Павильон «Пиво — воды»? Неважно, как оно именуется, важно, что Олег не спросил. Почему? Он спрашивал только про улицу, а ведь в заведении, где толпятся подвыпившие мужчины, рядом мог кто-нибудь отираться.
— Ну, видишь? — устало проговорил Олег, повесив трубку. — Валя ничего не заметил, как я тебе и говорил.
Татьяна медленно кивнула.
— Вижу. На улице вы были, верю. А вот ни в какую пивную вы не ходили. Так где же вы были, Олежка? Куда вы с Валькой ходите, когда встречаетесь? Чем вы там вообще занимаетесь? У вас там любовницы, да? Бабы? В соседних домах? Или, может, в одном? В одной хате? На одной кровати?
Ее голос постепенно повышался до истерического визга, но Татьяна себя уже не контролировала, ее трясло, в голове мутилось. Из-за грязной пошленькой интрижки они могут упустить что-то важное, что поможет найти Аленку!
Она кинулась к мужу и принялась в бессильном отчаянии колотить кулачками в его грудь, продолжая выкрикивать оскорбления и обвинения. Олег обхватил ее руками, прижал к себе, усадил на диван, сам сел рядом и пальцами сжал ее ледяные ладони.
— Танюша, послушай меня. Внимательно послушай. Что ты знаешь о Вальке, кроме того, что он мой друг и что у него судимость за тунеядство?
— Фамилию знаю, — пробормотала она. — Знаю, что он женат, работает техником-смотрителем в каком-то ЖЭКе, потому что с судимостью его никуда больше не берут, хотя у него философское образование. В свободное время пишет статьи, которые никому не показывает, так, для себя, для развлечения. И что из этого?
— Эти статьи читают очень многие, потому что их печатают. Подпольно. Самиздатом. Один наш приятель собрал из частей списанных ротапринтов один работающий. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Татьяна с ужасом смотрела на мужа. Ну да, она всегда знала, что Олег не является поклонником советской власти, как, собственно, и весь круг их друзей, но ведь на самом деле это можно сказать об огромном количестве людей. Есть большая игра, в ней установлены четкие правила, и вся страна дружно в эту игру играет, делая вид, что все взаправду, всерьез. Но одно дело собираться у кого-то дома и костерить власть, рассказывать едкие анекдоты про вождей, передавать из рук в руки перепечатанные на машинке тексты запрещенных авторов и слушать «Голос Америки» или «Свободную Европу», и совсем другое — издавать подпольную литературу, незаконно используя множительную технику, которая вся стоит на спецучете, причем не только сама техника, но и каждый распечатанный на ней экземпляр вплоть до испорченных листов.
— Ты с ума сошел? — прошептала она, еле шевеля губами. — Тебя же посадят!
— Не посадят, если ты не наделаешь глупостей. Нельзя рассказывать милиции о том, что Валя бывает там, где он бывает. Понимаешь?
— А ты? Ты тоже там бываешь?
— Нет, я только встречаюсь с Валькой, мы разговариваем, потом я провожаю его до места.
— Ты… ты тоже в этом участвуешь?
— Не волнуйся, не участвую. Но я знаю про Вальку, и про все остальное тоже знаю.
— Но как же… А если вас поймают?
— Кого «вас», Танюша? Я просто встречаюсь со старым товарищем, что в этом плохого? Туда, куда я его провожаю, я не захожу, никто меня не видел и назвать не сможет, и я имею полное право не знать, что там происходит на самом деле.
— А Валя? Он же может тебя сдать!
— Валя? — Олег улыбнулся и погладил ее по плечу. — Никогда. Можешь быть в этом уверена. И выброси из головы всякие глупости про любовниц. Ну? Ты успокоилась?
— Нет.
Татьяна резко поднялась и направилась к двери, ведущей в прихожую. У порога обернулась и срывающимся голосом сказала:
— Нет. Я не успокоилась. И не успокоюсь до тех пор, пока Аленка не вернется домой. Ты предал мое доверие, ты предал нашу дочь. Подумай об этом. И достань раскладушку с антресолей, я буду спать на кухне. Видеть тебя не могу.
Ночью она опять не смогла заснуть, как и все ночи с той страшной среды. Как же так случилось? Почему? Кто виноват? Конечно же, она сама, Татьяна, и виновата. Если бы они не пошли в гости к Смелянским… Если бы она не согласилась с Ленкиным предложением отправить ребят погулять… Если бы вовремя спохватилась, хотя бы на час раньше… А она, дурочка, так радовалась предстоящему застолью, ведь где еще Аленке попробовать такие продукты, какие бывали на столе у Лены и Володи! Лена Смелянская — хлебосольная и гостеприимная хозяйка, холодильник у нее всегда набит деликатесами, и Татьяна, что греха таить, порой приходила вместе с дочерью в гости к старой подруге, когда до зарплаты оставалось еще пару дней, а в кошельке совсем пусто. Наскребала остатки денег на незамысловатый скромный ужин для Олега и звонила Лене, мол, будем с Аленкой в вашем районе, не возражаешь, если зайдем? Лена радостно приглашала, ей нравилось принимать гостей, и Татьяне удавалось и самой поклевать, и Аленку нормально накормить. Дети с удовольствием общались, уйдя в комнату к Сережке, подруги пили чай и обсуждали моду, мужей, сплетни про известных актеров и общих знакомых, достоинства и недостатки какого-нибудь нового крема для лица. В общем, чисто женское. А потом Ленка еще обязательно совала ей с собой каких-нибудь пирожков («Олежку угостишь, сегодня у меня дивная начинка получилась, пусть заценит»), кусок копченой колбасы, несколько ломтиков красной или белой рыбки («сделаешь завтра своим бутербродики в школу и на работу»). В такие минуты Татьяне казалось, что подруга все отлично понимает, но из деликатности делает вид, что не догадыва-ется.
Ну как, как можно было не пойти в среду к Смелянским? Ведь каждый год собираются на их годовщину, ни разу за пятнадцать лет не пропустили. Аленка так радовалась, она дружит с Сережей с рождения!
«Может, я должна была заранее подумать о том, что ситуация неоднозначная и дети будут мешать за столом, и не брать Аленку с собой в гости?» — мелькнула неожиданная мысль. Да нет, ну что за ерунда, право же! Понятно было, что что-то произошло, но кому могло прийти в голову, что это «что-то» помешает обычному семейному празднику, традиционному застолью? Разве можно было предвидеть, что гости станут чувствовать себя стесненно в присутствии подростков и что этих подростков ну совершенно некуда будет девать, кроме как отправить на улицу? В конце концов, в квартире три комнаты, и если дети мешают тем, кто сидит в гостиной, то есть ведь и Сережкина комната, и хозяйская спальня. Правда, Ленка что-то такое говорила, дескать, комната сына может понадобиться, когда придет Михаил Филиппович. Тоже еще, важная персона! Володе Смелянскому, видите ли, нужно будет уединиться с ним для беседы, не предназначенной для чужих ушей. Развели тайны мадридского двора на пустом месте, корчат из себя вершителей судеб… А о том, чтобы пустить детей в спальню, Лена даже не обмолвилась, барыня нашлась! Нет, все могло повернуться совсем иначе, если бы не эти великосветские замашки Смелянских. Комната Сережи — для важного разговора. Спальня — неприкосновенное место. Пусть дети уходят из квартиры и не мешаются. Это все Ленка, ее идеи, ее предложения. Вот кто виноват во всем!
«Но я же согласилась с ней, — подумала Татьяна. — Я же не возражала. Не сопротивлялась. В тот момент мне казалось совершенно естественным, что Володе