святого.
— Я не могу быть повсюду, детектив. У всего есть пределы.
— Что здесь происходит, Линкольн? — Молли сжимает челюсть, стиснув зубы, намереваясь выяснить правду. — Что все это такое? — Она широко размахивает своими руками. — Что там такое? — Она указывает на пещеру за пределами моей комнаты. — И чем ты занимаешься в той операционной?
Блядь. Она видела все это.
— Я хотел объяснить…
— Но что? В первую очередь ты хотел трахнуть меня?
— Хватит, — рычу я, пугая ее так, что она снова отступает. — Прекрати грубить мне перед Шейлой.
— Шейла? Да пошел ты и твои идиотские роботы! Какого хрена здесь происходит? Ты на самом деле удерживаешь меня здесь? Я твоя пленница? Поэтому ты сказал мне, чтобы я нашла тебя? Чтобы избавить себя от сложностей с заманиванием меня сюда?
— Конечно же нет, — огрызаюсь я. — А как же все это «Ты мой Альфа, Линкольн. Я твоя Омега»? Черт, Молли, если ты ищешь оправдание, чтобы сбежать, хорошо. Но правда в том, что все эти люди, которых я убил, причастны к Школе Одаренных. Каждый из них виновен. Каждый из них, блядь, был там, Молли. С тобой. Со мной. С Томасом и Кейсом. Они убили моих родителей. Сожгли мой чертов дом, чтобы у меня никогда больше не было дома. Эта лаборатория, эта пещера, эта работа. Это все, что у меня осталось. Это единственные вещи на всей этой сраной планете, которые у меня есть.
— И поэтому ты убил их. Убрал одного за другим и сделал так, чтобы это все выглядело, как самоубийства.
— Я не делал так, чтобы это выглядело как самоубийства. Они на самом деле убили себя.
— Но ты помог им это сделать.
Я пожимаю плечами.
— Как?
Мне приходится отвернуться, чтобы скрыть зловещую ухмылку. Потому что то, чем я занимаюсь, меняет жизнь, будоражит мир и является откровенным злом. Она действительно хочет это узнать?
Я разворачиваюсь и пристально разглядываю ее.
Она смотрит мне прямо в лицо и говорит:
— Скажи мне.
— Тебе это не понравится.
— Скажи мне, — повторяет она.
— Ты знаешь, — начинаю я медленно, практически шепотом, — что некоторые виды медуз способны регенерировать свои собственные тела?
Она сглатывает и делает шаг назад.
— Ты знаешь, что они могут регенерировать даже свой собственный мозг? Даже если ты отделишь его от их тела? Это практически чудо, Молли. Ученые заявили, что это противоестественно. Но эти нейроны абсолютно естественные так же, как и все, что я делаю. Я могу выделять эти клетки из медуз и пересаживать их мышам. Я могу отращивать новые части на их маленьких мышиных мозгах, Молли.
— Меня сейчас стошнит, — говорит она, прикладывая руку к животу.
— Ты знала, что мышь можно подтолкнуть к насилию, если простимулировать определенные части ее мозга нужным способом?
— Ты же н-н-не серьезно, — заикается она.
— Это есть в любом мозге. Это часть тебя, меня и любого человека на планете. Ты знала, что существует сыворотка, которую можно ввести человеку, чтобы сделать его склонным к насилию?
— Ты болен, — говорит она, ее взгляд блуждает по моему лицу в поисках того Альфы, которого она когда-то любила. — Ты болен. Я с самого начала была права. Ты маньяк с серьезными психическими отклонениями.
— Лаборатория, медузы, те мыши, компьютеры, все это — все, что ты видишь там, это именно то, чем занималась Школа Одаренных, только лучше. Современней. Они сделали меня умным. Самым умным из всех детей, которые у них были. Они сделали меня таким, Молли. И если я чему-то и научился, так это использовать все то, что тебе дано.
— Мне следует арестовать тебя.
Я вытягиваю свои руки, сложив вместе запястья.
— Давай же. Но улик нет, поверь мне. Здесь нет ничего, кроме законных опытов с мышами и медузами. У меня есть допуски и разрешения. Черт, — смеюсь я, — у меня есть даже правительственная поддержка этих долбаных исследований.
— Кто, черт возьми, даст поддержку лаборатории в пещере?
— Его ретровирус, Молли, — говорит Шейла, отвечая за меня. — Он может переписать любую программу в мире, используя меня в качестве переносчика. Я — доставляющий механизм во всемирной технической революции. Мы можем перепрограммировать любой компьютер для наших целей. Правительство, частные компании, что угодно.