Эриенн не решилась признать, как близки к истине были его слова. С того времени, как они расстались, Кристофер Ситон слишком уж сильно занимал ее мысли, и она бы с радостью выбросила его из головы.
— Скажу тебе откровенно, девочка. Я не знаю, что на тебя нашло. Ты рвала и метала из-за того, что Смедли Гудфилд пристал к тебе. Но ты же отлично понимаешь, что он имел бы право на это, если бы женился на тебе.
Внутри у Эриенн все сжалось от отвращения:
— Именно поэтому я и ушла. Я не могла вынести даже мысли об этом.
— Ах! Ах! Ах! — Эйвери посмотрел на дочь, глаза его сузились. — Ты стала очень разборчивой, да? Когда этот плут Ситон хватал тебя, ты и не пикнула. А тут появляется порядочный мужчина, подумывающий о женитьбе, и ты начинаешь так привередничать из-за того, где оказались его руки. Раз уж ты таких строгих правил, то, может быть, хоть понимаешь, что мистер Ситон не собирается на тебе жениться. — Он усмехнулся, словно это предположение его развеселило. — О, сам-то он был бы совсем не прочь улечься на тебе, дерзко и смело, и повеселиться от души. Конечно, если ты примешь и взрастишь его семя, от таких, как он, можно ждать только одного. Он оставит тебя с маленьким крошкой в животе и совсем без какого-либо мужа.
Щеки девушки запылали от грубости отцовских слов. Не желая видеть его веселой ухмылки, Эриеии отвернулась в сторону и тихо произнесла:
— Нет никакой необходимости беспокоиться из-за мистера Ситона. Это был последний человек, на котором остановился бы мой выбор.
Эриенн повторяла эту фразу уже не в первый раз, и теперь она звучала с каким-то оттенком неискренности и для ее собственных ушей.
— Ха! — Эйвери саркастически и недоверчиво хмыкнул. — Первый, может быть! Но уж никак не последний! Готов биться об заклад, старик Смедли занял бы место на ступеньку, а то и на две ниже твоего распрекрасного мистера Ситона.
Глава пятая
Если в природе и существовал такой феномен, как серый альбинос, то следующий претендент на руку Эриенн наверняка был именно им. С волосами мышиного цвета, землистым лицом, водянистыми серыми глазами и синевой вокруг губ Харфорда Ньютона вряд ли можно было описать как-нибудь иначе. Его пухлые серые руки всегда были потными. Он носил платок, которым беспрерывно вытирал толстые губы и нос, с которого все время капало. Несмотря на свои большие размеры, он, казалось, очень сильно страдал от зимних холодов. Хотя в тот день погода была мягкой, не очень морозной, он спрятал в высоко поднятом воротнике мало различимую шею и намотал вокруг нее шарф. Своей тучностью и манерой держаться он очень напоминал переспевшую дыню, которая успела размякнуть. Был он не то чтобы очень жирным, но каким-то дряблым и рыхлым. Своими повадками он напоминал изнеженного домашнего кота, избалованного и высокомерного. Однако в отличие от кота глаза его, если смотреть в них прямо, как будто пятились и скрывались в глубине круглого лица.
При мысли, как он будет нетерпеливо возиться рядом с ней в кровати и тянуться к ней этими горячими влажными руками, Эриенн охватила сильная паника. Она припомнила времена, когда еще ребенком переусердствовала в беге наперегонки на вересковых пустошах и ее сильно тошнило. Что-то примерно подобное она испытала, когда взглянула на Харфорда Ньютона. Осознание того, что этого жениха она не сможет выносить ни при каких обстоятельствах, крепко сдавило ее голову, словно лед, сковавший небольшое озерцо. А в центре этого озера кошмаром всплывали слова Кристофера. Он был самонадеян в своей уверенности, что его она стерпит скорее, чем любого из своих женихов. Эриенн было досадно, что он, видимо, оказался точен в своем предположении.
Усилием воли Эриенн заставила себя внешне сохранять прохладную вежливость в отношениях с этим человеком. Она отклонила его настойчивые ухаживания, безнадежно рассчитывая, что скоро до него дойдет смысл ее отказов. Но с каждой минутой ее тошнило все больше. Верхней частью руки он касался ее груди, а ладонь все время тянулась к ее бедру, как будто он уже заявил на нее свои права. Эриенн опасалась снова испытывать терпение отца, но когда ее отчаяние достигло предела, извинилась и вышла. Поспешно скрывшись в своей спальне, она отказывалась обращать внимание на отцовские угрозы и вернулась в гостиную, только когда убедилась, что Харфорд Ньютон оставил дом и вряд ли вернется. Когда она увидела, как экипаж ее уже бывшего жениха отъехал от дома, то глубоко вздохнула от облегчения. И все же от понимания того, что ей придется столкнуться с яростью отца, чувство удовлетворенности быстро улетучилось. Когда Эриенн рискнула возвратиться в гостиную, то обнаружила, что отец наливает себе добрую порцию виски. Девушка вся напряглась, когда отец повернулся и посмотрел на нее зловеще.
— Мне почти что пришлось вставить ему в нос кольцо, чтобы привести сюда, девочка, и я клянусь, глаза его загорелись, когда он увидел тебя, Я был уверен: наконец-то мы нашли того, кто нам нужен. Но ты!.. — Он махнул рукой в негодовании. — Но ты и твои возвышенные манеры! Да у тебя не будет никакого жениха!
Эриенн вскинула голову и натянуто засмеялась:
— Ну что ж, пока еще есть предложение мистера Ситона.
Эйвери стукнул кулаком по столу, глаза его сверкнули.
— Да мне лучше, чтоб вы оба сгорели в адском пламени, чем видеть, как он опять схватит тебя своими руками!
Эриенн снова засмеялась, чтобы скрыть боль в голосе:
— Правда, отец! Ваша забота трогательна, но то, как вы оцениваете меня, хотя бы в фунтах стерлингов, просто удивляет.
Некоторое время Эйвери смотрел на дочь, его глаза пронзали ее насквозь.
— А что же, ты думаешь, я буду делать, чтобы сберечь твою проклятую непорочность, девочка? Проведу остаток моих дней в долговой тюрьме? — Он ухмыльнулся. — О, я потратил какие-то деньги на то, чтобы немного развлечься игрой в карты. Но я много израсходовал и на тебя, и на твоего брата. Думаю, было бы любезно с твоей стороны хоть немного отплатить мне и найти себе мужчину, у которого в кошельке водилось бы кое-какое золото и который смог бы закрыть глаза на отсутствие такового в твоем кошельке. Я не прошу многого. Тебе достанется больше. Но нет, ты хочешь отправить меня в Ньюгейтскую тюрьму ради своей проклятой девственности.
Эриенн отвернулась, чтобы скрыть появившиеся на глазах слезы:
— Да, своей. И мне решать, хранить ее или проститься с ней. Но она мне достаточно дорога, чтобы поберечь ее от тех, кого вы приводите в дом. Конечно, какое вам дело? Вы фыркаете, как почуявшая свежий след гончая, и оставляете свою собственную дочь биться с этими животными один на один.