That feels like tragedyʼs at hand
And though Iʼd like to stand by him
Canʼt shake this feeling that I have
The worst is just around the bend
В воздухе что-то витает,
Словно предчувствие трагедии.
Хотя мне хочется остаться рядом с ним,
Я не могу побороть чувство,
Что худшее совсем рядом, за поворотом…
Amy Lee ©
Кажется прошло пять суток. Кажется. Находясь в этом холодном помещении, я сбилась со счета. То проваливалась в сон, то просто лежала на тряпье, тупо таращась в потолок. За эти несколько дней я убедилась лишь в одном: шайка Мухамеда затевает нечто ужасное. В полутемном помещении (то ли комната, то ли подвал) буквально воняло злом. Мне было страшно. Совсем не так, как в присутствии Клио. Там было что-то вроде напряжения. Здесь же витал «аромат» смерти.
Деревянная дверь распахнулась. Звука ключа, поворачиваемого в замочной скважине не услышала, значит, и не запирали даже. Абсолютно неосознанно догадалась, кто именно вошел в комнату. Хотя его и не было видно. Неизменная черная одежда позволяла арабу сливаться с темнотой. Он едва слышно вздохнул и медленно прошествовал в сторону окна.
— Замаскировалась, — недовольно цокнул Мухамед и раздвинул пыльные тяжелые шторы.
Солнечный свет ослепил меня, и я принялась чихать, при этом заглатывая очередную порцию жуткой пылищи. Араб обернулся ко мне, и взгляд его ох как ошеломил: жестокость и беспросветная безжалостность.
— Как самочувствие? — скривился он, скользя черными глазищами по моей фигуре.
Поджав под себя ноги, привалилась спиной к стене и отвернулась.
— Как грязная и голодная, — спокойно ответила я.
— А что так? Не устраивают условия содержания? Кавьяр получше с тобой обращался?
Я что-то уловила в словах Мухамеда. Некий скрытый намек. Мол, читай между строк: «Мало тебе не покажется».
И только в этот миг поняла, что никто со мной нянчиться не будет. Я — орудие в руках араба и «Черного Креста», а это значит — шутки в сторону, теперь мне точно конец.
— Что ты задумал? — спросила прямо и посмотрела Мухамеду в глаза.
Тот вздохнул, заложил руки за спину и прошелся по комнатушке. А мне лишь оставалось взглядом за ним следить и пытаться «прочитать» его.
— Не спешит Клио спасать тебя, — словно самому себе сообщил араб. — Вероятно ему нужен стимул для подвига.
Господи, не видеть бы мне такого выражения лица у мужчины никогда в жизни. Я знала, что это означает. Меня уничтожат…
Только липкий страх внутри. Только предчувствие беды. И пустота, которую никто не сможет заполнить. Меня оставили одну в этом изуродованном мире. Словно посмеялись или просто жестоко пошутили — там на небесах.
Никогда прежде не задумывалась о своей жизни, но сейчас вдруг захотелось узнать: почему я? Почему именно я попала в такое дерьмо? Судьба? Некое предназначение? Но меня ведь не спросили, смогу ли я все это вынести. Кто вообще решил, что мои худые костлявые плечи вынесут эту тяжесть?
— Он убьет вас… всех… — прошипела сквозь стиснутые зубы и встала, уставившись на араба взором исподлобья. — Даже не мечтай, что это сойдет тебе с рук. Ты держишь меня здесь хрен знает сколько времени. Он придет и тогда…
— Очнись, Летти! — огрызнулся Мухамед. — Ему плевать на тебя. Он явится сюда из принципа. Я задел самолюбие Кавьяра, и он с ума сейчас сходит от того, что его игрушка оказалась в лапах самого ненавистного врага… уймись, девчонка. Тебя никто убивать не собирается…
Но лучше бы убили.
Араб ушел. Еще два часа стояла гробовая тишина, и я как-то незаметно провалилась в сон. Разбудили отнюдь не нежно: ведро холодной воды.
— Охуели, блядь?! — проорала не своим голосом и вскочила. — Что… такое?
Ошарашенно вытаращилась на четверых мужиков, передвигающихся по комнате с таким видом, словно меня здесь нет. Они раздевались, громко переговариваясь, а меня начала бить дрожь: и от холода невыносимого, и от ужаса, сжавшего сердце.
Мухамед был пятым. Он вошел в комнатушку, ставшую немыслимо тесной, и дверь за собой плотно закрыл. Поспешно освободился от одежды. Один из мужиков так и остался в джинсах и свободной рубашке. Но увидев в его руках видеокамеру, внутри все окончательно оборвалось. И я закричала. Совершенно безумно и во все горло, абсолютно свихнувшись от предстоящего кошмара. Ведь я уже была знакома с жестокостью и болью.
Удар пришелся в область солнечного сплетения. Мухамед решил таким способом приструнить меня. У него получилось, потому что я, задохнувшись, сложилась пополам и упала на колени.
— Камера, мотор … и-и-и… начали! — посмеиваясь, произнес араб.
Руки были повсюду. Они разрывали мою одежду — то единственное спасение, которое осталось. Но лишив и его, принялись больно дергать за грудь и таскать за волосы…
Я теряла себя… еще не дошло до самого страшного, а мое сознание начало заволакивать туманом.
Гогот ублюдков то приближался, то отдалялся. Кто-то повалил меня животом на лохмотья, являвшиеся моей временной кроватью.
— ПОЖАЛУЙСТА! — выкрикнула не помня себя, и попыталась встать. Слезы душили изнутри, но так и не вытекали. Перешла на шепот. — Не надо…
Мухамед, — это был именно он, — неприятно бормотал что-то над самым ухом. Камера мелькала перед глазами, пытаясь запечатлеть момент моего унижения, оскорбления и уничтожения. Было настолько страшно, что я не сразу сообразила — прижали к полу.
Двое, ухватив за щиколотки, растянули меня, а араб с силой ткнулся членом между ног. Затем выругался и выкрикнул:
— Смазку подай!
Вылив мне на ягодицы жидкость, мерзко воняющую клубникой, Мухамед совершенно отчетливо произнес:
— Смотри, Клио, как мы сейчас насладимся процессом.
И грубо вонзился в мое окаменевшее от происходящего тело.
— МА-МОЧ-КА!!! МАМА!!! — срываясь на истерический визг, заорала я, мечтая о смерти.
Пусть никто никогда меня не найдет. Пусть я здесь умру. Пожалуйста. Пожалуйста. Умоляю, прекратите это кто-нибудь…
Но это не прекращалось. Лишь принимало ужасающе жестокие повороты. Я задыхалась от боли… меня рвали на части… смеялись, унижали.
Насиловали в анус, насиловали все тело…
Переворачивали и пихали члены в рот… камера продолжала снимать все в мельчайших подробностях…
— Что? Скажи, малышка, что ты сказала? — рванул за волосы Мухамед, вырывая меня из прострации. — Вот сюда смотри… Ох… какое же у тебя лицо… как у шлюхи потасканной. Взгляните, ребята… — хохотал араб, словно одержимый, тыкая меня носом в камеру. Глаза закатывались. Но отключиться не позволяли. — Вся в сперме, с пересохшими губами. Взлохмаченная. Хм… чего-то не хватает… парни?