Читать интересную книгу Коммунист во Христе - Павел Кочурин

— Мы вот с тобой, Данилыч, на твоем завтрашнем Даниловом поле оказались. Толь-ко не пшеница там, какую ты хочешь посеять рожь. Наша родное жито. Стоим и дивимся. Поле как по линейке р зделено надвое. По правую руку от нас — рожь с мелким колосом, а по левую, на месте Татарова бугра и Лягушечьего озерца, с налитыми колосьями тяжелы-ми. Глядим друг на друга и в толк не возьмем, отче-го такое?.. Вроде бы все во сне, а вот как наяву явлено… Не успели мы словом обмолвиться, как на той разделительной линии мелко-колосной и крупноколосной ржи возник затылоглазый. На этот раз в том одеянии, каким я его живым видел: глухой френч, гаќлифе, хромовые сапоги. И голосом своим прежним вопрошает нас: "Что дивитесь?.. Душу свою мытарную в той своей жизни во тьму повергли, а тут вот ее вызволяете, тоже не без греха… Я пробудится, встал, свечу за-жег, чтобы изжечь наваждение… Дума в себе: в чем вот грех-то?.. А под утро другой сон. Идем мы с тобой, Данилыч, дорогой, вроде как от твоего поля. Впереди нас, откуда не возьмись, толпа мирская. Будто с собрания вывалилась. Галдят, что птичье по осени в стаю сбившееся. Черным смрадом тянет, откуда они вышли, а сами они словно пеплом посыпанные. А от нас все отлетает, черноќта не пристает. Пообочь дороги высятся елки, а на них, похожие на черных глухарей, висят громкоговорители. И слова из них к нам дво-им: "Остерегайтесь искушения!" Никто, кроме нас, слов этих не слышит и глухарей не видит. Да и как им слышать, и зачем, если в услышанное и увиденное веры не имеют. А сказанного тобой тоже не примут, только высмеют. Смрадом зрак заволокло и галдежом слух заглушило. От силы-то властной неподобие и не должно бы исходить, слоќву власти и Господь не велит перечить. А вот коли словом блудным все свершается, то в темноте и сам люд может к бунту придти. Видеќнием нам вот беды наши и предсказываются, чтобы оградиться от них действом в вере. Это вот мне и подумалось. И тут как бы нашел на ме-ня сон во сне. Открыл глаза — в красном углу стоит старец в белом. Узнал в нем отшельни-ка скита. Я сам, значит, в прошлой своей жизни. И изрек он мне сегодняшнему: "Благо-словенны!" Одно только слово и высќказал. А во мне свой голос: "От богоносного скитни-ка нам изошло бла-гословение". — Старик Соколов Яков Филиппович помолчал, развел кисти рук слегка в стороны, как бы высказывая: "как вот рассудить?.." И рассудил: — Оно вот и рассказываю вам. А сам в сомнении остаюсь: поверится ли?.. А как таить. Умолча-нием веру рушить в себе и самому галдежу поддаться. И то сказать — истинное, оно, не в толпе людсќкой, не ей видится, и не ей сотворяется, а разумом личности человеќческой и уверованием в свое дейсто. Оно тебе, Данилыч, это уверование и изошло. А мне велено тебе о том поведать. Вот и говорю во исполнение явленного. Коли избранный от мира блага не свершит, то и званным на благо света не узрить.

Старик Соколов Яков Филиппович склонил голову в поклоне кому-то невидимому остальным. Впустил руки на колени. Борода его легла на грудь снежным настом. Все мол-чали, завороженные его таким пророчеќским видением, нашедшим на него в ночи.

Анна Савельевна, Дмитрий Данилович и сам Старик Соколов Яков Фиќлиппович сидели в дедушкиных креслах за круглым столом. Светлана с Иваном расположились на диване, стоявшем у бокового окна. На столе, как бы единя землю и небо, стояли синяя ва-за с поздними полевыми цветами, собранными Светланой. От цветов веяло печалью ухо-дящего лета и тихой радостью покоя. Тишину выжидания только и мог бы сейчас нару-шить дедушка Данило. Но он немо глядел с портрета в согласии во всем с Коммунистом во Христе. Могли бы слово свое высказать Светлана и Иван, но это значило бы невольно и неосознанно усумниться в вере, которую оставил дому Дедушка Данила и утверждал Ста-рик Соколов Яков Филиппович. И они молчали. Мир только еще открывался им своей не-постижимостью тайн и тем будоражил сознание.

— Живем-то мы все, — прервал выжидательную немоту сам Яков Филиппович, — буд-то бурей в лесу листьями опавшими запурженные. И ждем, когда новая буря старые ли-стья с нас сдует… А она, буря-то, налеќтает вдруг и еще больше нас заметает и деревьями опавшими прихлестывает… От бурь куда спрятаться, а вот чтобы под буреломом не гнить, надо помнить, что новое приходит из старого во праведном твоем старании. А коли нет старания — все прежним и остается. А вот всяк ли такое разумеет?.. Ты вот, Данилыч, сла-дил с напастью неподобия, твое и продлится молодыми вот. Мы выневаливаемся из под грехов отцов, а внукам сулено из-под наших. Леностью бы только и неверием не осквер-ниться. В неверии и лени — главные наши грехи.

Исповедально-напутственный высказ Старика Соколова Якова Филиппоќвича, ка-жись бы совсем не вязался, как подумалось Светлане, с его всегдашней сдержанностью на высказы о потустороннем и таинственном. Значит, был знак ему поведать молодым Кори-ным, что сулено им судьбой. Он как бы утверждал мысли, запавшие в душу и самой Свет-ланы, что над человеком, как и над всем сущим тварным, властвуют два начала: Свет и тьма, Добро и зло. И если Божий человек подпадает под зло, то душа его раздваивается, оставляя в себе поровну и того и другого. И надо неќустанно бороться, прежде всего, с со-бой самим, побеждать тьму, чтобы оставаться в Свете. Ярая борьба между Светом и тьмой всегда идет в самом человека. В ком-то больше остается Добра, в ком-то больше зла. Се-редина, как насыпь песчаная, размывается половодьем жизни. Добро и любовь устремля-ются к Свету, зло и корысть остаются в ночи. Добро величается в храме, зло хулит храм… Жизнь — это постоянное возвышение праведного духа праотцов в потомках. Без возвыше-ния — смерть и небыќтие твое. В Старике Соколове Якове Филипповиче воплотился старец-отќшельник, согнанный татарове из своего скита. А в Дмитрии Даниловича воитель, сра-зивший черного ведуна на месте этого скита. Каждому и должно знать, что он, нынешний, воскресится в себе же будущем. И надо в этой жизни заботится о себе будущем. К тому взыв тайных сил, подающих нам напутные знаки. А мы, сегодняшние, не больно усердно воплощаем в себе заветы добра предков. Может потому, что и сами они были обуяны грехами прежних себя и оставались нищими в благодати и правде.

2

На карте земельных угодий колхоза Александра обозначила новое поле за рекой Шелекшей Даниловым. Председатель не придал этому значения. За название не карают, да и кто на карту посмотрит, разве что сами.

Вспашку его Дмитрий Данилович закончил под самые заморозки. Заделал концы, провел легкие борозды поперек склона, чтобы не смывался снеговой водой плодородный свей почвы. Остановил трактор, прислушаќлся к тишине, невольно ожидая чего-то таинст-венного. Но было все спокойно. Охватило такое чувство — будто новый дом построил и вселился в него. Но тут же поймал себя на мысли, что все еще чего-то опасается. Не от-падает тревога и держит его в каком-то напряжении. Вот и Якову Филипповичу остере-жение нашло: "Оберегитесь искусителей". Но тут же и благословение дано: "Благотвор-ны". И над опасениями брала уже верх надежда, вера в себя. Клятое место очищено от срама, земля облагорожена твоим трудом. Поле это вечно и видится на нем тучная нива.

Все свершилось и впрямь по предсказанию, означенному Кориным. Вопреки все-му и с мелиораторами на диво поладили, и все другие каверзы одолели. Лад произошел не в силу того порядка, коего тебя принуждают держаться, а скорее вопреки ему. Все зависит как бы от случая. В плену у него мы ныне и находимся, и ходим как блуждающие в деб-рях,

выискивая чего-то неведомое… Не будь Виктор Кулякин главный инженер мелиораторов, мужем Александры, главного агронома колхоза, не знай Дмитрий Данилович лично на-чальника ПМКа — не быть бы ни то что согласию но и самому делу. А тут вроде бы по свойски сошлись, полу тайно и совершили ладное дело. Пошли бы вот начальник ПМКа с главным инженером навстречу "прихотям" Дмитрия Даниловича, этого Корня, без этих "не будь", "не знай" — вряд ли?.. К чему это им… А вот если бы мелиораторы на все время работ в колхозе были переподчинены ему, Корню, — был бы осушен и болотняк между Да-ниловым полем и Кузнецовым… А если бы в подчинении Николая Петровича или Саши Жохова?.. Не видать бы и сегодняшнего Данилова поля и дороги через болотняк к Кузне-цову. Помиќнай, как звали и сосняк в Гарях. Зловещая черная птица так бы витаќла злове-щим знаком над Татаровым бугром и Лягушечьим озерцом.

В памяти Дмитрия Даниловича навсегда осталось видение поля, когда он на дру-гой день после вспашки его выехал на мотоцикле взглянуть на свое сотворение. Во всю ширь лоснились пласты черной пахоты, прихваченной морозцем, взявшившимся за ночь, и начавшей оттаивать под утренним пригревом солнца. Прежнее исчезло из вида. Поле было в том умиротворенном покое, в каком и должно быть, прежде, чем укрыться снегом. Но тут же, будто в протест увиденному, в мыслях пахаря возникќло воображаемое видение Татарова бугра и Лягушечьего озерца. Высокие сосны на бугре тянулись ввысь, к солнцу, и, отражаясь в озерце, уходили вниз, вглубь земли. И на миг омрачилось сознание: "Что же ты наделал-то, — выкрикнул какой-то другой "я" Дмитрия Даниловича. — Разрушил ме-сто ратного подвига воителей сородичей своих, где и ты был в той своей жизни…" На миг затуманилась и радость от сделанного. Когда работал — исполнял долг свой, заветанный отцом. Только в будущее гляделось. Подчинялся как бы не зову бережения вечного, соз-данного Творцом, а силе мертвой техники. Ей-то нужно только одно — простор при безуча-стности твоей души. Железо к живой природе безразлично. И ты им переиначиваешь все вокруг себя, словно пришелец из другого мира… И отца вот, дедушку Данила, это захва-тило, и Старика Соколова Якова Филипповича тоже… Но тут же при мысленном кивании на Коммуниста во Христе, воспротивилась этим протестным мыслям какая-то другая сила внутри себя. И он услышал ее: "А что если бы ты не порушил клятый бугор и Лягушечье озерцо?.. Так бы и оставалось тут сатанинское кубло. И веяло бы от него тленным смра-дом. Огреховленные места и Господь рушил силой своей благой. И это все порушено не по моей, а по Его Господней воле во имя жиќзни. Очистив осрамленное мы очистились и сами от доли своего греха".