Что же он мог там искать?
Она вдруг заметила, что руки ее как бы сами собой слепили очередной снежок. Кэтрин прицелилась в ветку дерева, стоявшего в некотором отдалении. Она вообразила, что это вовсе не ветка, а голова ее мужа, и бросила снежок. Снежок попал точно в цель, и она не удержалась от улыбки.
– А ты метко их бросаешь. Не хочешь попрактиковаться на более достойном противнике?
Кэтрин вздрогнула от неожиданности. Обернувшись, она увидела мужа. Приближаясь к ней, Доминик раскинул в стороны руки, словно предлагая свою широкую грудь в качестве новой мишени. Она покраснела. Ее застали за детской игрой. Слава Богу, что – муж не мог прочесть ее мысли.
– Ты хочешь, чтобы я бросала снежки в тебя? – спросила она и снова улыбнулась.
Он рассмеялся:
– Стоит ли пугать птиц, миледи? И любой мог бы попасть в эту ветку. Я бросаю вам вызов.
Тут Доминик наклонился и сгреб пригоршню мокрого снега. Затем нарисовал снегом мишень на своем плотном темно-сером плаще и отступил на шаг.
– Вот, я облегчил вам задачу сколько возможно.
Кэтрин весело рассмеялась:
– Только не забывай, что ты сам напросился.
Она размахнулась – и с удовольствием увидела, что снежок угодил мужу в грудь, хотя он и сделал шаг в сторону в последний момент.
Доминик усмехнулся:
– Очень неплохо.
– Неплохо?! – воскликнула Кэтрин в притворном возмущении. – Да я попала прямо в центр! – Она слепила новый снежок и опять размахнулась…
Но тут выяснилось, что и Доминик времени не терял – он принялся обстреливать жену снежками. Причем обстреливал довольно метко, так что большинство его снежков не пролетели мимо цели. Однако ему не повезло: он наклонился за очередным «снарядом» в тот самый момент, когда жена запустила в него снежком, и снежок попал ему прямо в лицо.
Кэтрин даже взвизгнула от восторга, увидев, как муж стал отфыркиваться и протирать глаза.
– Ах, вот какие шутки тебе нравятся? – Доминик полез в карман за носовым платком.
Кэтрин снова засмеялась:
– Извини, пожалуйста.
– А по тону не скажешь, что ты сожалеешь о своем проступке. – Он ухмыльнулся. – Но ты еще пожалеешь.
И с этими словами он сделал шаг в ее сторону. Кэтрин взвизгнула и бросилась в сторону. Она со смехом бежала по снегу, а муж пытался догнать ее. Когда ей уже казалось, что она ускользнула от него, он прыгнул, и оба, заливаясь хохотом, повалились в рыхлый снег.
– Сейчас я с тобой рассчитаюсь, – заявил Доминик и навалился на нее всем телом. – Теперь ты моя!
Что-то изменилось в его голосе, и Кэтрин, перестав сопротивляться, посмотрела в его серые глаза. Взгляд этих глаз завораживал, и она тут же забыла про игру в снежки, забыла обо всем на свете… Сейчас она страстно желала этого мужчину, и еще ей казалось, что он начинает ей нравиться.
Тут его губы приблизились к ее губам, и все поплыло у нее перед глазами. Его поцелуй был нежным и в то же время страстным. Кэтрин чувствовала: такие поцелуи могли увлечь ее в бездну, могли вынудить к поступкам, которые ей никак нельзя было совершать.
Всего несколько дней назад она установила границу между ними. И дала себе слово, что по утрам будет уходить от мужа, чтобы жить своей собственной жизнью. Но сейчас Кэтрин чувствовала, что вот-вот перейдет эту границу. И она с ужасом понимала, что хочет именно этого.
Сделав глубокий вдох, она прижала ладонь к груди Доминика и оттолкнула его. Он взглянул на нее с удивлением, но все же скатился с нее. Поднявшись на ноги, она отошла на несколько шагов и сделала еще несколько вдохов, чтобы успокоиться.
Он тоже поднялся на ноги и проговорил:
– Все еще сердишься на меня за тот разговор?
Она покачала головой:
– Нет, конечно. Ты высказался предельно ясно, и я тоже. Так что ситуация тупиковая. – Она очень надеялась, что голос ее не дрожал.
– Да, похоже, это и впрямь тупик. – Немного помедлив, он добавил: – Но я был не прав, я слишком резко говорил с тобой. Прости, пожалуйста.
Кэтрин заметила, что муж нервничает. Этот человек явно не привык извиняться, но все же попросил прощения.
– А почему ты был так резок со мной? – спросила она, рискнув сделать маленький шажок в его сторону. – Что бы ты ни говорил, а ведь совершенно очевидно: этот дом очень дорог тебе. Почему же ты не хочешь им заниматься?
Он отвел глаза, словно стыдясь чего-то:
– Этот дом и поместье мне передали не по доброй воле. Я его выиграл, и я хотел выиграть. Но к самому выигрышу равнодушен.
– У кого ты его выиграл?
– У моего брата. – Он снова поднял на нее глаза, но теперь во взгляде его был вызов.
Кэтрин тихонько вздохнула. Она уже жалела, что затронула эту тему.
– Вот уж не думала, что поместье досталось тебе от родственников. Я полагала, что это – недавнее приобретение.
Он принялся переминаться с ноги на ногу и стряхивать снег с плаща.
– Так оно и есть. Но Коул не хотел отдавать мне это поместье, хотя никаких законных оснований обделять меня у него не было.
Кэтрин внимательно посмотрела на мужа. Теперь он хмурился, и в глазах его уже не было смеха. Было совершенно очевидно, что он терпеть не мог своего старшего брата. Более того, Доминик его презирал – в этом Кэтрин почти не сомневалась. Но она по-прежнему относилась к Коулу с симпатией и не понимала, из-за чего братья враждовали. Кроме того, ей не давал покоя еще один вопрос… Если Доминик так ненавидит брата, то почему же он женился на ней?
– А ты и в самом деле его ненавидишь, – проговорила Кэтрин. – Да и к остальным членам семьи особо теплых чувств не испытываешь.
Муж поморщился, словно от боли. Очевидно, она задела незаживающую рану. Но он сразу же взял себя в руки и заявил:
– Ошибаешься, Кэт. Я очень люблю Джулию. И мне небезразлична судьба моей матери.
– Но это все равно не объясняет… – Она не договорила, потому что ей вдруг показалось, что не стоит заходить так далеко. Доминик и так был разгневан. Кроме того, раскапывать историю чужой семьи – не такая уж хорошая затея. Это противоречило ее решению держаться на расстоянии.
– Чего это не объясняет? – Он еще больше помрачнел, так что Кэтрин даже испугалась.
– Не важно. – Она взмахнула рукой, словно отметая тему. Она и так слишком далеко зашла.
Муж вдруг пристально посмотрел на нее и проговорил:
– Нет, это очень важно. Ты хотела что-то спросить или сделать какое-то замечание. Давай же, говори… Я весь внимание.
Столь гневная тирада должна была насторожить ее, послужить ей предостережением – с этой целью она, очевидно, и произносилась. Но Кэтрин нисколько не испугалась; более того, она вдруг поняла, что испытывает сочувствие к мужу.
Да, сочувствовала ему, потому что ясно видела: за гневом, сверкавшим в его глазах, скрывается одиночество – то самое одиночество, от которого она и сама не раз страдала после смерти родителей.