барышень я имею в виду, у каждой в голове один главный вопрос: как ей себя вести, когда я начну ее на диван укладывать? Ответы, видно, были разные, но вопрос один на всех, так сказать, общий. А зачем мне эти макаки малолетние? Да хоть бы и в возрасте?.. У меня Нелька есть, я ее люблю, другие мне и на фиг не нужны. Вот скажи, что я там у них могу невиданного обнаружить? Пипиську какую-нибудь не такую? Или еще что не такое? И потом, Егор, с Нелькой все по-человечески, она меня знает, с пониманием относится, любит, наверное. А с этими я что, должен напрягаться, изображать супермена и спортсмена? И следить, чтобы все было путем и на должном уровне? Ну на фига?!
Егора жутко раздражали все эти излияния, и он едко подумал:
«Естественно, старый ленивый кабан, естественно. А ты как считал? Настоящий мужик всегда должен быть на уровне».
Но холодной змейкой прошелестела по сердцу паника:
«А сколько еще ты, милый, будешь на этом самом должном уровне? Год? Десять лет? Или только месяц?»
Толстокожий Ревякин невозмутимо продолжал:
– А у макак этих знаешь, как мозги устроены? Их даже мимолетно такая мысль не посещает, что они здесь исключительно ради делопроизводства и ответов на входящие звонки. Их тут же паника прессовать принимается, оттого что босс не посягает! Значит, не понравилась, разочарован и скоро турнет совсем. Что дальше они предпринимали, догадываешься? Правильно, попытки расшевелить. Веришь, прихожу вечерами домой, ни в чем не виноватый, а на жену глаз поднять не могу, как будто целый день не фирмой управлял, а макак за все места лапал. Главное, Нелька моя что-то себе придумывать стала. Нервная сделалась, злая. До меня не сразу дошло, что к чему, но потом она сама не выдержала и такую мне Варфоломеевскую ночь закатила, просто мама не горюй. Сообразил: ревнует. Объяснять бесполезно, вбила себе в голову, что я на этих макак западаю, а все оттого, что она меня старше, а теперь, после вторых родов, и вовсе подурнела. Жор, ну, какая там старше? Всего на четыре года. Это при повальных пятнадцати-двадцати. Короче, обиделся я на нее, что пургу всякую несет, но и понял – что-то надо менять кардинально. Турнул очередную дуру, снова дал объявление. И тут приходит ко мне на собеседование этот бледный овощ. Конечно, я его сразу взял, ухватился как за помощь свыше. И ни разу не пожалел впоследствии, веришь? Особенно после одного случая. Да он меня просто спас тогда. Сейчас расскажу.
Колька затушил окурок в крохотной металлической пепельнице и покрутил головой. Заметил бар-холодильник, встроенный в стеллаж, и спросил, а не дадут ли ему минералочки?
Егор молча извлек из бара полторашку «Нарзана», разлил по стаканам. Колька тремя глотками опрокинул минералку внутрь, вытащил еще одну сигарету, и рассказ продолжился.
– Короче. Было это в мае. Не важно. Короче. Нужно мне было слетать по делам фирмы в Норвегию. Хороший контракт засветился. Естественно, летели вдвоем с Мареком. И вот происходит там со мной одна неприятная история. Значит, контракт мы заключили, договорились о том, что летом эти норвежцы ко мне сами подвалят. А до вылета в Москву еще почти сутки. Ну, так склалося. Решил поэтому немного развлечься. Марека отпустил – пусть, думаю, расслабится, как ему самому хочется, заслужил. Время было часов восемь вечера по-ихнему. Зашел в ресторанчик, на первом этаже в отеле. Отель – одно название. Два этажа, восемь номеров. Но культура, сервис – все на высоте. Европа, мля. Заказал что поесть и вискарика граммуличку. И заскучал… Эх, думаю, не надо было мне Марека отпускать, к чему это благородство… Он хоть и молчит в основном, но ведь слушает! И – что важно! – понимает. А здесь одна немчура за соседними столами. Ну, это я так, образно. Но и немцы были. И вот заприметил я парочку таких белобрысых через столик от себя и думаю: «А дай я с ними по-нашему, по-расейски». И отправил с официантом им бутылочку местного самогона. Приняли, заулыбались. Пригласили к себе за столик. Кое-как на московском английском я с ними объяснился. Что, типа, бизнесмен фром Москоу, Нык Ревьякин. Кто они по виду занятий, я так и не понял, но – Йохан и Андерс. Выкушали мы эту бутылочку, они оживились и тут же решили догнаться пивком. «Вот это по-нашему», – радуюсь я, глупышка. Но – приняли по кружечке, и их разморило, в номер собрались. Я не понял. Только же познакомились, говорю, вы что, мужики? А они уже на морды такие, блин, мины натянули, что я, типа, вошь, а они Виндзоры. Оба. Меня разобрало. Момент, говорю. И к бару порысил. Они что-то скумекали, решили обождать, но все еще с минами. А я подскочил к мальчишке и жестами ему даю понять, что желаю приобрести вон ту хрень, что в витрине под замком. Он поначалу не понял, хотел мне накапать в рюмку, но я все же убедил его, что беру весь пузырь, целиком. И выкладываю ему на стойку четыре евробумажки стольниками. Вижу боковым зрением, что мои «Виндзоры» замерли, и хоть мины по инерции у них на мордах те же, но шеи вытянули и ждут, в свой номер больше не торопятся. И тогда я им на подходе говорю: «Братишки! А выпьем-ка за дружбу и за страну нашу Россию!» И знаешь, не отказались. Однако в общем зале все-таки сидеть не захотели, а потянули меня к себе на второй этаж. Видимо, здраво предположили, что ужрутся они до свинского состояния и тому свидетели им не нужны. Жратвы у них в номере никакой. Заказать их жаба задушила. Что я хочу сказать, Жор, – жабы у них мощные. Они литр «Джонни Уокера» двенадцатилетней выдержки без закуси выхлебали, до донышка! Вместе со мной, естественно. Я только и успевал тосты произносить за наши великие братские народы и за наших же мудрых правителей. Последний мой тост был за доблестные победы на полях сражений, а потом я что-то уже не очень хорошо себя почувствовал. Короче. Очнулся и не могу вспомнить, почему я лежу в ванне, но без воды. И тут посещает меня догадка, что перебрал я в кабаке на юбилее у префекта, а теперь дома и залез в ванну, чтобы привести себя в порядок, а то Нелька ворчать начнет. А воды нет, потому что вытекла она. Видно, сморил меня сон, и я во сне ногой затычку задел, вода и