парни?
– Да не юли ты, Росомаха, смысла нет. Думаешь, непонятно, что это ты ее охраняешь? Мне пацаны все доложили – провожают ее двое, по очереди. Один на «Оке», другой на ржавой «девятке». Грамотный выбор, на такие «корыта» внимания никто не обратит, а девочка под защитой. Только чего ты боишься, Жора? К чему такой серьезный подход? Ей что, грозит что-то? Если это из-за моих выступлений, то отзывай бойцов, не трать деньги, они лишние не бывают. Ну, не хотел я ее пугать, просто характер такой, извини.
Медленно до Егора начало доходить, что…
– Ты хочешь сказать, что за… Алиной ведется слежка? И причем только по вечерам?
– Да нет, конечно, почему только по вечерам? Какой же ты тупень, парень… Еще раз – с утра и до отбоя, по расписанию.
– Погоди, Коль, ты ведь только что мне сказал «ежевечерне». Или мне послышалось? Или я чего-то недопонял?
– Да не расстраивайся ты так, Жора. Давай я тебе еще раз объясню, медленно. Я за ней приставил ребят Коробковых присматривать, так они ее всю неделю «водят». Помнишь братьёв Коробковых? Должен помнить, это ведь ты помешал им привезти ее в мой штаб для разговора. Кстати, они почему-то и на нее тоже злы. То есть на тебя злятся, но и на нее отдельно. Не знаешь, в чем дело? А то они мне никак не объясняют, а я секретов не люблю.
Егор пропустил мимо ушей Колькино любопытство и медленно, очень медленно задал свой вопрос:
– Какого фига, Коля, твои Коробковы ее «водят»?
– Да не «водят» больше, не пузырись ты так. Вот позвоню и отменю приказ. Хватит им уже бездельничать, пора на склад к штурвалу автопогрузчика. Но рассуди сам, Жора, должен я был какие-то меры принять? Конечно, должен. Трясти я ее не стал, чтобы тебя не задевать, а последить – почему бы не последить? Вдруг что интересное в результате наклюнется, согласен? Но ничего интересного, кроме того, что ты ее опекаешь, я не выяснил. И чего ты так распсиховался, Жор? Ну, извини, больше не буду. Сказал же, отзову прямо сейчас. Хочешь, при тебе звонок сделаю?
Егор выбрался из-за стола, подошел к Ревякину и стал напротив. Сунул руки в карманы брюк и незаинтересованно спросил:
– Твои Коробковы уверены, что на «корытах» провожают именно ее?
– Не уверены, – быстро ответил Колька.
Когда он загрузился в свой «Лексус», то прежде чем повернуть в зажигании ключ и выехать из тесноты узких заводских проездов на просторы Ленинградского шоссе, извлек мобильный и сделал вызов.
– Толян, ты? – спросил он на всякий случай, хотя было слышно и понятно, что это именно Толян. – Короче, наблюдение не снимай, но, если что, вмешайся. И вот еще. Мне надо знать, что за ребята ее пасут. Не спугните только раньше времени, а то я вас знаю. Все. Отбой.
И нажал на кнопку отбоя.
Катя Демидова разрывалась между серверными. Надо же такому было случиться, что именно тогда, когда дорогой шеф и руководитель группы сисадминов Валера Сёмин взял двухнедельный отпуск и отбыл на байдарках по студеным речкам Карелии, третий член их маленького коллектива, Рома Голомедов, удумал занедужить простудой и взять больничный лист.
Катя более пяти лет работала на фирме в должности системного администратора и была опытным специалистом. В июне она отметила свои тридцать три и сразу же твердо велела себе не расстраиваться. Расстраиваться она начнет, когда грянет тридцатипятилетие, а лучше и на этом не заостряться. Вон Лера Бурова в свои тридцать семь не выглядит несчастной, не говоря уже про Кирееву Надежду Михайловну.
Киреева – женщина удивительная и редкая. В свои, страшно представить, сорок шесть она прекрасно выглядит, будоражит мужчин и изводит злой завистью женщин, причем довольно молодых. И не делает секрета из того, как это ей удается.
– Побольше любите себя, дурочки, – вбивала она в головы Кате, Лере и Алине. – Кто, кроме вас самих, будет вас любить? И никаких глупых бабьих жертв, забудьте. А то новый компьютер – сыну, дубленку за две тысячи евро – мужу, а я в старой ночнушке посплю, потому что все равно никто не видит… А потом, главное, они удивляются, как это так случилось, что у ее мужа завелись бабы на стороне? Лично я никогда экономить на себе не буду. И за кремом для лица не в супермаркет поеду, чтобы схватить с полки, что первое под руку попадется, лишь бы подешевле, а в аптеку – за космецевтикой от «Vichy». Что значит дорого? А ты, милый, зарабатывай больше, коли семью завел. Крутись, не филонь. Кто за тебя деньги добывать должен, чтобы твою жену содержать? А слово «эмансипация» вообще забудьте. Какая, на фиг, эмансипация? Вам что, непонятно, что вся эта идея о женском равноправии мужиками придумана? Чтобы у них было обязательств поменьше и чтобы работать поменьше, а деньги тратить только на себя, любимых.
Тут больная эмансипацией Валерия попыталась было вякнуть, что не желает зависеть от какого-то там мужика, хоть бы и от мужа, но Киреева безжалостно ей ответила:
– Это у вас, Лерочка, еще детей нет. А вот как решите обзавестись, как начнут они болеть, а вы с ними сидеть на больничном по шесть раз в год, вот тогда и поговорим о вашей женской независимости. Идет?
Валерия тогда не нашлась, что ответить.
Катя подумала, но тоже не нашлась. Вот, например, хочет она быть независимой от своего Демидова?
Да нет, пожалуй. Ей приятно, что муж о ней так печется и что о дочке, о Вике, хотя она ему и не родная, тоже так печется. Он даже пытался как-то уволить Катюшу из сисадминов, пользуясь мужниной фантомной властью. У них был, и не один, трудный разговор, когда Олег орал на Катю, называя ее «упрямой эгоисткой». Орал, что она должна беречь силы и здоровье для семьи, а не гробить себя на каторге ради процветания капиталиста Лапина и компании. Что денег у них завались, а если Катерине их мало, то он напряжется и заработает еще! И т. д., и т. п…
Хорошо, что Вика при сем не присутствовала, а то еще неизвестно, чью бы сторону приняла. Катя с трудом отстояла свое право быть трудящейся женщиной, но не из-за идеи какой-то там независимости, а потому что ей очень, просто очень нравится ее работа.
Демидов не то чтобы понял, скорее устал с ней спорить. Ей было милостиво разрешено продолжать «сисадминить», но, как он выразился, до первого звоночка. Катя не