Читать интересную книгу Первомост - Павел Загребельный

В плавнях никто не попадался ему навстречу, если же издалека замечал пастухов, или просто какого-нибудь человека, обходил его стороной, прячась в зарослях лозы и вербы. Твердо решил избегать кого бы то ни было, хотя должен был бы понять, что рано или поздно наступит конец его блужданиям, ибо кто убегает от людей, непременно придет к ним снова.

Для Маркерия это случилось неожиданно и, можно бы сказать, бессмысленно. То ли размечтался, то ли уже от усталости и голода утратил остроту ощущения, но на склоне второго или третьего дня его побега, когда, утомленный, побрел он по высокой мягкой траве, внезапно возник у него перед глазами одноконный воз, и это было так неожиданно, что Маркерий чуть было не вскрикнул, - большим усилием воли удержался от этого, боясь выдать себя.

Может, это ему примерещилось? Хлопец закрыл глаза рукой, потом открыл их, возок не исчезал. Маркерий крутнулся на одной ноге, чтобы отогнать наваждение, - и снова увидел пепельно-серую жалкую лошаденку, которая сонно переставляла ноги, таща за собой странный, будто с неба сброшенный возок.

Тогда Маркерий остановился, чтобы убедиться, что он не спит, что все это происходит на самом деле, что на свете еще сохраняется неподвижность, а также существует движение, и было так: он стоял, а лошадка продолжала тащить возок дальше, отдаляясь от хлопца, хотя и не очень быстро, но все же весьма заметно.

На этом странном возке лежал и его хозяин, какой-то убогий оратай, сонный и равнодушный. Бедность оратая проглядывала и в его истрепанной одежке, и в лошадке, колченогой, с большим животом, пепельно-серой, с ушами, которые опустились подобно листьям лопуха, подобно тому как опускаются они у разленившегося пса; особенно же видна была бедность этого человека в возке. Это был беспорядочный ворох старого, истлевшего от давности дерева, связанного где веревками, где лыком, а где и просто прутьями лозы; колеса, будто четверо неродных детей, были все неодинакового размера, собственно, и не колеса это были, а вытесанные из толстых бревен кругляки дерева, словно детские каталки, каждая из которых не имела завершенной округлости, из-за чего возок подпрыгивал и раскачивался из стороны в сторону даже на ровном месте. Все в нем словно бы ехало в разные стороны, все скрипело, содрогалось, угрожало развалиться в любой миг; колеса подплясывали каждое в полнейшей несогласованности с другим, оратай, видно, хорошо знал странный нрав своих колес, поэтому обе оси в возке были длинными-предлинными, они вытягивались далеко в стороны, чтобы дать полную свободу колесам в их пьяном раскачивании, это вроде бы и облегчало дело лошадки, но одновременно и ухудшало, потому что возок ехал не только вперед, но и болтался в разные стороны, и если присмотреться к нему повнимательнее, то создавалось впечатление, будто оратай мертвецки пьян, и лошадка его упилась, и возок тоже словно бы пьян.

Потому-то и получалось так, что пьяные колеса не могли миновать ни одной выемки, вскакивали во все рвы и выбоины, которые попадались у возка на пути или прятались где-то сбоку в траве. Хозяин же был ко всему этому равнодушен, он лежал на расшатанном возке неподвижно, можно было бы даже подумать, что он мертв, если бы не упирался локтем и не располагался время от времени поудобнее. Счастье Маркерия, что оратай не оглядывался и до сих пор не заметил парня. Маркерий же шел за возком будто привязанный, а бежать от него не решался, ибо почему-то казалось ему, что тогда человек на возке непременно оглянется, увидит его, поднимет шум, погонится за ним, поймает и отправит в Мостище прямо в руки Мостовика. Но вот одно из колес в пьяном раскачивании забежало слишком далеко в сторону и провалилось слишком глубоко, чтобы лошаденка смогла его вытащить. Оно и не просто провалилось, а свернуло в сторону и возок и лошадку, возок сразу же въехал на трясину, а лошадка беспомощно дернулась, хотела прыгнуть на твердое, но у нее не хватило сил, возок не отпустил, лошадка неуклюже гребла подковами землю, мотнула головой и провалилась по самое брюхо. То ли это была затянутая илом глубокая лужа, сохранившаяся со времени весеннего наводнения, то ли прикрытое травой болотце, гиблое место, дырка в земле или гнездовье бесов, которое радостно хватает в свои когти все, что попадается.

При всей своей сонливости и равнодушии возница успел соскочить, вмиг оживившись, и даже, возвращаясь к людским привычкам, оглянулся так, словно бы искал помощи, хотя и не надеялся на нее в пустынных плавнях. Но, увидев позади себя Маркерия, не очень и удивился неожиданности, махнул хлопцу рукой: дескать, подсоби.

И Маркерий тоже забыл о своих страхах, когда увидел, что человек в беде; правда, когда тот оглянулся и хлопец впервые увидел его лицо, оно показалось похожим на лицо Немого, но это было первое впечатление, потому что у незнакомца не было такой мощи, как у Немого, и борода у него вся была тронута сединой - не мог же Немой поседеть за несколько дней.

Поэтому Маркерий охотно бросился помогать незнакомому человеку. Они попытались вырвать возок из болота, вытащить хотя бы задок, хотя бы одно колесо, и это им удалось сделать, но они ничем не могли помочь лошадке, которая тяжко барахталась в трясине, похрапывая от страха и бессилия, будучи не в состоянии зацепиться за твердое хотя бы одним копытом. Возможно, если бы им удалось вытащить возок на сухое, то выбралась бы и лошадка, но они никак не могли согласовать свои действия, потому что Маркерию мешала его торопливость, ловкость, а вознице мешала чрезмерная медлительность в движениях. Пока один лишь примерялся, как и за что ему взяться рукой, другой уже изрядно уставал к тому времени. Молча, запыхавшиеся, растерянные, топтались они вокруг возка и лошадки, столь бессмысленно угодивших в трясину, уже и солнце на краю плавней опустилось в Реку, угрожала им ночь, а они ничего не могли поделать, и не столько из-за бессилия, сколько из-за несогласованности действий, из-за неумения объединить молодую горячность и зрелую силу.

Вот там и налетели на Маркерия Стрижак с Немым, - ведь кто же мог бы упустить такой случай? Стрижак еще издалека узнал хлопца, узнал его, видно, и Немой, хотя и не подавал виду, ехал, как и прежде, равнодушно и мрачно, зато его спутник очень оживился, погнал своего коня вперед, прискакал к тем двоим, растерянным и обессиленным, скатился на землю, подбежал к Маркерию, схватил его за сорочку, рванул его изо всех сил.

- Так вот где ты прячешься, нечестивец!

Увидел у хлопца на шее зеленую ленту, почему-то подумал, что она украдена у Воеводихи, рванул и за ленту, крикнул:

- Что сие?

- Не трожь! - схватил его за руки Маркерий, вырвал ленту и отскочил от Стрижака, готовый драться, кусаться, готовый выцарапать глаза этому постылому попу не столько за то, что догнал его, сколько за попытку отнять у него самое святое.

- Держи его! - крикнул Стрижак Немому.

Немой уже был здесь, он краешком глаза увидел зеленую ленту, мгновенно узнал ее, но еще не решил сразу: радоваться ему или гневаться.

- Держи! - Стрижак метнулся к своему коню, начал распутывать ремни, припасенные для Маркерия, но Немой не бросился на парня, а спокойно слез с коня, подошел к увязшему возку, приладился, легко выбросил задние колеса на сухое, потом вытащил и передок, дернул в сторону вместе с возком и лошадку, она отчаянно забарахталась в болоте, напряглась всем телом и тоже вырвалась наконец на твердое. Оратай смотрел на все это как на чудо, смотрел и Маркерий, забыв, что ему нужно убегать. Немой сердито взглянул на хозяина возка, тот встрепенулся, скорее схватился за вожжи, пробормотал:

- Вот это так! Вот это тебе не как-нибудь, а впрямь-таки так!

А Стрижак, не дождавшись помощи от Немого, сам подбежал к Маркерию, и начал связывать ему руки, хотя хлопец и отбивался, правда, вяло и безнадежно, так поразило его все, что произошло у него на глазах: тот человек, которому он охотно пришел на помощь, ради которого рисковал своей свободой и лишился ее, теперь преспокойно сел на свой возок и покатил дальше в серые сумерки плавней, даже не оглянувшись, не сказав ни слова хлопцу, не одарив его хотя бы взглядом сочувствия.

Два темных всадника взяли его между коней и погнали назад, туда, откуда пришел, откуда бежал.

Немой до сих пор еще не мог определить своего отношения к Маркерию так много переплелось для него в этом еще несколько дней назад таком беззаботном и беспечном, а сегодня глубоко несчастном хлопце: и то, что был он сыном Лепетуньи, и что стал вернейшим товарищем Светляне, и что показал мостищанам, как можно выступать в новом качестве на мосту. По правде говоря, Немой не верил, что у хлопца могло что-нибудь произойти с Воеводихой, а если и произошло, то не по его вине, а по вине той дикой женщины, к тому же дела между двумя всегда принадлежат только им самим, для других они темны и недоступны, когда же вмешиваются посторонние, тогда добра не жди, и правды не ищи. Кроме всего, Воеводиха была для Немого слишком необычной, хищно-темной женщиной, чтобы верить первому ее слову. Что-то здесь было не так, что именно - распутать Немой не умел, поэтому и не очень рвался в помощники Стрижаку, хотя и не мешал ему связывать Маркерия. Лишь теперь, когда Стрижак норовил наехать конем на хлопца в темноте, Немой каждый раз сворачивал своего коня в сторону, чтобы дать Маркерию возможность посторониться.